Об отце ребята знали мало. Он был гангстером, руководил группировкой, состоящей из крутых чёрных ребят с пистолетами и раскладными ножами. И погиб он на разборке, когда одна банда за городом столкнулась с другой. Мать двоих детей, близнецов, привыкшая жить за счёт мужа, с трудом выносила тяготы нелёгкой жизни. К счастью, нашёлся добрый человек по имени Гарри, который взял на себя некоторые расходы. Он хорошо относился к Элизе, к её детям, обещал жениться, купить дом в Калифорнии, прямо в Лос-Анджелесе, недалеко от Голливуда. Но вскоре его бизнес не заладился, и Гарри сам попросил любимую женщину о помощи. Работа стриптизёрши в одном из небольших пип-клубов на окраине Нью-Йорка могла приносить неплохие деньги.
– Не стесняйся, сладкая, это всего лишь танец. У тебя прекрасное тело. Почему бы им не заработать?! – Гарри обладал силой убеждения, был настойчив и трудности переносил с улыбкой. Чем-то напоминал её мужа. Да и не в том положении была Элиза, чтобы отказывать. Гарри давал ей деньги на повседневные траты, необходимые красивой женщине, вывозил на природу. К тому же, он имел друга, который позволял детям Элизы бесплатно заниматься в секции каратэ и ходить в бассейн.
Бесхарактерная, меланхоличная, но хорошая собой женщина согласилась. С невинной подработки и началось… Днём её подбадривал Гарри, его друзья и знакомые, а вечером и ночью – подстёгивали кофе, алкоголь и лёгкие наркотики. В качестве допинга затем добавился и более крепкий наркотик, исключительно чистый: привыкание к нему мгновенно, а избавлением мнятся иллюзии, создаваемые замученным и омрачённым сознаньем. Появились постоянные клиенты, заработок увеличился в два, а то и в три раза. Элизу приглашали на вечеринки, и в один прекрасный день она вдруг поняла, что никакой дом Гарри не купит, что у неё ничего нет, кроме работы проститутки.
Дети не знали о новой работе матери. Однажды Эндрю в секции каратэ разбили губу и поставили синяк под глазом, но он принёс первую награду, победив в спарринге своего соперника из другого клуба. Теперь серебристая медаль висела над его койкой, и он смотрел на неё, гордо улыбаясь. Благодаря занятиям он стал уверенней в себе, у него появились друзья, гораздо старше, чем он. А Джейк, по-прежнему тихий и замкнутый в себе мальчик, в отличие от брата не хваставший силой, углубился в чтение художественных книг. Хотя раньше он терпеть не мог это занятие. Теперь же в нём будто открылась заслонка, обнаружив потайное пространство. Он стал ходить в библиотеку и просиживать там часами.
Был странный день, пугающий серостью и холодом в конце сентября. В это тоскливое утро Элиза недомогала, её морозило. Она почувствовала неладное сразу, вдохнув свежий воздух, ворвавшийся в спальню из приоткрытой форточки. И Гарри, проснувшись, тоже выглядел хмуро. Тяжело встав, не торопился на работу. Покурил, допил вчерашний виски. Ответил на звонок по телефону, кивнул и с надеждой посмотрел на Элизу. Женщина не могла признаться, что ей нездоровится: на кону стояло не только уважение клиентов, но и расположение Гарри. Последнее время он и так мало разговаривал, находясь в задумчивости. Только Джейк, внимательный сын, заметил:
– Мам, как чувствуешь себя?
– Спасибо, Джейк, нормально, – подав омлет, Элиза кивнула.
– Работаешь много.
– Труд закаляет и женщину, – недовольно сказал Гарри, причё-сываясь перед зеркалом.
– Мам, оставайся сегодня дома. Я что-нибудь приготовлю, – ласково улыбнулся Джейк. Он будто предчувствовал неладное.
– Менсфилд обещал устроить нам спарринг, – восторженно произнёс Эндрю, забежав на кухню. – После школы надеру тебе задницу, братишка!
– Этого ты не можешь знать наверняка, – возразил Джейк. – Мы занимаемся одинаково…
– Не скажи, – ухмыльнулся Эндрю. – Посмотрим…
– Завтракайте, ребята, и не опоздайте на школьный автобус, – тихо сказала Элиза.
Выйдя из дома с Гарри, обратно она не вернулась. Ночью с высокой температурой её доставили в госпиталь имени Джона Кеннеди в Нью-Йорке. Сбить жар смогли, но внезапно открылось внутреннее кровотечение. Оказалось, что она болеет редкой болезнью сосудов, стремительно прогрессирующей при повышении температуры.
Дети пребывали в полном неведении, а Гарри не появлялся. Наконец позвонили в полицию, заявив о пропаже матери. Через некоторое время узнали, что мама госпитализирована. Ночью они не спали, а утром вместо школы поехали в больницу. Но увидеть маму им не разрешили: рано утром она умерла, не выходя из комы. Братья Спенсер были готовы разнести госпиталь. Они напали на дежурного врача, грозили придушить, если не покажет маму. Тот вызвал охрану, и детей, заплаканных и рассерженных, доставили в участок. Там выяснилось, что теперь они – сироты. Эндрю и Джейк очутились в приюте для несовершеннолетних. Отчаянно злые на судьбу, они пытались бежать оттуда, но не получилось.
Пятнадцатидюймовый слой снега лежал на дорогах. Дворников на улицах работало небывалое количество, повсюду гудели грейдеры, грузовики вывозили снег за город. Закрыли школы и офисы, редко проезжали машины. Огромное количество снега и гололёд – редчайшее явление перед Новым годом. Подобное было только лет тридцать назад, когда каждая третья машина оказалась разбита: уровень ДТП увеличился тогда чуть ли не в сто раз. И теперь страховым компаниям и властям Нью-Йорка было выгодней на день-другой устроить краткосрочный отпуск офисам и школам.
С неба медленно падали хлопья снега. Они опускались на гранитную мостовую и на синие крыши работающих грейдеров. За окном – холодно, бело так, что рябит в глазах. И в этот снежный и пустой день Джейк чувствовал облегчение. Даже бунтарь Эндрю как будто не скучал, нашёл занятие по душе: играл в настольную игру с мальчишкой, с которым почти всегда дрался.
В приюте стояла невероятная тишина, дети с восторгом смотрели в окна на белевшие свежие кучи снега и на синие «железяки на гусеницах», снующие взад и вперёд по дорогам. Потом послышались голоса воспитателей, донёсся с лестницы тихий топот множества ног.
