“Переводческие заметки Стивена Перла”, Так назывался один из докладов IV Международной конференции, посвященной 195-летию И.А.Гончарова. Стивен Перл рассказал об особенностях перевода на английский язык романа И.А.Гончарова “Обломов”. Нам захотелось познакомиться с автором поближе.

– Я родился, вырос и получил образование в Англии, – рассказывает Стивен, – но моя профессиональная карьера состоялась в США. Мне, как и всем молодым американцам начала 50-х годов, пришлось служить в армии. Во время службы меня послали на курсы русского языка. Почему русского? Намекали, что возможно нападение потенциального противника. Какого – не уточняли, но догадывались, что речь идет не о Венесуэле. Я освоил русский язык и в качестве студента-стажера синхронного перевода был принят в ООН. Там проработал сорок лет. Переводил с испанского, русского и французского на английский.

– А когда вы впервые прочли “Обломова”?

– На военном курсе. Должен уточнить, курс назывался военным, но вели его очень цивилизованно: мы изучали русскую литературу, в том числе и роман “Обломов”. Сразу же после прочтения я полюбил эту книгу и мне захотелось перевести ее. Я считал, что мои соотечественники должны прочесть этот роман. Переводил его два года.

– Долгие годы образ Обломова трактовали как образ лентяя, нам внушали, что быть таким, как он – стыдно. А что вы о нем думаете?

– Знаю, что ваш Ленин не любил Обломова, он считал этот образ карикатурным. На самом деле: это же ужасно, когда человек все время лежит на диване. Но ведь образ этот многогранен. Некоторым образом я презираю слабости Обломова, и в то же время не могу избавиться от симпатии к нему. Как говаривал Гончаров, ” у него есть участие к нему”. Вот и у меня есть участие.

– Что было самым привлекательным в работе над переводом?

– Обломов – еще и смешная фигура. Его нельзя не полюбить за его юмор и иронию. При переводе мне хотелось сохранить это ироничное отношение автора. Это было и сложно, и любопытно. Я должен был передать все диапазоны юмора: от искрящегося и тонкого до близкого к шутовскому или балаганному.

– Вы уже бывали в нашем городе?

– Нет. В советские времена бывал в Москве и Санкт-Петербурге. В Симбирске – впервые. Очень хочется увидеть обрыв, с которого прыгала Вера из “Обрыва”. Но, говорят, это уже не тот обрыв?

– Да. Тот, который описал Гончаров, исчез в середине 50-х, после того, как появилось Куйбышевское водохранилище. А вы знаете, далеко не все симбиряне задумывались над вопросом: тот ли этот обрыв или другой?

– Со мной произошла очень странная вещь. Во время работы над переводом “Обломова” у меня возникла какая-то ностальгия. Казалось бы, как можно тосковать по тому, что ты не переживал? Ведь я никогда не жил в России, никогда не дышал воздухом деревни Обломовка, А вот – получается, что – тоскую. В связи с Гончаровым мне интересен период истории России до освобождения от крепостного права, Это время, в которое жил Гончаров и его соотечественники: Тургенев, Достоевский, Толстой…На мой взгляд, в их произведениях отображена классическая картина русской жизни.

– А вы смогли бы жить в России?

– Не знаю. Я только два раза был в новой России. Мне удалось почувствовать намечающийся разрыв между Москвой и Санкт-Петербургом и провинциальными городками, разница в материальном смысле.

– Что вы сейчас читаете?

– Дочитываю последний роман Гончарова “Обрыв”. Когда я узнал, что поеду сюда и буду среди гончароведов, я захотел быть наравне с ними. Я должен был прочесть романы “Обыкновенная история” и “Обрыв”.

– Были ли вы в нашем театре на спектакле “Обломов”?

– Очень интересная постановка. Что меня удивило и расстроило? Это то, что я не нашел физического сходства между образом Обломова и актером, который его играл. Разве Обломов – худой человек? Он же – полный…

– Выходит, не нашли полного артиста.

– Повторяю: актер был хорошим, но он не был Обломовым. Правда, удивило, что Обломов был чуть ли не акробатом. Есть неточности в изображении характера Захара. По-моему Захар – более пожилой и с бакенбардами, которые совсем отсутствовали. А где же его ливрея? Автор скрупулезно описывает физическую внешность своих героев, надо было к этому прислушаться. Это меня расстроило немножко. Что же касается Ольги, она соответствует образу, который создал Гончаров. Пшеницына, напротив, совсем не похожа на свой книжный образ, особенно это касается ее поведения. Она заметно кокетничает. В романе же совсем наоборот.

Но тем не менее, и в “Обломове” театральном, и в “Обломове”, которого я полюбил, работая над переводом, чувствуется труд любви к этому герою. Правда, вы, русские, называете это – труд души. И я с этим согласен.