Это не я придумала. Это сам Уткин так себя называет. На краю села Заречное, что в Барышском районе, у него – «поместье»: 23 га земли в частной собственности, из них полгектара – березовый лес из 200 стволов, ручьи, 17 га – пока в аренде. На ручье Уткин собирается делать пруд. Еще у 48-летнего «почти помещика» есть грузовик, два колесных и два гусеничных трактора, весь прицепной инвентарь, два бычка и 120 голов овец романовской породы. Есть у Уткина жена Наталья, три дочери, сын, внук и недостроенный дом.

Здесь все время жили люди!

Александр Викторович по образованию историк, по «первой» жизни – учитель. Диалог дается ему с трудом – внутренняя клокочущая энергия выплескивается все больше монологами, в которых много ироничного отношения и к себе, и к жизни. Однако, несмотря на кажущуюся легкость, человек он не только умный, но – практичный: как-никак в начале 90-х был самым первым фермером в области. Но, видимо, базовое образование стало его второй натурой: взял да и написал книгу об истории родного села, в 2005-м ее издали в Ульяновске – «Бишстан – Бештановка – Заречное». Весьма познавательная книга – советую почитать.

Так вот, сидим мы на втором этаже уткинского дома, едим обалденный торт, изготовленный Натальей, и говорим «за жизнь».

– Я почему в учителя-то пошел? Здесь, в селе, был Терехин Сан Саныч, учитель истории. Очень хороший, я его прям любил. А он умер в возрасте 44 лет. Хоронили со слезами. У меня тогда в душе заноза осталась – я его дело продолжу. У меня по истории все время была «пятерка». А у родителей был другой вариант: они хотели, чтобы я начальником стал, а начальник в селе кто? Предколхоза, главный агроном, главный инженер – вот все и рвались в сельхозинститут. У родителей там какой-то блат был. Я сказал: никаких блатов, я этого терпеть не могу. У меня до сих пор при словах «блат», «взятка» – тошнота, или башку оторву. И в 77-ом поступил в педагогический. На первом курсе сразу пошло историческое краеведение – Кузьминский Николай Анатольевич вел. Я сразу заинтересовался. Окончил первый курс, приехал домой, друзей по улице собрал, братишка младший своих еще привел – создал из них краеведческий кружок. В частном порядке, на квартире, такая конспирация – чуть ли не 2-ой съезд РСДРП: с клятвами, со свечкой, над которой руки жгли: мне тогда 18 еще не было. Организовал пять ребятишек, в школе палатку выпросил – пошли в трехдневный поход: в экспедицию по родному краю.

– Какого размера край-то был?

– Округа села. Возвращаемся назад вдоль обрыва Свияги, и вдруг пацан говорит: «Ой, пОсуда какая-тО» – у нас все в селе на «О» ворочают, это я уж после института стал, как городской говорить. Показываю черепки Николаю Анатольевичу, он определил – лепная керамика, плоскодонная, бронзовый век ориентировочно. Меня как пробило – люди! Здесь все время жили люди! У многих же тупое представление, что до нас тут никто не жил, дикое поле было. А дикое поле – что? Вот сейчас поля зарастают сосенками, это оно и есть.

Любовь, комсомол и работа

– Викторыч, а ты в партии состоял?

– Я поздно вступил – мне уж 24 было. А комсомольцем был упертым. Я в 9-ом учился, тогда фильм про Павку Корчагина вышел, так я, чтобы прическу сделать, как у него, с зачесом назад, волосы намылил и три дня шапку не снимал. А с краеведением не получилось. Меня после института распределили в Живайкино – в родное село не попал. При той бюрократии, что в школе была, невозможно ничего нового предлагать. Получилось невольное наказание мне – я был полностью отрезан от работы, которую начал на 1-ом курсе.

– Зато, как в селе рассказывают, жену в своем классе нашел. Это я мягко. А так-то нам сказали, что классный руководитель 15-летнюю школьницу совратил.

– Это очень пошлое слово – это нас абсолютно не касается. Мы просто любили друг друга: четверть века вместе живем. А тогда действительно надо было иметь запас прочности, чтобы пойти на такое. Слухов, сплетен было! Поженились и уехали в другое село. Наташа потом вечернюю школу окончила. Помотались мы, конечно, по району. Я историком чистых восемь лет проработал и еще три года по совместительству – это когда уже фермером стал. Когда работал директором Новодольской школы, уже шла перестройка. Я читал все статьи в АиФе, в «Огоньке», анализировал факты, и в какой-то момент понял, что все, чему учили нас по советской истории, на 90 процентов – туфта. А преподавать свое понимание было нельзя.

Томас Мор и Уткин

– И тогда решил стать фермером?

– У меня есть личный дневник студенческих лет, размышления четверокурсника – это 81-й год. Я там пишу о том, что хочу быть крестьянином-интеллигентом. Но как? Учительская зарплата – 110 рублей. А у меня мечта: как бы так сделать, чтобы работать учителем, а жить, как помещик?