На пороге комнаты возник невысокий и немолодой человек. Лысеющий, как многие пожилые люди, с тонкой сединой на висках. В тёмно-коричневой расстёгнутой куртке с металлическими пуговицами и в спортивной шапке не по сезону. Он смотрел на играющих детей с тем печальным умилением, с которым глядят на бездомных или попрошаек. Широкий лоб бороздили длинные морщины, подрагивали губы, словно он хотел что-то сказать и не мог. У гостя был знакомый, резко очерченный подбородок с ямочкой, и когда Джейк заметил его пристальный решительный чёрный взгляд из-под густых бровей, то невольно отпрянул от окна. Сердце забилось чаще, в груди стало теплей. Мальчику показалось, что когда-то он уже видел пришедшего. Эндрю перестал играть и тоже с интересом, но и с лёгкой недоверчивостью взирал на гостя. Некоторое время тот стоял и думал о чём-то, переводя добрый и, казалось, родной взгляд то на Эндрю, то на Джейка. Наконец, с трепетом и болью в голосе, спросил:
– Эндрю, Джейк, не узнаёте?
И глаза его повлажнели.
Человек, который пришёл за детьми, был Ирвин Валентайн. Дальний родственник отца – его троюродный брат из Вирджинии. Работники приюта разыскали Валентайна по его, найденным в доме Спенсеров, письмам к погибшему отцу Эндрю и Джейка. Связались с ним и к огромной радости узнали, что мужчина готов взять на себя бремя ухода за мальчиками. Одинокий, он словно искал того, кто мог хоть как-то разогнать тоску, проклятым призраком висевшую над ним.
Оформление документов не заняло много времени. Ирвин забрал парней. Ошеломлённые, растерянные, молчаливые, они покинули приют и последовали за дядей. Признаться, и сам Ирвин переживал не меньше. Начало новой жизни решили отметить посещением ближайшего «Тако Бел», перекусить гамбургерами, попить бодрящей кока-колы.
Пока мальчики жадно поедали золотистый картофель-фри, Ирвин пристально всматривался в их лица, пытаясь найти сходство с погибшим братом. Если хочешь, то обязательно найдёшь – они действительно чем-то неуловимо напоминали своего отца: поворотом головы, улыбкой, тем, как один из них утирал рот салфеткой. Конечно, они – часть давно потерянной семьи и помогут ему избавиться от одиночества. «Может, именно они мне нужны больше, чем я им? Да, так тому и быть! И трудности впереди, но вместе преодолеем», – подумал мужчина, и ему стало теплее на душе.
Однако самое нелёгкое ещё предстояло пережить. Тревоги и чувство неуверенности в завтрашнем дне не раз посещали Ирвина. Он был не слишком внимательным отцом и закрывал глаза на многие поступки ребят. Сторонился проблем, считая, что Эндрю и Джейк справятся с ними сами.
В школе Джейк рисует в тетради вместо того, чтобы учиться. Бог с ним – скоро повзрослеет, упрекать его за это необязательно. Эндрю часто выказывает агрессию по отношению к одноклассникам. Драку в спортзале он объяснил тем, что его не только не признавали за капитана команды, но и пытались отбить подругу. Директор школы вызвал Ирвина на серьёзную беседу. Даже намекнул, что воспитание детей – дисциплина тонкая и не каждому даётся. Когда Ирвин думал над вопросами воспитания, его начинало трясти, возвращалась неуверенность. Тягостные мысли нарушали гармонию.
Разговаривать с мальчиками порой было трудно – они столько пережили, но не понимали простейших вещей. Ирвина они считали опекуном, который распинался по пустякам и иногда страшно надоедал. Наконец, в силу сложившихся обстоятельств, он запланировал переехать из нью-йоркского гетто – мальчикам нечего делать среди необразованных людей, наркоманов да бездельников. Эндрю и Джейк воспротивились переезду. Первый, обладая трудным характером, мечтал стать гангстером, как отец. Всем противоречить и слушать только себя – это Эндрю унаследовал от папы, от мамы ему достались лишь карие глаза и кудрявые волосы. Найти с ним общий язык оказалось тяжело. Второй – скучал по матери и мог долго молчать, уходя в таинственный мир своей души. Нравоучения дяди пропускались мимо ушей: как отмахиваются от надоевшей мухи, так подростки отказывались принимать требования опекуна. Он мучился сомнениями: правильно ли поступает, ограничивая свободу мальчиков? Но как не ругать ребят, если задерживались на улице, ни о чём не рассказывали, безобразничали? Ирвин разбирался в технике, в комиксах (когда-то он охранял магазин книг), в фильмах, знал множество интересных историй, но пацаны видели в нём не родного человека, а лишь того, кто их приютил. Эндрю, Джейк и дядя жили в одной квартире, но по-прежнему оставались чужими друг другу. Каждый обитал в своём обособленном мире и не интересовался другим. Эндрю гулял с подругой, возвращался поздно, нередко от него пахло табаком, алкоголем. Однажды его, подвыпившего, привёл полицейский. Ирвин заплатил большой штраф, пообещал принять меры.
– Будет жаль, сэр, если вас лишат родительских прав! – предупредил полицейский. – Желаю разобраться.
– Ладно тебе, Ир, – уязвлённо отмахнулся Эндрю. – Ему показалось…
– Ты наказан! Неделю никакого телевизора и плеера.
– Дядя!..
Тут они начали кричать друг на друга, и парень с плачем закрылся в комнате.
А Джейк несколько недель сидел за компьютером и делал домашнюю работу. Он сказал, что учитель по искусству, близкий по духу человек, объявил конкурс на лучшую пьесу, и победитель самостоятельно поставит её в школе. Первый этап конкурса мальчишка прошёл: идея и сюжет понравились учителю, оставалось подготовить сам текст. Дядя Ирвин даже не пытался попросить почитать пьесу – знал, что Джейк откажет. Вечером дядя пришёл с другом и коллегой по работе – толстяком Тони. Оказывается, Тони будет охранять Санта-Клауса при раздаче подарков детям на Рождество. Акцию проводит популярная сеть мегамаркетов «Гигант». Тони, темнокожий толстяк с ирландскими корнями, дал два купона Ирвину. По ним дети получат подарки прямо из рук доброго Санты в любом месте, где проводится акция.
Через несколько недель Валентайн с парнями всё-таки переехал из пыльного и шумного Нью-Йорка в спокойный и чистый пригород Вашингтона – Роквил, сняв квартиру на его западной окраине. Здесь Ирвин устроился охранником в магазин игрушек в центре. Дядя – не простой охранник, а с правом ношения травматического пистолета и дубинки. Это, пожалуй, то немногое, что знали о нём Эндрю и Джейк.
