Министр Тихонов, спасите этого конкретного ребенка!

Рассказ Ольги Завьяловой, 30-ти лет, записанный кореспондентом «СК» по телефону в день, когда состоялась пресс-конференция Игоря Тихонова

— Моему сыну 6 лет 10 месяцев. Он тяжело родился. С самого рождения ему поставили диагноз — врожденный порок сердца, дефект межжелудочковой перегородки. В октябре этого года нас направили на обследование в областную больницу, потом «отпустили» домой собирать 40 тысяч рублей на операцию, которые нужны на оксигенатор (компонент, необходимый при операции на открытом сердце: он обогащает венозную кровь кислородом при подключении пациента к аппарату искусственного кровоообращения. — С.Г.) и на лечение в послеоперационный период.

Я инвалид второй группы (диабет и прочие осложнения), не могу работать, воспитываю сына одна, его отец помогает по мере возможности, но собрать денег на операцию тоже не может.

Как только мне сказали, сколько стоит операция, я обратилась в департамент здравоохранения и в департамент соцзащиты. В департаменте здравоохранения мне в помощи отказали.

Сказали, что могут дать направление на операцию в Москве, где ее сделают бесплатно, а сколько денег я оставлю на питание, проживание и обследование, их не волнует — это мои проблемы. Мне сказали, сколько стоит обследование в Москве: анализ крови — 2 тысячи рублей, ЭКГ — 1,5 тысячи, УЗИ сердца — 8-12 тысяч. Ребенка положат в больницу, а мне придется искать, где жить, чем питаться, и на дорогу. В общем, эта операция обойдется минимум в 140 тысяч.

Таких денег у меня нет.

Правда, спасибо департаменту соцзащиты: нам выделили 25 тысяч. Этих денег я ждала полтора месяца, неделю назад их получила, но оказалось, что уже поздно. Во вторник мы приехали в областную больницу, но в отделении кардиохирургии нам сказали, что операция будет стоить уже гораздо больше — 65 тысяч, — и это в лучшем случае: если я их найду, может, сделают операцию, да и то — под вопросом. Потому что на самом деле операция стоит гораздо дороже.

— Цена изменилась после приказа о расформировании отделения?

— Да.

— Министр Тихонов сказал, что с лечением врожденных пороков у детей проблем в области нет.

— Да, слышала в новостях. Это реклама. Я уже ничему не верю. На что я поеду? Тем более что в облздраве мне сказали: если операцию будут делать в Москве, то эти 25 тысяч, которые дал департамент соцзащиты, придется вернуть, так как операция бесплатная. А в Самару или в Казань направление не дают. Говорят, если за свой счет — делайте где угодно.

Но при этом каждые полгода придется ездить на обследование туда, где оперировались. Замкнутый круг получился.

— Какой вы видите выход?

— (Долго раздумывает.) Никакого.

— Как срочно мальчику нужна операция?

— На обследовании нам сказали: «Вы обратились вовремя, не упустили момент, потому что операции делают при легкой и средней степени гипертензии, когда сердце еще не увеличено, перегрузки нет, камеры сердца не расширены. А когда будет сердечный горб, сердце будет увеличено, то операцию делать уже бесполезно. Мы, конечно, выпишем вам капли, таблетки, но оперировать вас уже никто не возьмется».

— У вас есть возможность найти сумму на поездку в Москву?

— Нет. Я получаю алименты — 550 рублей, пенсию — 1800. До последнего работала медсестрой в горбольнице, но теперь работать физически не могу.

После микроинсульта один глаз ослеп, на другом два года назад появилась катаракта. В сентябре я рассчиталась на работе, надеясь, что нас с ребенком положат в областную больницу и я буду за ним ухаживать.

— Почему департамент отказывается направить вас в Самару или Казань, что ближе и, вероятно, дешевле?

— Не знаю. И вообще в организациях здравоохранения я стала персоной нон грата. Там и сначала-то обращались со мной не совсем тактично, а потом, когда я начала звонить насчет денег, потому что сроки поджимали, — узнав мою фамилию, стали просто класть трубку.

В Заволжском отделении соцзащиты сказали: вас, такую больную, никто не заставлял рожать ребенка. Но ведь когда он появился, я не была больной, и все было не так плохо.

— 25 тысяч рублей вам дали на операцию в Ульяновске?

— Да, на приобретение оксигенатора.

— Что знает ваш сын о ситуации, в которой вы оказались?

— Никита не по годам смышленый.

Слишком много знает и понимает. Он спрашивает: «Мама, а я буду жить? А мне сделают операцию?». А что я могу ответить? «Мама, а почему ты плачешь?

Не плачь, все будет хорошо». А я не знаю, я не уверена. Может, у кого-то и будет все хорошо. Но в нашем доме беда. Мне кажется, человеку, у которого здоровые дети, нас не понять. Когда он уходит на улицу, я каждый раз боюсь: а вдруг — что-нибудь не так… Я бы хотелапосмотреть в глаза людям, которые приняли такое решение. Они своим детям найдут все для лечения, а что я могу сделать? Я дала сыну жизнь, но продлить ее, получается, не смогу. Мне самой осталось, пожалуй, не так уж и долго, и мне хотелось бы, чтобы ему сделали операцию при моей жизни.

Записал Сергей ГОГИН.

Комментарий. Жители Спарты «отбраковывали» новорожденных детей, сбрасывали всех «некондиционных» младенцев в пропасть. В итоге Спарта выродилась — прежде всего интеллектуально, стала нацией дегенератов и перестала существовать. Потому что сбросила в пропасть свой генофонд: талантливых ученых, блестящих политиков и полководцев, гениальных литераторов. То же происходит в наши дни в Ульяновске, только не по «законам Ликурга», а исходя из экономической целесообразности.

У Никиты «некондиционные» родители не могут найти полторы сотни тысяч на «бесплатную» операцию в Москве. Если пацана не станет, кого мы потеряем?

Может, еще одного Лобачевского? Святослава Рихтера? Академика Сахарова?

Билла Гейтса? А может, министра областного здравоохранения, который придет и сделает все по уму и по совести?

P.S.

Телефон Завьяловых имеется в редакции.