Откровенный собеседник

Мы, в основном благополучные люди, редко задерживаем сове внимание на «джентльменах, которым не повезло»… А ведь как много рядом с нами неустроенных судеб, обделенных вниманием детей, забытых стариков. Почему для них жизнь превращается в смертельную битву?

У Наташи громкая фамилия – Нуреева, но она и не предполагает, что жил на свете гениальный артист, балетное божество Рудольф Нуреев. Наташа никогда не видела балета, театрального спектакля, не слушала симфонический оркестр или джаз, не была в картинной галерее. В ноябре этого года Наташе исполнится 28, и все эти годы она, по ее словам, просто пытается выжить.

Впервые я встретила Наташу лет восемь назад в Майнском детском доме. Теперь она вполне взрослый человек, ветеринарный врач, под началом которого более 500 коров и телят. В селе Алешкино Сенгилеевского района Наташа живет и работает почти четыре года. О жизни и говорим…

– – Я тогда уже в городе жила, а в детдом приезжала просто потому, что когда человеку некуда деваться, надо же где-то время провести. Не буду же я ездить на выходные к родне, если не знаю ее. А в детдоме все знакомо – с воспитками (воспитателями – Л.Д.) можно пообщаться, с ребятишками.

– – А ты свой дом, семью, родителей помнишь?

– – Откуда?! Мать я никогда не видела, с отцом по необходимости несколько раз общалась. Отец родом был из Коми АССР, мать – не знаю. Говорят, что сначала они жили в Русской Беденьге – это в Ульяновском районе, потом переехали в Артюшкино – это рядом здесь. Я там и родилась. Меня сразу в Сенгилей отправили, оттуда – в Ульяновск, в дом малютки, потом – в Майнский детский дом. Там я прожила 11 лет – с 85 по 96 год. Вообще-то у матери с отцом было 15 детей, из них двое мертвыми родились. Я по счету двенадцатая или тринадцатая.

– – Наташа, только ты была в детском доме?

– – Да вы что! Они с начала 70-х стали детей в детдом сдавать. До меня в Майнском детдоме воспитались и выпустились Галя, Валя, Витька, Ленка, Нинка, Ольга. Я тоже не одна была – вместе с двумя сестрами. Меня даже удочерить хотели, но не получилось – надо было всех троих брать, а кто такую ораву потянет? Единственная родня мне Любашка была – сестра моя, мы вместе в детдоме жили. Но она почему-то всегда домой хотела, хоть и не видела его, как и я. Из-за того, что ничего не получалось, шебутилась много, милиция ей стала интересоваться. Короче, забрали за ничтожное хулиганство, а она выпрыгнула из машины – и головой о бордюр! Ей немного 16 не было. Остальные все живы. Мать от пьянки умерла в 94-м, отец – несколько позже.

– – Вас, близких, так много – роднитесь как-то?

– – С чего – близких? Никак мы не роднимся: я знаю, что они есть, и все. Я никогда в семье не жила – зачем начинать? Да и им это так же «нужно». Бывают случаи, когда или я приеду, или из них кто-то – пивка попьем и разъедемся. Но это же просто компания, а не родня, правда? Родня – это те, кто может помочь хоть чем-то. А здесь такого нет. Ни помощи, ни душевной связи ни у кого ни с кем вообще нет.

– – А ты отца ездила хоронить?

– – Зачем? Потому что много хорошего в жизни дал? Я его увидела-то впервые в 98-м, когда приезжала из Жадовского совхоза-техникума за нужными документами. Знаете, как интересно получилось! Я ехала в автобусе в Артюшкино, как потом оказалось, со своим родным братом. На заднем сиденье сидел человек – я посмотрела на него и подумала: откуда-то его знаю. Когда вышли, стала у людей спрашивать, где Нуреевы живут, а мне говорят – да вон Нуреев, подойди к нему. И это оказался тот самый человек, который на заднем сиденье ехал! Ну, пришли в дом – там мужик. Оказалось, отец. Думала, во мне или в нем хоть какие-то родственные чувства возродятся. Нет – поздоровались, и все.

– – Он не интересовался твоей жизнью?

– – Он и своей-то не интересовался. Да и не рассказала бы я ему ничего. На фиг вспоминать жизнь в детдоме? Когда я выпустилась оттуда, было счастье.

– – Чем же тебе так насолили?

– Не надо это ворошить – там ничего хорошего нет. Вы все равно этого не поймете. Детдомовская жизнь – это выкинутый кусок жизни, проклятые годы. Те, кто мне делал по жизни говно, уже наказаны, уже на том свете. За правдивый рассказ, правда, и сейчас пересажают очень много людей. Пусть это все со мной только останется. Меня прошлая жизнь уже не волнует, меня настоящая неплохо бьет. Я как могу, так и живу одна. Советы мне не нужны ничьи. Я сама в этой жизни хозяйка: как скажу, так и будет. Хотелось мне в сельхозакадемию поступить – поступила. Съездила по контракту на заработки, заработала 5 тысяч рублей, внесла этот взнос за учебу.