А ещё он мечтал. На выходных он медленно потягивал пиво или виски, сидя в полумраке большой комнаты и тихо слушая симфонии на старом проигрывателе, и говорил, что хотел бы увидеть любимую женщину, которую помнил всегда и вспоминает сейчас. Рассказывал о её красоте, доброте и заботливости. Но никогда не открывал причины их расставания. Слушая воспоминания нетрезвого дяди, парни понимали, что о горьких страницах жизни не хочется говорить. Они и сами старались не обсуждать друг с другом судьбу своей несчастной семьи. Стоило вспомнить о маме, на глаза наворачивались слёзы, а плакать в их возрасте – недопустимо. Становилось жалко и маму, и себя, и даже дядю. Вопрос с женщинами Ирвином решался довольно просто – изредка они появлялись в спальне дяди, но наутро от них оставались только запах духов и какие-нибудь забытые мелочи – губная помада, шпильки, резинки для волос и прочая ерунда. Мальчишки замечали, что даже к таким «одноразовым мамам» дядя относился бережно – не хамил, не позволял ничего лишнего в разговоре, вёл себя не так, как их отец, которого они помнили довольно смутно, но то, что осталось в памяти от отца, всегда пахло спиртным, крепким табаком и отличалось не всегда приятным для уха словом. Ирвин – человек чересчур сердобольный и доверчивый – не шёл ни в какое сравнение с отцом, известным нью-йоркским гангстером.
Новый год – время радости и добрых перемен. Повсюду разноцветные гирлянды, акции. Дядя Ирвин купил старенький «Форд», обещал и ребят научить водить машину, как только выберутся за город. Он приготовил необычные подарки, по крайней мере, так сказал. Такие подарки, которые никто никогда им не дарил. Однако вместо того чтобы сблизиться с ним и каждое утро говорить: «Доброе утро, папа!» или, на худой конец: «Привет, Ирвин!», Эндрю объявил бойкот, причиной которого стало отсутствие дяди на показательных выступлениях по каратэ в школе, хотя в тот день он как раз был свободен от работы. Ко дню, когда продемонстрирует своё мастерство, накопленное за время тренировок, парень готовился долго. Каждый день они тренировались с братом во внутреннем дворике, отрабатывая удары и приёмы. Но какое же выступление, если по выходным дядя приводил домой женщин?!
Эндрю решил отомстить. Он взял без разрешения пистолет дяди. Нашёл пули, зарядил. Уходя, оставил записку, но не для дяди, а для Санта Клауса, если тот вдруг заглянет. Прочитав её, Ирвин ужаснулся, сколько ненависти накопилось у мальчика. Джейк не знал, куда пошёл брат, он доделывал сценарий. Ни Санта Клаус, ни подарки его не интересовали. Между детьми и дядей Ирвином словно существовала прозрачная, но очень прочная стена, и он решил изменить тактику по совету одной из подруг: взять ремень.
Эндрю позаимствовал пистолет не случайно: хотел встретить Санту, как полагалось, по-гангстерски. Ведь тот никогда не дарил ему то, что мальчик загадывал или даже писал в записке. Юный гангстер отправился к мегамаркету «Гигант», где толстый и всегда весёлый Санта Клаус одарял детей. Около него в полицейской форме и в длинном зелёном колпаке гнома стоял охранник. Ослепительно улыбаясь, полицейский махал рукой в белой варежке. В очередь родителей с детьми в этот раз пускали по разноцветным карточкам. О пропуске Эндрю позаботился – давно заметил его у Ирвина в шкафу. И прихватил, конечно, спрятав на всякий случай от брата второй купон, чтобы тот не помешал,… Удача благоволила ему – парень заметил знакомых людей: одноклассницу с её матерью. Фрида, увидев Эндрю, обрадовалась: она испытывала к нему тёплые чувства. Мама называла это симпатией и говорила, что со временем это пройдёт. Однако Фрида всё чаще наблюдала за Эндрю, делилась с ним новостями и улыбалась, когда улыбался он. На днях «бунтарь» чуть не подрался из-за неё. Лучше бы, конечно, он врезал Томасу как следует: слишком тот много шутил над ней. Как всегда, помешал тренер по бейсболу – мистер Грин – он всегда чувствовал, когда стоило подойти. Слушая бравого Эндрю, Фрида верила, что мальчик действительно герой, каких мало, и в её груди звонко пело.
Миссис Фэлч позвала одинокого Эндрю, поинтересовалась, где папа. Парнишка развёл руками, ответил:
– Скоро появится, не сомневайтесь, миссис Фэлч!
Загадочный мальчуган, необщительный, но приятный на вид. Она не находила ничего зазорного в том, чтобы он дружил с её дочерью.
Из больших колонок около входа в мегамаркет звучала новогодняя музыка. Двойка наряженных оленей привезла хор детей в разукрашенной телеге, зелёных, синих и оранжевых гномов. Они звенели маленькими медными колокольчиками и пели песню «Jingle Bells».
Санта Клаус подзывал детей и усаживал их на свои колени. Каждому предлагал засунуть руку в большой красный мешок и вытащить подарок. Причём мешков было два: один – для девочек, другой – для мальчиков. Кому-то доставалась машинка или говорящая кукла, кому-то – игрушка-фонарик.
– Где Эндрю, мам, не видела? – спросила Фрида озадаченно. Ей не терпелось нырнуть рукой в мешок с подарками и посмотреть, как Эндрю радуется за неё. – Скоро наша очередь!..
– И правда, куда пропал?! – огляделась по сторонам миссис Фэлч. – Наверно, его папа пришёл, и он с ним.
– Ни с места, подлый Санта! Засунь подарки себе в задницу!
Из толпы зевак вдруг выскочил человек в тёмно-коричневой маске террориста. В руках он сжимал пистолет. Закричал звонким, искажённым голосом:
– Санта Клауса не бывает, вас обманули, маленькие засранцы!
Одни дети заплакали, другие – замерли в ожидании чего-то страшного, прижавшись к родителям. Не каждый год на Санта Клауса нападали с оружием!
Террорист понёсся прямо на Санту. Сняв оружие с предохранителя, открыл огонь. Охранник заслонил собой Санту. Получив резиновую пулю ниже спины, застонал. Бросив мешки, дед Санта бросился наутёк. Прицелившись, террорист снова выстрелил. Ужас! Попал Санте в зад. Тот взвизгнул, подскочил – осой, жутко больно, ужалила пуля. Он выругался на чём свет стоит, меча огненные взгляды на зевак и детей.
– Ядрёна мать! Пришёл подработать, а тебе пулю в жопу! – убегая через торговый зал мегамаркета, орал Санта. Наполовину отклеилась его белая борода. Скинув тяжёлый новогодний наряд, он припустил быстрее.
Как внезапно началось покушение, так мигом и завершилось. Эндрю, забежав за угол мегамаркета, сорвал маску, спрятал поглубже пистолет, скинул свитер. Рискнул вернуться. Вокруг царила неразбериха. Достав пропуск, парень глядел обиженными глазами на примчавшихся полицейских.
– Террор, террор, освободить территорию! – голосила полиция.
– Где преступник?
– Кто-нибудь его видел?
