Из цикла “Древо жизни”.
Одна оч-чень хорошо знакома я мне дама имеет обыкновение время от времени пылко увлекаться различными медико-биологическими новациями: от “детки” незабвенного Порфирия Иванова — до лечения ишиаса орехами дикого каштана.
И вот однажды она “заболела” поисками некой “живой воды”, которая – ну, буквально! — мертвого на ноги поставит и от любой хвори избавит. Заводские умельцы напаяли-настряпали ей кучу разных приспособлений для изготовления той самой живительной влаги с помощью электричества, серебра и ионов. Года на три на квартире у дамы что-то грелось, булькало, кипело. “Живую воду” полагалось пить, закапывать в нос и глаза — и еще куда-то… В конце-концов аппаратура была убрана на задворки: надежды на омоложение и оздоровление “живой водой” не сбылись.
А между тем есть, есть на свете живая вода! И существует она отнюдь не только в пробирках легковерных моих соотечественников и в народных сказках: каждый может увидеть ее, подержать в ладонях, вдохнуть ее невыразимую свежесть и запах-и даже ополоснуть ею если не все тело — то хотя бы лицо. И свершивший это враз почувствует всю благодатную силу этой, настоящей ЖИВОЙ ВОДЫ…
Надо только дожить до апреля. До тех солнценосных обновляющих дней когда стылой коростой сползает с нашей земли до печенок надоевший, в ледяную лепешку слежавшийся снег — и посочилась, потекла по низинкам к ручьям, речкам и озерам полая вода. И хоть не отошла еще земля от мороза, и холодит бок с полуночной стороны (а с южной — печет жарко) — этот блеск текучей воды под солнцем, эти низины, заполняемые какой-то звонкой, жизнерадостной влагой, эта мелкая рябь под теплым ветерком нашептывают, нажурчивают, наворковывают: конец зимней мертвечине! жизнь вернулась! воспрянь, все живое! И не отогнать мальчишек от ручьев, и часами сидит старик на пеньке у вздувшейся речонки, уставившись в быстрый поток; и девица у родника, пока наполняются ведра, как-то уж очень кокетливо оглядывает свою ногу (пусть даже в резиновом сапожке)… Жизнью! Жизнью наполнила все вокруг эта всамделишная ЖИВАЯ полая вода…
Эта весенняя стихия не оставит равнодушным никого. Сколько прекрасных картин, сколько песен, сколько рассказов родилось из восхищения талой водой, смывающей не только с земли всю накопившуюся усталость, весь хлам и мусор бытия-но и с наших душ! И кому как не нам, волгарям, дано ощутить благотворность и очищение, приносимые Большой водой? Сорок лет храню в сердце потрясение, испытанное возле древнего городка Свияжска в разгар волжского половодья… Круглый остров, увенчанный храмами и монастырями — весь в воде. Половодье залило всю пойму Свияги и Волги, все тракты, все пойменные леса. И она не стоит недвижно, эта стихия — а несется вниз, к Каспию. Лихо несется, тащит на себе все что ни попадя: стога сена, снесенные ворота и изгороди, разметанные в верховьях плоты. И мы, пацаны, ена утлых лодчонках, гоняемся за сосновыми кряжами, цепляем их на буксир, волочем к Свияжску: за каждое бревно можно выручить рубль — а то и трешку! И я гребу, и тянется за мной сучковатый кряж, и крохотная лодка моя уже сидит по самые ушки в воде. Одно качание, одна волна — и нет ни меня, ни лодки в ледяной лавине несущейся воды…
Увы! — “рукотворные моря”, лишив Волгу течения, лишили и нас радости видеть, ощущать, восторгаться волжским ледоходом и идущей вслед за ним полой водой. Но есть еще в нашем краю речки и реки, одаряющие радостью и ледолома, и разливов.
Лично я ежегодно любуюсь разгулом вешних вод возле села Луговое на Свияге. Весело видеть, как гонит ветер волну над бывшей пашней, как млеют чайки на воздушных потоках, как стоит на кочке чибис, что-то высматривая возле себя… И почему-то жизнь кажется вечной, счастье-непременнным, хорошее-повседневным.
Такова целительная сила настоящей живой воды.
Особенно чувствуется это там, где стаявший снег заполнил тихие низинки в перелесках, на опушке, в луговинке. Отстоявшаяся вода прозрачна, на дне лежат прошлогодние листья, а из прогретой земли уже явилась ярко-желтая капелька цветка мать-и-мачехи…
Я зачерпнул рукой снежницу.
И — словно током по рукам:
Я детство дальнее, как птицу,
Поймал. Держу. Дрожу. А сам
В недоумении и страхе:
Все изменилось — мир и я,
Дороги, поезда, рубахи
И даже школьная скамья.
Все перечеркнуто годами!
Все переломолото в труху!
И сами мы давно с усами,
И старость вечно на слуху.
И этот знак непостоянства
Отмел былое навсегда
Но вот в ладонях, как лекарство,
Стоит весенняя вода.
И нет в ней никакого чуда —
Она из снега и из льда.
Но вновь вернулись ниоткуда
Мои далекие года.
Распахнуто над миром небо.
Печальный отодвинут срок.
И воскрешает быль и небыль
Снежницы маленький глоток.