Вечная для меня загадка: как чиновники ухитряются так быстро перестраиваться «на марше», что любой замысел федеральной власти тут же начинает воплощаться в жизнь. Чаще всего, правда, в бумажную – отчеты, цифры, победные реляции. Вот сказала власть, что теперь главное – социальная направленность работы, – пожалуйста: праздник за праздником для униженных и обездоленных.

Отец Игорь (Ваховский), настоятель храма Святой Троицы города Барыша, социальными проблемами района занимается 19 лет. Его «победные реляции» – спасенные людские души и жизни. Особое внимание священник уделяет детям. Объяснение этому у него самое простое: «Я без ума от детей».

– – И все же, отец Игорь, что означает – социальная направленность церкви?

– – Этих аспектов очень много: мы ухаживаем за стариками в двух домах милосердия при храме, за больными в лечебных учреждениях и на дому, помогаем семьям, где есть материальные проблемы, но первооснова везде – забота о душе. Работа социального характера однозначно должна быть двоякой: надо и мирские проблемы решать, и заботиться о душевной состоятельности опекаемых. Особенно это касается детей.

– – Почему? Ведь за ними, как правило, нет пока никаких грехов.

– – Сейчас возникла невиданная доселе на Руси проблема: мамы, папы, бабушки и дедушки перестают быть передатчиками мудрости: веры, традиций, обычаев. По сути дела, дети предоставлены (казалось бы) самим себе, а на самом деле, в основном – злу, потому что негатива вокруг куда больше, чем добра. Я преподаю детишкам в реабилитационных центрах и не устаю повторять, что все доброе в них – от бога, и все поступки, слова, дела – это их будущий жизненный багаж.

– – Но ведь взрослые не занимаются своими детьми не со зла, а просто потому, что с утра до вечера горбатятся, чтобы было хоть на что-то жить.

– – Горбатятся, как вы выразились, далеко не все, хотя замечено правильно: превалирующую роль занимает сейчас борьба за существование. Наше общество ни внутри семьи, ни внутри рода-племени не организует понятия стабильности. А когда над человеком много десятилетий так озоруют, сохранить свое человеческое намного труднее.

– – Вы пытаетесь вливать в детские души духовность. А они возвращаются домой, где их – по оттаявшей душе – сапогом.

– – Так оно и бывает. В Измайловской коррекционной школе мы детей отмываем, одеваем, учим петь-танцевать, они уезжают на каникулы, возвращаются от родных пап и мам вшивые, грязные, голодные. Но в любом случае наш долг – защищать детей, видя в них образ и подобие божие. Давать им возможность понять, что такое – настоящее человеческое достоинство, чтобы они могли, включив свою свободу воли, не скатываться в то, что им навязывают в вонючих подъездах и опустившихся семьях. Понятно, что все плохое намного легче проникает в человека и намного легче заполняет душу и разум. Бессмысленность легче воспринимается, чем осмысленность. Труд воспринимается труднее, чем леность.

– – Но вы же не можете заставить детей быть такими, какими хотите их видеть!

– – Я вам скажу так. Общество сейчас к детям проявляет крайнее лицемерие, без устали твердя «мы вас любим, мы вас любим». А детство, отрочество и юность – на краю пропасти, потому что нет защитных факторов: ни веры, ни обычаев, ни домашних бытовых, неколебимых устоев.

Те же дети, которые приходят в храм с положительными предпосылками, их увеличивают, те, кто скатывался – притормаживают. Все труды духовного характера – а душа ребенка удивительна в плане восприятия доброго! – имеют последствия. С внуком нашей поварихи – оторви и выбрось – я пять лет возился. Сейчас учится хорошо, спортсмен. Есть плоды-то.

– – Вы говорите: «Я с ним возился». Неужели все исправляется добротой?

– – Я обязан быть добрым, но не лживо-сентиментальным. Поэтому, когда надо, я очень строг.

– – Тогда что же – доброта священника, воспетая во многих книгах?

– – Это, в первую очередь, доброта, смешанная с мудростью. Священник, опираясь на многовековой опыт церкви, должен видеть духовное состояние ребенка, чтобы воздействовать на него где-то построже, где-то – помягче. Мы всячески помогаем детям, потому то так нас обязывает относиться к бедным в духовном и материальном плане Евангелие, то есть сам господь бог.

– – Что вы можете сделать для ребенка, если у него родители-алкоголики – он же не переделает взрослых.

– – Повторяю: ребенок – уникален. И даже та зажатость темнотой, унижением, беспросветным матом перестанет довлеть, если ребенок воспримет душой свое благородство человеческое. Мы обязаны дать детям задаток доброго.

– – Как это сделать, если в барышских школах у вас нет никакого курса, никаких часов?