Плакала Фрида, глядя на валявшийся мешок с подарками. Сквозь слёзы он расплывался в её глазах, превращаясь в красное большое пятно. Рыдали и другие дети, торопившиеся сюда в надежде получить игрушку: теперь они остались ни с чем. Родители успокаивали их:
– Подарок от Санты ждёт дома под ёлкой!
Прибежавший Ирвин забрал Эндрю домой. Всыпав пацану ремня, строго-настрого запретил брать его вещи без разрешения. Дядя написал целый свод правил, нарушать которые Эндрю и Джейк не имели права.
– Ты сам-то хорош! – внезапно закричал Эндрю. – Приводишь домой, кого попало. Своим правилам-то следуешь чётко!
– Наглец, тебе мало?! – сжимая ремень в руке, рассерженный Ирвин собрался выпороть мальчишку второй раз. Однако тот улизнул в комнату, запёрся и не выходил.
– Тронешь брата – за себя не ручаюсь! – предупредил Джейк. – Какой ты нам отец, если слушаешь только себя? Если бы наша мама была жива, она не позволила бы наказывать нас.
– Хотите знать?! Ваш отец никогда не был гангстером! А мать погибла из-за того, что жизнь привела её в стрипклуб! – вспылил Ирвин, бросив ремень. От бессилия он упал в кресло. – Не пойму, что Элиза нашла в Корвене. Такая милая женщина… Я любил её больше жизни, – он дрожал, как замёрзший. Впалые щёки дяди стали мокрыми, заблестели в тусклом свете уходящего дня. – Говорил ей: ничего, кроме страдания, Корвен не принесёт! Ваш отец – наркоторговец и неудачник, которого подставили, как последнего тупицу. Умер он в тюрьме. Вслед за собой он уволок и вашу мать! И вы – неудачники и хамы!
– Не смей так говорить о наших родителях. Ты нам никто! – возразил Джейк. Слёзы брызнули из глаз мальчика. Он закричал, заколотив кулаком по стене: – Ты всё врёшь! Не верю!
Из комнаты выбежал Эндрю. Услышанное потрясло и его. Он с отчаянным недоверием смотрел на злого дрожащего Ирвина. Лицо мальчика искривила гримаса боли. Осознав страшную ошибку, дядя вскочил, будто ужаленный, сбивчиво просил прощения, пытаясь успокоить рыдающего Джейка, но мальчишка отмахивался, всхлипывая.
– Я не хотел, прости меня, ради бога, – причитал Ирвин. – Я просто не умею обращаться с детьми. У меня никогда не было детей. Простите!
Квартира погрузилась в гнетущую тишину. Временами слышались глухие всхлипы. Плакали оба мальчика, закрывшись в комнате. Ирвин чувствовал себя отвратительно, им владело мерзкое состояние беспомощности. Эндрю и Джейк сводили его с ума. На миг он подумал о том, чтобы немедленно возвратить их в приют. Однако сразу же спохватился. Мудрый мужчина, охранник, который не раз попадал в опасные обстоятельства, теперь размяк перед трудностями, сделался квашнёй. В свои пятьдесят три года он стал излишне чувствительным. Виной тому – Элиза: она так и не полюбила его, воспринимала как друга. Её смерть лишь разбередила старые раны и снова пробудила ненависть к Спенсеру.
Когда-то они вместе работали в охране и были лучшими друзьями, но время шло, и Корвен, благодаря удивительной способности притягивать к себе необычных людей, изменился. Работа не приносила желаемого достатка, а новые друзья по доброте душевной вызвались помочь. Он жаждал безбедной жизни, полной адреналина и приключений. Сначала он приторговывал наркотиками, работая на нового «хорошего» знакомого, а когда стал неугоден, его «слили», как залежалый товар, по дешёвке.
Ирвин познакомился с удивительной красивой девушкой Элизой при загадочных обстоятельствах, когда они одни оказались на пристани. Девушке и парню-крепышу словно суждено было встретиться. Проснувшись рано утром от странного давления в груди, Ирвин решил прогуляться вдоль берега Тихого океана. Элизе тоже не спалось в тот день. Несмотря на штормовое предупреждение, она вышла из дома. Ей нестерпимо захотелось посмотреть на волнующийся океан. Повинуясь необъяснимому сильному зову, девушка жаждала проверить, правда ли в утренние часы глазам открывается совсем иной мир, не такой, как днём.
Дождь и ветер тогда разошлись не на шутку. Поднявшись на пристань, Ирвин заметил одинокую девушку с кудрявыми длинными волосами. Ёжась от холода, она вглядывалась в бушующий океан так, точно пыталась найти в его тёмных водах какой-то всеобъемлющий смысл. Молодость с её порой непостижимыми, но страшно приятными порывами бурлила в крови. Наверно, в тревожный миг непогоды Элизе хотелось увидеть и почувствовать то, чего не видели и не испытывали другие. То, что запомнилось бы ей навсегда. Изменило жизнь, открыло новое русло, обнаружило потаённое…
Пронизывающий ветер разбивал верхушки волн в клочья серо-белой пены. Казалось, океан вот-вот извергнет то, что давно поглотил. И это позволит разобраться и в себе, и в остальных.
– Что вы здесь делаете, мисс? – позвал тогда Ирвин. – Не время для прогулки, простынете!
Она посмотрела на него напуганно, вопрошающе. Словно потерялась и не сможет вернуться без помощи.
– Я… – она хотела что-то сказать, но вдруг осеклась. Чья-то лодка, оторванная штормом от пристани, закрутилась в волнах, следом оторвало другую и тут же безжалостно бросило на причал. Шторм усиливался. Сквозь пелену солёной водяной пыли впереди виднелся растущий лиловый вал, огромный, прогнувшийся, словно от непосильного груза. Длинные молнии прорезали его бледно-синими жуткими зигзагами.
– Я на минуту представила себя той лодкой. Как страшно, когда разбиваются сначала твои мечты, а потом, вслед за ними, гибнешь сама. Как страшно… – повторила в глубокой задумчивости девушка. Она промокла и дрожала от холода. Эх, если бы знать, что эти слова станут неким предзнаменованием в её жизни, то Ирвин разорвался бы, но не допустил того, что произошло позже.
Юноша снял свой плащ и отдал Элизе. Вместе они побежали от берега прочь, продрогшие насквозь. По дороге молодые люди познакомились.
На следующий день Элиза заболела. Кашляла и чихала. Благо, что мать Ирвина работала в аптеке фармацевтом и разбиралась в лекарствах. После выздоровления они начали часто встречаться, строить планы, мечтать. А дальше… состоялось знакомство девушки с его родственником, Корвеном Спенсером. На вечеринке. Будь проклята эта способность Спенсера притягивать необычных людей! Он тут же залез Элизе в голову. После встречи с ним она уже вела себя по-иному, многое скрывала, а вскоре и вовсе перестала общаться с Ирвином. Соседки по секрету сообщили, что Элиза беременна.