– – Ты не знаешь, как сложилась жизнь остальных выпускников детдома?

– – В 96-м нас выпустилось 15 человек. Высшее образование только у меня одной. Остальные вообще снаркоманились, спились, сроки отсидели, половина сейчас в могилах лежат. Срок их жизни – 20 –24 года. Для самостоятельной жизни мозги нужны и сила воли. Каким ты стал в подростковом возрасте, таким и по жизни пойдешь – это я на множестве примеров знаю, и на своем тоже. Есть люди, которые в сладостях жизни никакого удержа не знают. Вот нам с подружкой, с которой мы вместе выпускались из детдома, дали одинаково денег – по 179 рублей: жизнь начать. Продуктов с собой дали, в совхозе-техникуме – общагу. До первой стипендии жизнь обеспечили. После этого, правда, живи, как можешь. Или как хочешь. Подружка захотела «как хочешь». У меня еще и через две недели деньги оставались, а у нее – ни копейки: жвачки, конфетки, сигаретки, пиво. Ограничений себе не ставила.

– – Что с ней сейчас?

– – Практически ничего – наркоманкой стала. Я и пить тоже пробовала, и наркоту – не действует это на меня. Я могу в любой компании находиться, но у меня всегда есть свое «я», свое мнение на все. Вот я с 6 лет курю и буду курить, пока не захочу бросить сама. Есть сила воли – можешь себе приказать.

– – Наталья, как же это было возможно – курение в детском доме да еще такой малышке?

– – Я воровством сигарет не занималась. У нас в пионерлагерях воспитки на наших глазах и курили, и пили, и трахались. Так что догадайтесь с трех раз, откуда сигареты. Это все сказки, что воспитатели любят детей. Это работа – при чем тут любовь? Ты умей педагогически любую ситуацию разрулить – больше от тебя ничего не требуется. Я такого навидалась – мама, не горюй! Меня ничем уже не удивишь в жизни. Пусть мне 300 человек что-то доказывают, я сделаю по-своему. Как себя поставишь, так и будет – пока мне интересно выживать. Я не знаю добрых людей.

– – Неужели в детдоме не было ничего хорошего?

– – Почему? Было. Я в духовом оркестре играла с семи лет, единственная девочка. Нас Виктор Семенович Образцов учил – он на всем играет. Я в 7 лет уже и ламбаду умела, и «Вернись в Сорренто». Выпустилась, и все закончилось. Меня мужики только похоронный марш не научили играть. Сама не захотела. А сейчас очень хочу на саксофоне играть. Но это – мечта идиотки. Из этой же серии – выиграть много денег в лотерейку. Мечта реальна для тех, у кого есть средства. А у меня – борьба за выживание. Она у каждого выпускника детдома в этом мире. Больше ничего. Но 90 процентов на полпути сламываются. Из детдома выходят заведомо обездоленные люди.

– – Но ты-то ведь удержалась!

– – Я не могу сейчас сказать, что двумя ногами на земле стою – пока и одну-то не устаканила. Вот нас 140 человек выпускалось из сельхозакадемии. В селе, по слухам, только несколько человек работают. Мамы-папы своим детишкам сразу и работу нашли, и квартиры купили, и машины.

– – Завидуешь?

– – Зачем? У меня своя жизнь: я ставлю себе цели и пошагово иду к ним. Противно только, что после академии меня, как изгоя, начали из всех кабинетов выкидывать. А я же не прошу лишнего. Положено молодому специалисту 200 тысяч подъемных, почему всем есть, мне – ничего? Я и у Миронова, главы Сенгилеевского района была, и у Якунина на приеме, и Морозову писала. Бесполезно. Нас, детдомовцев, в районе не больше 10 человек, так всем дали или общагу, или такие развалюхи, как у меня. Не знаю, сколько лет должно пройти, чтобы государство заинтересовалось детдомовцами, детьми из приютов…

– – Где же ты живешь?

– – По-прежнему на квартире. Федеральный бюджет выделил мне 45 тысяч на приобретение жилья, на руки получилось 42, купила дом, который требует 150 тысяч на ремонт. Газифицировала – 30 тысяч кредита. Теперь в Сенгилее требуют, чтобы я этот дом оформляла на себя, это еще 15 тысяч. Где я их возьму? У меня и так от зарплаты остается рублей 700.

– – Как день складывается?

– – В полпятого встаю, подою своих четырех коз, к семи – на работу, в восемь – с работы, на огород, потом еду двум собакам сварю и – спать. Ко мне никто не приезжает. В прошлом году на свой день рождения два казана плова сделала – приглашала 15 человек, пришли кое-как трое. Ну, что? Я реально на жизнь смотрю. Нет искренних людей, которые бескорыстно могут мне сделать добро, никогда этого не будет. Дом, большая Родина, малая родина, флаг –пустые слова. А все же прорвусь, где наша не пропадала!