– – Во-первых, передовые учителя водят сейчас детей целыми классами в храм. Имеет место и частное посещение церкви вместе с мамами и бабушками. Все это многоступенчатое возвращение человека с той низости, в которой он пребывет, идет через дела, через хорошее отношение. Мало того, что мы вместе с детьми реставрируем храмы, весной сделали еще два передовых шага: уже этим летом в Ханинеевке при храме (это тоже мой приход) откроется экологический лагерь, а в Барыше – вечерний спортивный реабилитационный центр. Все это создается при непосредственном участии детей и для детей. Лагерь в Ханинеевке готов принять юных экологов, этнографов, орнитологов – там новый двухэтажный коттедж, четыре деревенских дома, где новые навесы, заборы, туалеты, бани. Это очень солидный комплекс. А под спортивный центр мы взяли брошенный пустырь, на котором разбили сквер, разместили детскую площадку, площадку для мини-футбола. Дети будут иметь элементарный выбор: сидеть ли им с бутылкой пива (а многие этого не хотят), или играть в теннис, в футбол, заниматься другими видами спорта, в конце концов, священника слушать.

– – Про «слушать» я понимаю, а вот задача ли священника – строительство?

– – Я просто люблю людей и особенно детей. Наши деяния – не подвиг: мы просто выполняем свой долг. Ступенечки к красоте и к богу надо создавать. Надо очень знать и чувствовать, как формируется внутренний мир человека, особенно ребенка. Даже недоброкачественно выполненный плакат, уж не говоря об ужасном боевике или мультике, может перечеркнуть в человеке очень многое. Поэтому мир красивого всегда надо обновлять восстанавливать. Отсюда – возведенные нами 19 детских игровых комплексов, где все выполнено из точеной березы и дуба – экологически чистого материала. Если все эти площадки разобрать и погрузить, понадобится состав из 40 вагонов. Вас устраивает мой ответ?

– – Вполне.

– – Я без ума от детей – честно говорю.

– – А как дети к вам относятся?

– – За 50 метров орут: батюшка!

– – Вы можете себе позволить играть с ними?

– – И в футбол, и в теннис. Почему бы нет? Чувство достоинства тут не теряется – оно достигается умением себя вести. Я против сентиментальности, которая расслабляет ребенка, делает из него тряпку. Но это не означает, что я не могу ребенка приласкать, приголубить. Искренне обнять ребенка – святое дело. Самое главное, мы соединяем их с мудростью предков. Речь идет о том, чтобы снять обездоленность. Церковь и вера дают возможность настоящего. Церковь всегда имеет право на исток. Возьмем свадьбу или рождение ребенка – сколько вокруг пожеланий хороших! А священник от имени церкви говорит только суть: помолимся, чтобы на ребенке (или семье) было благословение божие. Чтобы ребенку дали все самое дорогое, что есть в сердце: ваши навыки, мудрость, милосердие, способности, чтобы в него все это вложили, как в копилку. А для молодых просим своего благословения – состояния неколебимого счастья.

– – Легко ли священнику найти общий язык с детьми, не опускаясь до их уровня, но и не впадая в менторский тон?

– – Мужчина сам по себе должен быть очень лаконичным – в данном случае я говорю о священнике. Каждое слово должно быть выверено. Оно может быть отрезвляюще строгим, может – укрепляющим: в зависимости от состояния ребенка и необходимости влиять на него. Соединить человека с высокими мотивами куда более трудный подвиг, чем обогреть и накормить. Вся наша жизнь – наклонная плоскость: сколько бы мы ни увиливали от прямоты взгляда, скатываемся вниз, как правило, очень быстро. И с каким трудом карабкаемся, если хотим быть добрыми или совершенствоваться. В общем-то, к сожалению, дети врастают достаточно ущемленными – жизнь идет, а накопления доброты не происходит. Убогость, которую набрать легче, они и понесут по жизни, так и не поняв, что главное достоинство человека – совершенствование. Вот почему не раз и не сто, я объясняю детям, как важно понимать, что величественность души несопоставима по совокупности добра и любви ни с какими сиюминутными так называемыми радостями жизни. Что наркоман – это не судьба, как стали говорить многие в последнее время. Это – человеческая беспомощность, неумение включить свою непобедимую, добрую свободу воли. Учу их этому. Даже студентов УлГТУ учу, где преподаю курс лекций уже на протяжении пяти лет, как правило, зимой. Я полностью отказался в лекциях от религиозного пафоса, от непонятных молодежи цитирований. Чаще всего это теперь половина времени – лекция, половина – собеседование, когда студенты могут задавать мне любые вопросы на любые, интересующие их темы. А я пытаюсь просто ступенька за ступенькой поднимать их к высотам, накопленным церковью.

– – У вас, отец Игорь, все так «просто», словно в сутках не 24 часа, а 74. Ведь службы-то в храме не отменяются.

– – С божией помощью успеваю все. Есть понятие концепции влияния – такая своеобразная цепная реакция. Сейчас открыты храмы в больнице, на швейной фабрике, скоро откроется храм на мебельной фабрике «Добрый стиль», в Поливаново. В общей сложности – это тысячи людей, из которых непременно кто-то станет постоянным прихожанином, кто-то будет приходить периодически на службы – так выстраивается многоликая цепь, связующая человека с богом.

– – А кто же служит во всех этих маленьких храмах?

– – Я и служу. У меня есть ежедневное расписание служб в храме Святой Троицы, в Ханинеевском храме, в больнице, на фабрике – надо снимать с людей многолетний натиск темноты.

– – Удастся?

– – Надеюсь. Бог никогда не оставлял Россию.