Не проходило дня, чтобы Ирвин не проклинал брата. Вначале пытался гасить боль алкоголем. Но вовремя достало ума прекратить опасное увлечение. Прошли годы, боль утихла. Осталось красивое воспоминание – хрупкая фигурка девушки на фоне бушующего океана. Она сохранилась в памяти загадкой, главным романтическим приключением всей жизни.
Годы страданий проносились в голове Ирвина. Он стоял у окна и не видел красоты новогодней улицы: дома переливались гирляндами огней, у каждого двора были празднично украшенные деревья, а в окнах горели новогодние красавицы-ели.
«Долой мрачные мысли, Новый год – время радости, время начала новой жизни. Завтра будет завтра. А сегодня отпразднуем Новый год!» – наконец сказал он себе.
Правильно говорят – важно принять решение, а действовать после намного проще. В полной тишине Ирвин приготовил праздничный обед и ждал детей в зале, освещённом золотистым светом свечей. Достал подарки: две пары фирменных боксёрских перчаток, два модных спортивных костюма. Решил, что не будет торопить парней, почувствовал интуицией – сами выйдут. Действительно, через некоторое время ребята вышли из комнаты, приятно удивились. В перчатках они тренировались только в спортзале. Теперь они, как настоящие бойцы, смогут боксировать в них и дома. Оставалось записаться в секцию. Но об этом дядя Ирвин тоже позаботился. С улыбкой объявил: со следующей недели смогут ходить в секцию каратэ, которую ведёт известный чёрнокожий тренер.
– Ирвин, – вдруг спокойно спросил Джейк, – зачем так сказал о нашей семье? Какие бы они ни были, они – наши родители, а ты…
– Не знаю, – пожав плечами, сконфуженно ответил он. – Простите меня, я напрасно наговорил лишнего.
Дядя замолчал, не находя нужных слов.
Они сидели за столом в полной тишине и не торопясь ели подгоревшую с боков, но вкусную жареную курицу с картофелем фри. Наконец Ирвин подобрал объяснение:
– Вспылил. Творю, чёрт знает что, на старости лет! Ребята, поверьте, у меня никого нет, кроме вас. Вы мне дороги и как память о вашей матери. Я всю жизнь любил только её.
И он рассказал историю своей печальной романтической любви.
Праздник растянулся за полночь. И только в самом завершении дядя попросил подумать малолетнего террориста о своём поступке.
Наутро дядя и племянник направились в полицейский участок. Но перед этим зашли домой к Санта Клаусу (как его нашли – особая история). Санту звали Макс. Удивительно, однако он не обиделся, услышав рассказ мальчика. Продемонстрировал огромный синяк от резиновой пули и сказал, что его спасли толстые штаны.
– Я давненько так быстро не бегал. Даже не помню, как оказался в подсобке торгового зала и спрятался за кучей коробок. Там завалился на какое-то тряпьё, а встать уже не смог. Ноги тряслись от страха. Подняли меня охранники магазина, вызвали врачей. Молодая врачиха осмотрела и сказала, что пробить такую задницу можно только из пушки, поэтому, мол, вставай и отправляйся домой.
– Жалко мою подружку и малышей, они горько плакали, им не досталось подарков от Санта Клауса, – задумчиво проговорил Эндрю.
– Да, хочешь наказать одного, а страдают другие, – согласился дядя Ирвин. – Пойдём, парень, нам предстоит нелёгкий разговор в полицейском участке.
Проблему удалось решить удивительно просто. Всё-таки Рождество, да и заявлений от пострадавших не поступило, хозяин мегамаркета тоже простил мальчика, сказав, что благодаря этому случаю у него возросли объёмы продаж – многие горожане идут посмотреть на место, где храбрый Санта пострадал от террориста.
На некоторое время в доме воцарился покой. Но, как только у Ирвина возникала уверенность, что дети, наконец, приняли его и полюбили, обязательно происходило что-нибудь, что портило картину семейного благополучия. Ирвин по-прежнему не знал, что творится в душах мальчиков. Их лица – внешне правдивы и ясны, но помыслы – скрыты, как источник в безбрежных песках пустыни. Дядя то взмывал на вершины родительского восторга, то снова копошился в каменистой тьме ущелий-сомнений. Оставалось набраться терпения, стать внимательней, принять детей такими, каковы они есть.
Вот он пришёл в школу. Смотреть спектакль сына. Как обещал, Ирвин сел в третий ряд, откуда, по мнению Джейка, сцену будет видно лучше всего. Увидел поразительное, немного пугающее представление по мотивам библейского сюжета про Иисуса Христа. Сын Бога как бы жил в наше время в Нью-Йорке, был при этом ещё и чёрнокожим парнем из гетто. Да, творческий потенциал мальчика действительно сокрушал все границы. Пьеса получилась интересной. Над ней наверняка задумались многие зрители, ведь по окончании спектакля не сразу раздались жалкие аплодисменты. И учителя удивились тому, как плохо они знали своего ученика. И даже мистер Лонсвуд, учитель искусства, выглядел ошеломлённым. Побледнел, едва не упав с кресла. Конечно, зря не до конца дочитал он сценарий, который Джейк изменил в последний момент. Вместо того чтобы проповедовать мир, добро и справедливость в негритянском районе безграмотных и падших людей, Божий Сын стал курить траву и «стрелять» мелочь на выпивку, вместе с апостолами, вскоре заделавшимися рэперами. А потом раздобыл «пушку» и совершил первое ограбление. В тюрьме объяснил соседям по камере, что незачем в нашем мире вести праведные беседы. Ни к чему они не приведут. Слишком закоснели людские умы, и если кто-то начинает жить не так, как остальные, его считают сумасшедшим и превращают в изгоя.
За беспечность и вопиющее безрассудство Микки Лонсвуда из школы уволили.
На сей раз дядя Ирвин не ругал сына. Пьеса, и правда, впечатляла. Если честно, то довольно неплохая вышла интерпретация. Скорее всего, всё так бы и случилось, окажись Иисус в наше время парнем из нью-йоркского гетто. Теперь дядя не сомневался в способностях Джейка. Мягко пожурив, посоветовал показать сценарий редакциям, отослать электронной почтой. Глядишь, и оценят по достоинству.
В другой раз, оставив записку, пропал Эндрю. Но прогресс был налицо: парень писал теперь не Санта Клаусу, а Ирвину:
«Дружище, не сердись, отправился помочь крутому брату. Он без меня никак! Вернусь не скоро, но вернусь!».
Ирвин, волнуясь, не находил себе места. Выходной, и тот оказался ни с того, ни с сего испорчен. Вот «кидалово», как сказали бы дети! Позвонил одним друзьям сына, спросил у других, набрал номер миссис Фэлч. Фрида могла только догадываться, куда пропал Эндрю: последнее время на переменах он рассказывал о новом рэпере, читающем гангстерский рэп.