– Ну, Томас Мор!

– И рассуждаю дальше: чтобы жить, как помещик, нужна земля – у нас частная собственность запрещена. Лошадь по закону от 1936 года иметь в собственности нельзя. Трактор, плуг – нельзя. Подвел под размышлениями фигурную скобку: утопия – кулачество исторически запрещено. Оставалось быть или учителем, или партийно-советским активистом. И вдруг на мартовском пленуме Горбачев говорит о возрождении многоукладной экономики!

– И у Уткина сносит башню.

– Просто все встает на свои места. Елки, я ж в институте думал об этом! Все разрешено! Советская система потерпела крах. Появилась возможность реализовать студенческую мечту, но для этого надо было вернуться в родное село. А для этого надо избавиться от должности директора школы. Это непросто – надо что-то ужасное натворить. Только тогда тебя снимут.

– Получилось?

– А как же! Во-первых, в РОНО меня давно не любили: тогда была мода в школах свиней-коров разводить, а я сказал – пока я директор, дети будут учиться, а не говно месить. Во-вторых, взялся за возрождение церкви в родном селе. В общем, я сделал, как хочу – освободили меня.

Это сладкое слово свобода

– Бросился в незнакомое дело, как в омут?

– Мне дело было абсолютно знакомо. У меня в роду все крестьяне были. Я на 80 процентов – дедов. Даже то взять, что мое поместье там, где дедова земля была. Интуитивно я сделал все так, как было у деда в 20-е годы.

– Отец поддерживал?

– Он этого не понимал. В свое время он одним из первых вступил в колхоз и даже был агитатором. Такой, толстовского склада, человек: непротивление властям. Он уже был тем усредненным колхозником, которого жизнь поломала. Для него главное, чтобы в хозяйстве были коровы, свиньи, труд горбатый с утра до ночи. Собственно, многие и сейчас так фермеров представляют.

– А на самом деле?

– На самом деле трудись столько, когда и как захочешь: хозяин – ты. Твоя цель – извлечь из собственных средств производства доход. А сколько – как твоя душенька изволит. Хочешь много денег, паши с утра до вечера, поспать хочешь подольше – твои проблемы. Мне хотелось стать свободным человеком, я стал им.

– С чего, собственно, начался свободный человек?

– С собственных расчетов. Я еще в студенческие годы кромсал, как бы с участка сделать так доходов, чтобы одну-две учительские зарплаты еще добавить. В самом начале 90-х взял первый кредит – 80 тысяч, купил всю технику. Через год продал машину гречихи, получил 90 тысяч и этот кредит выплатил. Только произошло так, что брал 80, а вернул – 8. Получается, за счет государства прокатился. Но разве это моя вина – инфляция?

– Сегодняшние кредиты «Агробанка» выгодны «почти помещикам»?

– Банку выгоднее, чтобы мы брали кредиты в один-два миллиона: сейчас власть не хочет возиться с теми, кому нужно 30-50 тысяч. Пошло порочное увлечение гигантоманией – теми же агрохолдингами.

– Но разве не правда, что фермеры не способны накормить страну?

– Наша цель другая – не сидеть самим на шее у государства. Холдинги ведь тоже разные бывают – возьмут на три года землю в аренду, чуточку вложат, чуточку получат – дальше не интересно. И в колхозы сейчас никого не загонишь. Будущее, наверное, за кооперативами: 5-10 самостоятельных мужиков вполне могут объединиться, работать и делить между собой прибыль. Меня, правда, и туда уже не загонишь.

– «Мечты» и «звуки» совпали?

– Как посмотреть. Когда в 93-м году стал разводить романовских овец, мечталось, что отец шкуры будет выделывать, дубленки будем шить – у деда ведь была маленькая швейная мастерская. Не пошло. Сейчас овец на мясо продаем. Растениеводством занимаюсь.

– На жизнь хватает?

– Ориентир вообще-то был такой: получать не меньше директора школы. До 2004 года так и было – я зарабатывал тогда в 1,5-2,5 раза больше директора, работающего здесь. Сейчас мне надо делать рывок и через полтора года зарабатывать гораздо больше.

– Ну, сколько?

– Для моей семьи вполне достаточно 15-20 тысяч в месяц – это же не Москва и не Ульяновск. У меня же в последние минимум три года только 8-10 тысяч. Но я сплю до полдевятого.… Но, слава богу, 19-й год хозяйство веду и жив. На сегодняшний день 95 процентов документов, которые были необходимы фермерам, есть и работают. Удивительно, что все прошло через государственную систему – правда, времени очень много заняло. Услышал о том, что Медведев подписал указ, чтобы предпринимателей проверяли раз в три года – неужели власть поумнела? Жалко одно – землю вернули очень поздно – основная масса крестьян переродилась в наемных рабочих.

– А хорошо, Уткин, свободным человеком быть?

– Ой, хорошо! Хорошо!

Людмила Дуванова