Народный артист России, бессменный руководитель рок-группы «Машина времени» Андрей Макаревич вышел, что называется, на «оперативный простор» – 16 июня концертной площадкой для него и Оркестра креольского танго стала поляна фестиваля имени Валерия Грушина – на Мастрюковских озерах близ г. Тольятти.

– Андрей Владимирович, как вам поется с Оркестром креольского танго, и чем этот коллектив отличается в вашем понимании от «Машины времени»?

– Замечательно! Мы вместе уже шестой год. В свое время я этих ребят услышал в разных местах – по отдельности. Не было такого оркестра – он собрался по моей инициативе, и получилось удивительно удачно. А от «Машины времени» эта команда отличается тем, что здесь мы играем совершенной иную музыку – ее очень хорошо слушать в театральном зале, при наличии настоящего живого рояля. Эти музыканты гораздо менее ограничены в музыкальных направлениях – они умеют все. «Машина времени» умеет немногое, но зато то, что умеет, делает очень хорошо.

– Макаревич известен всей стране как рок-музыкант. А чувствуете ли вы себя бардом здесь, на поляне Грушинского фестиваля?

– А что такое бард? Это когда под гитару? Я могу отличить хорошую песню от плохой, но это абсолютно субъективно. Для меня не так уж и важно, поет человек под гитару или в сопровождении группы. В 80-е годы для организаторов Грушинского фестиваля было принципиально, поет человек под гитару, пусть даже не очень настроенную, или под какой-то ансамбль. Рок-н-ролл отсюда гнали поганой метлой, борясь за чистоту жанра. А чистота жанра не в этом, а в том, чтобы хорошие песни писать. Вот это и будет бардовская песня. Для меня этот концерт – первый опыт подобного рода. Жаль, что с опозданием. Это могло случиться лет двадцать назад. Только приветствую то, что Грушинский фестиваль расширил жанровые границы.

– Конечно, со стороны трудно судить, счастлив человек или нет… Но мне лично кажется, что вы человек счастливый. Вы делаете то, что вам нравится, и при этом, вероятно, неплохо зарабатываете, и живете, как хотите. Прав я или неправ?

– Вы неправы только в последнем. Жить «как хочется» может только тот, кому нечего делать. Чем больше ты делаешь, тем больше ты связан обязательствами и тем менее ты свободен. Утешает только то, что занимаешься тем, что сам выбрал, сам любишь, и никто тебя не заставлял сделать этот выбор. Но это все равно не свобода. Я забыл, когда отдыхал в последний раз! Дайте мне пару свободных дней в жизни! Все расписано на полгода вперед – буквально по часам.

– Не трудно так жить?

– Если бы жизнь моя мне не нравилась, я бы что-то поменял. Пока такого желания не возникает.

– Есть у вас завистники? А, может быть, вы завидуете кому-то?

– Я никому не завидую. А завидует ли кто-то мне – это меня мало интересует. Такие вещи обычно происходят «за спиной». В глаза-то – все вроде друзья. Я не чувствую, что у меня есть какие-то враги или завистники.

– Есть ли какие-нибудь планы насчет новых телевизионных проектов?

– Я с некоторой печалью чувствую, что все сложнее придумать то, что было бы интересно мне, и одновременно приносило бы высокий рейтинг телеканалам и было интересно публике. Образуется вилка, которая с каждым годом «разъезжается» все шире и шире… Рейтинг, к сожалению, обязательное условие для выхода в эфир. Низкорейтинговую программу просто никто не возьмет на канал – она денег не приносит, туда не несут рекламу…

– А громкое имя автора для них имеет значение?

– Плевать им на имя. Им деньги нужны, а не имя…

– А почему вас больше не видно за плитой «Смака»?

– Мне надоело изображать повара – я это делал 12 лет. Сначала это было весело, потом стало скучно. Слава Богу, я нашел Ваню Урганта, который замечательный артист и прекрасно справляется. Если мне не будет интересно то, что я делаю, вам же самим будет неинтересно на это смотреть.

– Ожидается ли продолжение вашего «подводного сериала»?

– Я два с половиной года снимал подводный мир, получилось около 30 фильмов. Надеюсь, что скоро они все-таки выйдут на DVD, – за это я «бодаюсь» уже два года. Мне приходилось все время уговаривать руководство телеканалов, чтобы эти фильмы брали, а я себя чувствую неловко в положении просящего. Им дешевле покупать фильмы Кусто 15-летней давности, которые уже ничего не стоят, чем оплачивать мои экспедиции.

Сейчас я закончил этот цикл, именно потому что возникли такие сложности.

– Как у вас вообще возник интерес к подводному миру?

– Когда мне было шесть лет, почти одновременно появились «Последний дюйм» и первый фильм Кусто «В мире безмолвия» – он шел в кинотеатрах. И они произвели на меня такое сильное впечатление, что этого хватило на всю жизнь…

– Есть у вас личный рекорд глубины погружения?

– Я не спортсмен, мне совершенно не интересно ставить рекорды. По необходимости приходилось погружаться метров на 70-75. В Тихом океане мы снимали песчаных тигровых акул, а они были на большой глубине.

– На такой глубине, вероятно, не так давит бремя популярности. Не устали от людей?

– Бывает иногда противно – от излишней назойливости. Мне дорого мое личное пространство.

– А с кем вам бывает легко?

– Вот поедем в августе на Амазонку – четыре человека: я, Розенбаум, один питерский художник, старый мой друг, и одноклассник, кстати, первый барабанщик «Машины времени» – Юра Борзов.

– И без девушек?

– «С девушками, шампанским, дискотекой!». Девушки там просто сдохнут. Я уже там бывал, и захотелось еще раз – немножко в другое место. Мы затем туда и едем, чтобы никого, кроме нас, там не было. В качестве матросов у нас индейцы, в качестве кока – я. Все места заняты.

– Снимать будете?

– Будем. А вот покажут это или нет – неизвестно.

– Вернемся к цивилизации. Что вы думаете о современной эстраде и как вы себя чувствуете в этой среде?

– Я не чувствую себя в какой-то среде. Я всю жизнь был сам по себе, и чувствую себя при этом достаточно комфортно. А то, что происходит на эстраде, меня, честно говоря, не очень интересует. Есть музыка, которая доставляет мне радость и удовольствие – ее слушаю. Есть музыка, к которой совершенно безразличен, – ее не слушаю. Мне абсолютно наплевать, что происходит на эстраде и в этой среде.

– Не надоедает всю жизнь исполнять свои старые хиты?

– Человек всю жизнь ходит в церковь, поет одну и ту же молитву – ему не надоедает ее петь?

– Есть ли среди молодых музыкантов такие, кого вы благословили бы, как Державин Пушкина?

– Я не Путин, чтобы назначать себе преемника. Так не бывает.

– Кстати, о Путине. Вам когда-нибудь поступали предложения пойти в политику? Может быть, для вас это было бы соблазнительно?

– Я похож на сумасшедшего? Предложения, конечно, поступали. В свое время Немцов, когда он был премьером, хотел меня сделать министром культуры. Я ему так и сказал: «Боря, ты с ума сошел!».

– Есть идеальная для вас кандидатура, за которую вы проголосовали бы на президентских выборах?

– Уинстон Черчилль. Говорю абсолютно серьезно. Жаль, что этот человек уже умер. Жаль, что жил не у нас.