– Наверняка знает Джейк, – возбуждённо сказала Фрида в трубку.
И правда, а почему бы не поинтересоваться у Джейка?! Хотя обычно мальчишка молчит, как рыба, и спросить что-либо не выходит. Джейк, рисуя разноцветными гелевыми ручками причудливые картинки в альбоме, поглядывал в книгу художественных стилей, которую взял из библиотеки.
– Отправился навестить Килу, – пожал он плечами, не отвлекаясь. Прикусив нижнюю губу, сосредоточенно водил ручкой. – В госпиталь Рочера в Вашингтоне. Ты что, не знаешь, Ирв?
Внезапный прилив радости осветил лицо дяди: первый раз сын спокойно ответил на вопрос.
– Не знаю, Джей, – Ирвин внимательно посмотрел на сына, затем на картинки в альбоме. Они складывались в необычный комикс-мозаику. Пожалуй, их оценили бы достойно. Эврика! Мальчика надо записать в художественную школу!
– На Килу покушались, – взбудораженно ответил Джейк, отложив ручку. Не только Эндрю испытывал интерес к звёздам шоу-бизнеса, к рэперам, но и Джейк, оказывается, тоже. Как мало всё-таки знал он о детях! – Прострелили чёрного брата. Теперь он в больнице. Эндрю рванул к нему.
Ирвин, быстро одевшись, поехал в Рочер. Какой длинной может оказаться дорога, если ты боишься опоздать куда-либо! Всё время, проведённое в автомобиле, Ирвин молил Бога, чтобы мальчик был на месте, и они не разминулись по пути.
Эндрю действительно находился у своего кумира. Охранники пропустили темнокожего фаната, вняв его просьбам. В одноместной палате царила тишина. Слышались только шаги в коридоре, и пахло цветами, которые кто-то принёс, и сложным ароматом одеколона, пропитавшим одежду рэпера, небрежно брошенную на спинку стула.
Кила* – раненый рэпер по имени Соум – присел на койке, прикрыл осунувшееся лицо руками. Болело простреленное плечо, поэтому он выглядел болезненно и хмуро. Совсем не так, как по телевизору, когда читал рэп, вместе со своим напарником Торрисоном Бэнком ограбивши в музыкальном клипе самый большой американский банк в Лос-Анджелесе.
– Я – неудачник, – повторил он вяло. – Подай футболку, Энд.
– Почему неудачник? – возразил пацан, восторженно разглядывая своего героя. Соум имел длинные руки, поблёскивающие золотыми браслетами на запястьях. На пальцах – несколько перстней. Один – в виде серебристого доллара, второй – череп с обгрызенными костями, третий – скрещенные пистолеты. На шее рэпера висела толстая платиновая цепочка с талисманом – золотым кулаком, расплющившим мир. Тело у Килы было исхудалое, с широкой, но плоской грудью, с чуть выпирающим волосатым животом. Вытянутое к подбородку лицо и жёсткие крашеные белые волосы, которые от лежания на подушке стали лохматыми. Единственное, что разочаро-
вало Эндрю, – отсутствие шрамов на теле любимого рэпера. В музы-
*Кила – от анг. Killer – убийца.
кальных клипах он всегда спасается от погони: улетает на самолёте, уезжает на машине или бежит… Но какая бы ни приключилась напасть – он без устали читает жёсткий рэп и проклинает врагов.
– Долгая история, парень! – убрав руки от лица, он внимательно поглядел на Эндрю. Пацан напустил на себя лютый вид: выпятил подбородок, обнажил зубы, прищурил левый глаз, напрягся, растопырив пальцы рук. Он будто хотел на кого-то напасть и, не находя цели, ждал команды. Не мог он ударить в грязь лицом перед своим героем! Но никакой реакции не последовало – Соум, сжав пухлые бледно-коричневые губы, пребывал в мрачной задумчивости.
– В тебе определённо что-то есть! – наконец произнёс Кила, и взгляд его тёмно-голубых глаз посветлел. – Ты не прост, Энд. Ох, – он вдруг скривился, медленно дотронувшись до повязки на правом плече. – Поговорим в другой раз. Думаю, смогу для тебя кое-что сделать.
– Ух ты! – обрадовался Эндрю, представив себя и рэпера в одной команде гангстеров. – На неделе заверну к тебе, чувак.
Попрощавшись коронным жестом, который использовал Торрисон Бэнк, пацан почувствовал прилив радости. С ним обещал поговорить не кто-то, а сам Кила! Выйдя из палаты, Эндрю спустился на первый этаж. Внизу стояли три чернокожих человека в кожаных куртках. Двое из них – в тёмных очках, здоровые, как буйволы, высокие, третий – низкорослый – держал букет красных роз, широко улыбался, щуря глаза, сверкая золотыми коронками, и разговаривал с врачом. Врач – пышная белая женщина в синеватом халате – указала ему наверх.
Они прошли мимо Эндрю. Ненароком пацан услышал их разговор:
– Быстрее разделаемся, покончим с ним!
– Санни, только не медли…
«Они убьют Килу, и не будет крутого гангстерского рэпера!» – ударило в голову… Он ринулся по первому этажу. Заметив вышедшего из «Форда» Ирвина, побежал на другую лестницу.
– Мальчик, остановись, – охранник-полицейский перехватил запалённого Эндрю. – В помещении госпиталя не бегают!
– Они… – процедил парень. – Хотят убить Соума… Килу!
– Какой этаж?
– Четвёртый.
– Проверить четвёртый этаж, палату Килы! – быстро сказал охранник по рации. – Жди здесь, мальчик.
Эндрю, обогнав охранника, побежал наверх. Через минуту он заскочил к Соуму и сообщил о троих пришедших. Рэпер, судорожно схватив одежду, проверил правый карман джинсов.
– Проклятье, врачи забрали пушку… – бросил он, вздрогнув.
– Вызови вертолёт, – предложил Эндрю вдохновенно, радуясь своей сообразительности. – В клипе «Вы не достанете меня»…
– Дохлый номер, чувачелло. Мы не в кино…
– Отстойник полный, чёрный брат! – воскликнул пацан.
Вместе они быстро вышли из палаты.
– Соум, старик, есть разговор… подожди! – громко и весёлым голосом сказал человек – знакомый рэпера.
– Чёрт, – буркнул Кила. – Мне конец!
– Что происходит? – спросил появившийся охранник, готовясь выхватить пистолет. Следом прибежали ещё два охранника. За ними быстро шагал Ирвин. Увидев Эндрю, заторопился к нему.
– Пришли навестить старого друга, – улыбаясь, ответил человек с цветами. – Ты ведь рад нам, Соум Барнелли?!
