Мечты о счастье Ханняби Давлетбаев из села Средняя Терешка Старокулаткинского района за девяносто три года своей жизни повидал всякое.

Он редко вспоминает свою первую жену. Даже когда перебирает ордена и старые документы, среди которых попадаются полустертые фотокарточки – темно-коричневые, с зубчиками по краям. На снимках молодой майор Давлетбаев стоит, опираясь одной рукой на венский стул с витой спинкой. Такие стулья стояли в кабинетах Лениградского НКВД.

– Я в тридцатые годы в Питере работал, – рассказывает он. – Про НКВД сейчас много страшного рассказывают. Я же своей работой всегда гордился, считал, что людям пользу приношу. Мы тогда совсем по-другому жили, и мысли в голове другие были. Старались в люди выбиться, семью создать, а сейчас молодежь апатичная.

В середине тридцатых Ханняби по большой любви женился на девушке из его родной деревни. Ее звали редким именем Акиле.

– Полюбил ее за то, что она была очень покладистая, добрая, тихая такая… У нее даже голос был особенный, прозрачный. Мы дружно жили, по выходным на Васильевский остров ездили. А перед войной у нас дочка родилась …

В 1942 году Ханняби призвали на фронт. За два дня до отъезда он договорился с товарищем, чтобы жену с маленькой дочкой отправили поездом к родным в Старую Кулатку.

– Ты уж не переживай, – попросил он ее. – Все будет хорошо.

Акиле плакала, говорила, что предчувствует неладное, умоляла писать каждую неделю. Ханняби обещал, но ясным умом понимал, что на войне будет не до писем. Он кивал, успокаивал, обещал приехать как можно скорее. Помогал жене собрать вещи. Но суета последних дней так утомила маленькую слабую женщину, что она заснула в поезде… и ночью проехала свою станцию. Очнулась утром уже в другой области – с четырехлетней дочкой на руках.

Потеря

– Жена с дочкой попали в окружение к немцам, Акиле угнали в концлагерь, – рассказывает Ханняби. – …Даже не знаю, что им пришлось перенести.

В одном из боев Ханняби контузило осколком снаряда. Из-за ранения в голову полгода пришлось провести на больничной койке с диагнозом амнезия. Врачи боялись, что память вернется к нему частично, но постепенно Давлетбаев вспомнил все.

– Я не знал, где жена, что с ней, – вспоминает старый солдат. – Писал домой письма, но они не доходили. За полтора года до окончания войны меня комиссовали, приехал в Старую Кулатку – к родственникам жены.

Его встретили два старика – тесть и теща. Постаревшие не от возраста, а от тоски, страха за пропавшую дочь и внучку.

– Сыночек, живи хоть ты с нами, – попросила его мама Акиле. – Кто нам помогать будет?! Нет у нас никого.

Первое время он жил бобылем, работая в колхозе. Потом женился на девушке с соседней улицы.

– Надо было жить дальше, – оправдывается он. – Война была, мы все думали, что Акиле пропала. Мне даже новый паспорт выправили. Если бы я знал, что она жива, бросил бы все, за ней поехал… Стал проситься на фронт, но наш военком, хитрый старик, отговорил меня. Мол, у нас своих рук не хватает, бабы в колхозе на себе пашут. Ну, я и позволил убедить себя. А кто бы не позволил?!

“Вот ты какой!”

…Война уже закончилась, и люди постепенно привыкали к новой, мирной, но все еще тревожной жизни. Молва разносила истории о том, как муж шел к жене три года – через всю страну, о том, как дочь нашла мать, уцелев в фашистском плену. И как их обеих отправили в Сибирь, обвинив в шпионаже и предательстве. И чем больше проходило времени, тем сказочнее и необычнее становились эти истории, словно не с войны возвращались люди, а с того света. Ханняби Давлетбаев к “сказкам” почти не прислушивался. Было не до того: своих двое детей, жена, беременная третьим. Работы невпроворот, да еще нужно было помогать родителям первой жены.

– Я сидел, ужинал, когда в дом прибежал соседский мальчуган и сказал, что меня ждут, – рассказывает он, волнуясь. – Не доев, я бросил ложку, пошел к соседям, а там, на лавке, возле печки… сидит моя Акиле.

Очнулся Ханняби от слов, произнесенных до боли знакомым, “прозрачным” голосом: “Вот ты какой стал…” Акиле, став еще меньше, еще тоньше, смотрела на него, а он не верил, что жена жива.

– Как это? Когда ты приехала? – только и смог произнести он.

А она, словно не слыша его вопроса, начала рассказывать, как жила все эти годы: как приехала в соседнюю Сызрань и там, встретив на улице знакомого, узнала, что ее муж жив-здоров и даже женат вторым браком. Тогда Акиле приняла странное для нее самой решение – она осталась в Сызрани, не прислав весточки о себе даже старым родителям. А теперь им стало совсем туго, теперь боль прошла.

Она замолчала.

– Я думал, ты пропала, мне в сельсовете в паспорте печать поставили, что я вдовец, – Ханняби сам не понимал, что он говорил. – Прости меня, я не знал.

– Да я тебя не виню, – сказала жена. – Живи, как живешь. Только дочку не бросай.

Сначала она жила с родителями в Средней Терешке. Когда встречалась с мужем на улице, опускала глаза, словно она была виновата в том, что так получилось. Потом переехала в Сызрань, там и умерла.

– Дочке я помогал, – вспоминает дедушка Ханняби. – Когда она в профтехучилище училась, всегда ей деньги присылал, продукты, приезжал к ней. Дочка у меня красивая была.

Эпилог

Дедушка Ханняби давно уже не бывал за пределами деревни, но в курсе всего, что происходит в округе. Внуки шутят: “Дедушка-чекист, ничего от него не утаишь”. До самых последних дней жизни Акиле он знал, как она живет, что с ней, но приехать, поговорить по душам так и не решился.

– Это трудно объяснить, – говорит он. – Но почему-то мы с ней всегда испытывали чувство неловкости. Она винила себя, что проспала свою станцию. А я не мог простить, что не поехал за ней. Ведь я должен был почувствовать, что она жива.

Через десять лет после смерти Акиле трагически погибла его дочка Фарида, она работала крановщицей на стройке.

– Мою первую жену и дочку похоронили вместе, – рассказывает Давлетбаев. – Помню, я сидел на могиле и думал, что судьба у нас могла бы быть другой. Сколько раз я представлял, как вернусь с ними в Ленин-град, как будем жить вместе. Но ничего этого не произошло.

…Трое детей от второго брака надежно привязали его к Средней Терешке. Был майор Давлетбаев, а стал колхозник, примерный отец семейства. Со временем дедушка Ханняби перестал скучать о том, что было, втянулся в новую жизнь. О своей первой жене он вспоминает редко. Разве что мелькнет во сне позабытый образ – маленькая женщина с прозрачными голубыми глазами, нежным голосом и именем, похожим на плеск лесного ручья – его Акиле.