«Перед премьерой мне снятся кошмары», – сказала заслуженная артистка Ирина Янко накануне своего бенефиса. Бенефис – 25 июня. В ее жизни, как в хорошей пьесе, соблюдено единство времени, места и действия: Ульяновск, театр драмы, семья, друзья – все случилось в последние пару десятков лет.

Начало отсчета – 1980-й год. Тогда они втроем – Ирина Янко, ее муж Сергей Кондратенко и ее подруга Алла Троицкая – приехали в Ульяновский театр драмы после окончания Воронежского театрального института. Стремительно, всего за три дня, Ирину ввели в спектакль «Коварство и любовь» по Шиллеру.

Может быть, она умирала от волнения, может быть, хотела удрать и спрятаться. Но никто из публики этого не заметил. В эти ямочки на щеках, в эти черные глаза и кудри влюблялись сразу.

Иногда они возвращаются «Театр это друзья, которые стали моими род ственниками, это моя семья. С моими ролями я живу всю жизнь. Иногда они ко мне возвращают ся», говорит Ирина.

Она всегда играет взахлеб и всерьез. Своего Димку в «РВС» исполняла на шестом месяце бе ременности. Сама ушла, когда решила, что пора, из «Двенадцатой ночи» и приготовила себе заме ну Катю Скворцову. Театр не раз испытывал ее на прочность. Она это не просто выдержала, ка залось, даже не замечала. С ближайшей подру гой Аллой Троицкой их обеих назначили на роль Вари в спектакле «Девочка и апрель». Алла сыг рала сдачу, премьеру Ира, и режиссер заявил Троицкой, что она снята с роли. В другом театре других актрис это сделало бы непримиримыми врагами. Но тут они погоревали вместе, поплака ли вместе и стали жить дальше. В спектакле «Ка менное гнездо» ситуация повторилась с точнос тью до наоборот. Вместе репетировали одну роль, Алла играла премьеру, Иру с роли сняли.

Наш театр называют семейным. Говорят, это плохо, нет конкуренции. Но мне всегда хорошо, когда перед премьерой Кларина Ивановна Шадь ко тихонько, чтобы не помешать, несет мне чай, рассказывает Ирина.

Что такое другой театр, она почувствовала на себе во время гастролей литовской труппы. Было это лет 15 назад. Вильнюсский театр приехал в Ульяновск, а прима укатила на киносъемки. За три часа до начала спектакля Ирину ввели на главную роль. Литовские актеры на репетиции не приняли новенькую, строили ей рожи, ре жиссер, увидев это, сказал: если еще раз случит ся, уволю. Ирина тогда поняла, что это «не наш» театр, тот самый террариум единомышленников со змеямигадюками. А когда спектакль закон чился аплодисментами, Янко стали предлагать всякие блага за переход на литовскую сцену, сулили двухэтажный коттедж, вдвое большую зарплату. Чем, главным образом, можно сманить артиста? Ролями! Но что ей могли предложить, когда она играла на ульяновской сцене и Джуль етту, и королеву в «Ричарде II», и Донну Анну, и царицу Ирину в «Монархах», и Мирандолину в «Хозяйке гостиницы», и Изабеллу в «Мера за меру», и Корсиканку… (Както стала считать свои роли на 150 бросила.) Так отказала Вильнюсу наша Янко. Отказала и родному Воронежу, куда ее не раз звали.

Но для актера, даже когда ролей много, их все равно мало. Недавно Ирина перечитывала воспоминания Виталия Вульфа о старых актерах МХАТа и подумала: «Ну ладно, Мария Стюарт в прошлом, а Елизавету бы я потянула!». А потом поняла, чтото приблизительно гдето в какомто качестве уже сыграно.

То, что Юрий Семенович работает в нашем театре такое количество лет, это огромный плюс.

Мы дети Копылова. У нас есть свой язык, а это очень важно. Оно, может быть, комуто не нра вится, ктото его не принимает. Но то, что он есть, это очень хорошо. Юрий Семенович открыл и продолжает открывать в нас новые грани. Он очень талантлив.

«Мы – советские» У нас в театре сейчас много талантливой молодежи. Я смотрю на них и люблю. Но мы все таки были другие. Мы советские. Меня в пионе ры вообще принимали на Красной площади. В качестве поощрения туда повезли два класса из Воронежа. Я, правда, там оконфузилась. Было очень холодно. Мы должны были пройти вдоль Кремлевской стены. А у меня от холода свело правый мизинец. Держу руку в салюте, мизинец на отлете, и плачу.

Мы поступали в институт и понимали, на ка кую жизнь себя обрекаем. Знали, что не будет много денег. Педагоги настраивали: вы будете трудиться, и не ждите за это никаких благ, а по лучайте удовольствие от своей работы. И мы по лучали, иначе ничего небудет, кроме скрипа моз гов на сцене.

Есть у Янко это чувство: если сможет, помо жет. О том, что это означает, рассказала директор театра Наталья Никонорова.

В начале 90х годов в театре жили плохо, иногда просто голодали. У Янко и Кондратенко был за городом участок 21 сотка, а у Иры та кие руки палку воткнет и на ней чтото начи нает расти. Ездили туда отдыхать друзья Петро вы, Люда Даньшина. Осенью собирался огром ный урожай. Что было дальше, я по себе знаю.

Подъезжала к дому машина, Сережа Кондра тенко звонил: «Наташа, выйди, пожалуйста». Я выходила, и он выгружал ящик кабачков, ящик картошки, ящик моркови. «Так, вычеркиваю», и ехал дальше по актерским адресам. Вот что такое Ирина дружба.

Янко горит, что это духовная связь. Такая крепкая, что когда Алла Троицкая уехала в Аме рику и очень тосковала, спасала ее и та ниточка, за которую держалась Ира в далеком Ульяновс ке. Письмами спасла, телефонными звонками словами.

Завтра будет другой день Я вывела для себя, что надо жить одним днем, сегодня. Потому что, как бы мы ни загады вали, как бы ни мечтали, мы ничего не можем переменить и не можем спланировать свою жизнь. Завтра будет другой день. Может быть, плохой, но мой.

В юности она всерьез думала стать врачом.

Ходила смотреть и на пединститут. Уже в театре десять раз решала уходить из профессии. Сейчас она готовится к бенефису. А завтра начнет репе тировать роль графини Альмавивы в «Женитьбе Фигаро». Завтра будет другой день.