– Несомненно, – закивал рэпер хмуро.
– Бежим, бежим, они прикончат тебя, брат! – потянул его за руку Эндрю. Взволнованный Ирвин недоумевал.
– Никого мы не прикончим, у нас ни оружия, ни желания кому-то причинять боль, – добродушно ответил Сэмуэль, зашелестев букетом. Громилы загадочно улыбались.
– Мистер Барнелли, хотите, чтобы мы находились у вас в палате? – спросил охранник.
– Нет, – отведя взгляд, покачал головой Соум.
Сэмуэль Браун был генеральным менеджером, спонсором группы «Кила». Покидая любимого рэпера, Эндрю выглядел абсолютно счастливым. А Ирвин успокоился: с мальчиком ничего не случилось.
Предчувствие не подвело Эндрю: закончился январь, и Кила исчез с экрана, перестал занимать места в хит-парадах, а на постерах и плакатах красовались теперь другие рэперы. В Интернете появилось видео, подтверждающее нетрадиционную ориентацию Соума Барнелли. Да, Кила оказался голубым. Кто бы теперь стал его слушать? Разве что меньшинства… Много шуток и статей было на эту злободневную тему. Многим людям пришлось сменить своего кумира.
– Засранец чёртов! – закричал Эндрю, недоверчиво пересматривая видео в Интернете. От возмущения у него на глазах выступили слёзы. Не хотелось ни пить, ни есть. – Голубой нигер!.. Трудно поверить!
Джейк не был большим фанатом Килы, но возмутился не меньше…
Мальчики менялись на глазах, а Ирвина одолевали противоречивые чувства. Дисциплина в школе наладилась, стали лучше оценки, парни взрослели. На собрании преподаватели похвалили Эндрю и Джейка Валентайнов. Дядя радовался, как ребёнок. Рассказывал соседям, какие талантливые у него сыновья.
«Наконец-то!» – думал он с глубоким удовлетворением.
Выходные прошли. Удивительно, но ему не хотелось алкоголя. И пластинку он поставил повеселей. Завтра Ирвин купит музыкальный центр и диски с любимыми поп и рок-группами. Теперь он спал спокойно: грела душу уверенность в будущем. Теперь он мог запросто поговорить с детьми. Джейк делился наболевшим, показывал рисунки, черновики со стихами и новой пьесой. Кстати, пьесу про чёрного Иисуса парень отправил в нью-йоркское издание, и там пообещали опубликовать её в молодёжной рубрике. Пока без гонорара, естественно. Признаться, Ирвин не видел в Джейке ни поэта, ни драматурга, но обрадовался, потому что радовался сын. Эндрю тоже меньше раздражался, когда отец интересовался его жизнью, больше посвящал Ирвина в свои планы и наконец-то стал спрашивать его мнение.
На неделе Ирвин хотел вывезти мальчиков за город на пикник и дать им уроки вождения автомобиля.
И на неделе же дядю снова бросило в холодный пот. Отчасти был виноват талант Джейка притягивать необычных людей, доставшийся ему по наследству от Спенсера. Отчасти не досмотрел и сам Ирвин. Когда Джейк записался в частную художественную школу, Ирвину следовало побеседовать с учителем, понять, что тот за человек. По словам сына, Крис Варнега – интеллигентный латиноамериканец, свободный художник – когда-то работал преподавателем искусства в университете Лас-Вегаса, пытался открыть собственную школу художественного мастерства. И открыл. Но дома, в Роквиле. Он – человек творческого склада, бунтарь.
Рисунки, которыми обычно пестрел альбом Джейка, теперь красовались на стенах домов, на заборах. Большие и красивые образы, пейзажи, люди, темнокожие, конечно, убегающие из мира, улетающие в звёздное небытие. Были там и другие сюжеты, Ирвин не видел их прежде. Потрясающие, заставляющие воображение оживать, а мозг – думать. Каким образом они появлялись там? Джейк не мог рисовать их днём – полиция или местные сразу заметили бы. А ночью мальчик спал. По телевидению сказали, что в Роквиле орудуют художники-хулиганы. Газеты придумали им название: «Роквильские баллончиковые бунтари».
Граффити стали появляться чаще. Кто-то сообщил, что видел двух людей в тёмных одеждах с капюшонами и в специальных защитных масках. Один высокий, второй поменьше.
Весь вечер Джейк с Эндрю болтали, спорили, слушали музыку, наконец успокоились, легли спать. Ночью Ирвин тихо открыл их комнату и увидел, что кровать Джейка пуста. Парень вылез через окно. Теперь он точно всыплет мальчишке ремня! Приготовив инструмент воспитания, Ирвин не мог заснуть. Сердился, неистово читая нравоучения темноте потолка.
Утром пробуждение Ирвина сопровождалось чувством беспокойства. Он встал. Вспомнил про Джейка и схватил с тумбочки ремень.
– Ничего себе, здорово! – послышалось с улицы из приоткрытого окна в зале. – Позови Корни…
– Круто!
Сердце Ирвина забилось в предчувствии чего-то сногсшибательного. Быстро одевшись, он вышел на улицу. В руках по-прежнему держал ремень. Сейчас увидит картину и обязательно выпорет сына!
На стене соседнего дома на фоне безбрежной сини океана была изображена невысокая, но очень красивая женщина в белом сарафане. Кудрявая, с большими тёмными глазами, с правильными чертами лица, с маленьким аккуратным носом. Она смотрела вопрошающе, с надеждой, печально-прекрасная в своём простодушии, а её губы, алые и тонкие, были чуть приоткрыты: казалось, она вот-вот что-то трепетно прошепчет, и жизнь внемлющего ей станет лучше, счастливее… Со стены смотрела на него мать мальчишек – Элиза. Дядя Ирвин прослезился, душа его наполнилась блаженством. Шмыгая, он так и стоял вместе с другими подошедшими людьми, пристально глядел на образ любимой. Выпустив из рук ремень, оцепенел в молчании, как человек, души которого коснулось веяние великого. Нащупав в кармане платок, Ирвин вытащил его медленно, дабы не спугнуть что-то тёплое и тайное, окутавшее сейчас его сердце.
– Точно – круть! Зацени, чёрный брат!
Обернувшись, он увидел взбудораженных Эндрю и Джейка. У второго темнели мешки под глазами, он с опаской посматривал на Ирвина, ожидая негативной реакции.
– Ты… молодец! – Ирвин обнял Джейка. В глазах у растроганного дяди по-прежнему стояли слёзы, а голос дрожал. – Я тебе хотел ремня всыпать, поганец такой! А ты… Молодчина!
– Пап, не сердишься?! – удивился хулиган-художник, обняв Ирвина за плечо. – Мама, наверное, тоже.
