В России становится скучно. Это самое заметное отвратительное явление за последние пятнадцать лет. Явление, за которым мы будем наблюдать еще лет 15. Или двадцать. Выкрашенная когда-то всеми погребальными оттенками величественного серо¬го, Россия становится бледной. Страна чистого и светлого бледного оттенка. Это то, к чему Россия

хочет идти, – и она идет к этому.

Devushki теряют свою особенную сексуальность. За годы правления Путина средние размеры задницы русской женщины увеличивались быстрее, чем золотовалютные резервы Центробанка. Через 20 лет здесь не останется ни одной devushki. Здесь останутся только женщины, и все будет в точности так, как у нас на Западе. Великая Русская Блядь последует за амурским тигром: ареал ее обитания неуклонно уменьшается с каждым годом, сегодня ее можно найти лишь в далеких деревнях и маленьких городах, как и ее младшего брата – gopnik, разделившего эту трагическую судьбу. В ближайшие десять лет последние живущие в дикой природе особи Русской Бляди будут выбиты жестокими браконьерами.

У поляков есть такая поговорка: русские либо лежат у ваших ног, либо лезут к вашем горлу. В девяностых русские лежали в ногах у моей страны. Или, если быть точнее, они лежали в ногах у американцев, живших в России. Тогда русские не понимали одного: жившие среди них американцы не принадлежали к типу Хемингуэя/Фицжеральда. Скорее, это были люди, похожие на Вилли Ломана из «Смерти коммивояжера» – изгнанники из офисного мира, который они оставили за океаном. Теперь русские бьют нас нашим же оружием. Монета легла на стол обратной стороной. Русские подобрались к горлу маленьких бедных американцев.

Больше всего я тоскую по Великой Русской Бляди. Она всегда была для меня чем-то, что олицетворяет все жуткое, погребальное и непредсказуемое в России. Она была существом из той России, где жизнь каждого была полна возможностей. Той России, к которой я привязался в начале девяностых – когда все было возможно, особенно самое страшное. Жизнь каждого была полна событий. В России никому не нужно было изобретать себе биографию так, как это принято на Западе. События сами врывались в твою жизнь, хотел ты того или нет. Рост абсурдного консьюмеризма в путинской России, расползающиеся во все стороны щупальца офисного мира, все эти «Нет, не сегодня, давай я лучше оставлю тебе свой телефон, мы как-нибудь встретимся за чашкой кофе после работы и постараемся уз¬нать друг друга получше» – все это указывает на не¬минуемую бледность и американизацию матери-России, на незаметное превращение.

Единственное, что противостоит бледности, – это темная дикость народа – возвращение ксенофобии, шовинизма, суеверий, национа¬лизма, конспирологии, почитания грозного повелителя. Все это подо¬гревается недовольством и горькой уязвленностью, которая всегда порождает самые отвратительные самые запоминающиеся моменты русской истории. И хотя все так же тошнотворно, как остальные намеки на варварство, я признаю, что это единственная вещь, которая все еще позволяет считать Россию интересной страной. Так что, когда я вижу десятки тысяч нашистов, молящихся на обескровленного кагэбэшника, я пожимаю плечами, но радуюсь, что эти дикари и те десятки миллионов русских людей, которых они ведут за собой, стоят разделительной полосой между Россией, где жизнь полна неограниченных возможностей, и Россией, которая хочет играть в гольф.

Самое грустное, что эта борьба между темными силами народа и бледными силами американизации обречена. Она уже через двадцать пять лет станет абсолютно бессмысленной суетой, поскольку к тому времени Америка и Запад упадут к ногам китайцев. Сан-Франциско будет сдан в аренду Китаю на 49 лет, чтобы расплатиться перед китайцами за наши накопившиеся долги. Но это ненадолго спасет положение, и следом за городом последует весь штат.

Европейцы будут счастливы сотрудничать с китайцами: они всегда мечтали жить под оккупантами и ощущать управление сверху. Они никогда неьпростят русским, что когда-то те дали им свободу. А когда китайцы возьмут верх, это будет конец для всех нас.

Ведь китайский взгляд на жизнь сформулирован в их самой знаменитой pogovorke: да случится тебе жить в интересные времена. В Китае это проклятие, а не благословение.