– Хватит… – шмыгнул Эндрю, сверкнув глазами. Образ матери всколыхнул воспоминания, трепетало в груди, хотелось плакать…
Приблизились выходные, такие желанные после работы и такие необходимые после сдачи первого серьёзного зачёта. Ирвин выехал с детьми за город на пикник. Уроки вождения удались вполне. Сыновья признались, что учитель из отца никакой, но было здорово рулить, переключать передачи и давить на педаль газа. Отец, шутя, дал подзатыльники обоим и пообещал, что не успокоится, пока не научит их ездить.
Завтра новые заботы нахлынут на семью, но это будет завтра. А сегодня они, усталые и довольные, возвращались в родной дом.
Власов Виктор Витальевич родился в 1987 году.
Окончил Московский институт иностранных языков.
Работает в СОШ №83 преподавателем английского языка.
Автор пяти книг (художественной прозы, публицистики, «фэнтези).
Член Союза Писателей XXI век.
Живёт в г. Омске.
Игорь Федоровский
Ну это ещё куда ни шло – хороший рассказ.
Иван
Муть какая-то… хоть бы имена русские расставили, может и заиграло бы. Скукомятина.
Игорь Федоровский
В американской семье русские имена!? Зачем? Наш менеджер “Вольного листа” Виктор Власов недавно четыре месяца проработал в США. Сами вы – скукомятина, Иван.
Иван
Что, про российскую семью слабо написать? Пусть тогда америкосам свои скучные поделки и предлагает…
Игорь Федоровский
Иван, видели сколько у Власова публикаций на Мегалите, ЖЗ, Читальном зале Евгения Степанова и на ЛитБуке? Когда посмотрите, тогда и продолжим разговор.
Иван
Мне и этого хватило, таким языком в районке статьи писать. Вы наверное зависите от него, поэтому и вынуждены хвалить. Обычная посредственность так пишет, это же очевидно.
Омск и “Вольный лист”
Сергей Довлатов писал очень просто, без лишней метафоричности. У В.В. – тоже довольно просто написано. Читается легко. Что ещё нужно?!
Евгений Ваcильев
Николай Полотнянко не публикует плохих материалов. Мне не нравятся эссе В.В. о литпроцессе, но рассказы у него неплохие.
Евгений Барданов
О Викторе Власове
Многие авторы детской прозы пишут и выразительно и грамотно. Чем выделяется В.Власов – страшно оригинален. Его проза на самом деле – поэма о детстве.
Самое сильное из художественных впечатлений, самое неудобное, что настойчиво отвлекает на себя внимание в текстах Виктора Власова – его торопливая эмоциональная речь взахлёб – неопределённость сравнений, неоправданное усиление без того ёмких эпитетов, неуклюжие метафоры, иногда трогательно-смешные, в тех местах сюжета, где улыбка неуместна. Такой необычной речью создаётся творческая среда, в которой плавают большие и маленькие рыбки-образы, порождённые живой авторской фантазией.
Педагог по профессии, художник по душевному складу, Виктор Власов живёт на границе двух миров – вроде некоей сказочной анти-бабы-яги, оберегая от опасной взрослой черствости нежный, очень ранимый и такой свой, маленький мирок-аквариум, лягушатник, населённый самыми разными «головастиками» – добрыми и злыми, наивными и хитрыми, задорными и несчастными.
Мир детства – уходящая счастливая пора, с которой повзрослевшему автору грустно расставаться. В столкновении с житейскими проблемами его героям свойственны попытки решения серьёзных ситуаций привычными детскими средствами. Поиск возможностей задержаться в детстве подольше: интерес к ролевым играм, к роботам, космосу, романтике шалашей и бомбоубежищ, к тайнам, компаниям, шалостям, потребность в добром и сильном старшем друге, мудром и необычном. Детские переживания и обстоятельства становления личности описаны наиболее ярко: экспрессивно, художественно выразительно, со вкусом, со знанием и удовольствием.
Мир взрослых – чуждый автору, враждебная территория с законами, которые нельзя нарушать – оставаться в детском мире может только сумасшедший. Отсюда интерес автора к психически нездоровым людям, чем и объясняется в текстах оригинальность ряда главных персонажей, их чудачества. Добрые взрослые остаются на периферии повествования, но они принимают странников по жизни, не вмешиваются или помогают им. Проникновение взрослого мира в мир детства двояко: взрослые занимаются своими непонятными серьёзными делами, изредка выставляют какие-то императивы детям, либо терпеливо стараются детей «перемагнитить». При этом В.Власов бывает излишне дидактичен, до занудства – скрупулёзно разъясняет малейшие шевеления души, мотивацию и реакции.
Сюжеты повестей и рассказов в черновиках изобилуют нелепостями, нелогичными обстоятельствами, и автору недосуг вдаваться в разъяснения. Пришельцу из мира детства они неважны. Зато весьма часто изображение цельных жизненных стратегий персонажей – детские годы отражаются в дальнейшей их жизни. Образы ёмкие, необычные, непохожие один на другой, со своей отчётливой индивидуальностью, которую автор подчёркивает иногда занятиями, склонностями характера, иногда национальностью, иногда особенностью речи. Разнообразны и ситуации, составленные из весьма нескучных деталей, позаимствованные автором из собственного детства или из жизни и практики молодого педагога.
В.Власов пробует вывести этимологию доброго и злого. Анализируя характеры, автор, наивен, словно дитя малое, изображает главных персонажей с душами, изначально светлыми – будь то выросший в детдоме сирота или угрюмый, замкнутый взрослый качок – посетитель секции бодибилдинга, трагически потерявший семью.
Своих «злодеев», как правило, автор душами не наделяет – эти духовно уже мертвы, и их можно запросто уничтожать во имя добра, просто добивая телесную оболочку. Главный же герой, подчас увечный душой, обижающий других, – был когда-то обижен черствостью близких ему людей, неприятием окружающих, его обида на мир усугублена одиночеством или дурной компанией.
Отсюда происходят такие наивные развязки: злодей бывает злой и плохой потому, что с ним никто не играл, не ценил его талантов – значит, он исправится, лишь только отыщется внимательный товарищ или положительный наставник. Чтобы не болтался и не попадал в истории, считает В.Власов, ребёнка нужно привлекать к полезным занятиям, но тактично, не навязываясь – лишь удерживая эмоционально, давая почувствовать, что родным и друзьям от дурных его поступков бывает плохо. Тогда, услышав своё сердце, герой осознает и перекуётся сам.
Наивно?
А ведь в том и есть фишка, посыл необратимо, трагически взрослеющим юным читателям! Стиль-то автора неслучаен, его смысл – показать юному читателю, как именно он, уже взрослый, может слышать своё сердце – разглядывая и оберегая собственные экзистенциальные детские воспоминания.
Анастасия Орлова
Хороший рассказ. Конец мне понравился!
С чего это
на ульяновском сайте омский отстой? Больше публиковать нечего?