А после сожжения злодея его прах Никита Хрущев развеял в Подмосковье

Продолжение. Начало в «толстушке» за 10 июля Берию хотели отправить за рубеж?

В 1953 году советское правительство в качестве жеста «доброй воли» решило передать немцам картины Дрезденской галереи, отреставрированные нашими мастерами. Но прежде чем художественные полотна заняли свои места в музее на родине, они совершили длительное путешествие по городам Союза и Европы. Миллионы людей смогли увидеть шедевры галереи. Любопытно, при вывозе картин из нашей страны в аэропорту среди упакованных ящиков с ценным грузом один обнаружился пустым. В Таманской дивизии склонны были считать этот случай и неудавшуюся попытку перевода арестанта Берию в тюрьму КГБ частями одного плана – переброски Берии за рубеж.

Охране не доверяли

После этого случая режим охраны еще более ужесточился. Теперь дежурные генералы выполняли распоряжения только Конева, Жукова и Хрущева, причем отданные лично. Телефонные звонки и письменные распоряжения отныне теряли всякую силу.

Как рассказал Шолкин, история с полковниками была, пожалуй, единственным происшествием. В остальном служба шла по установленному порядку. Всякое общение с Берией строжайше запрещалось. О любой его просьбе или нестандартном поведении следовало немедленно докладывать дежурному генералу, которому также вменялось в обязанность особенно тщательно проверять принесенную арестанту пищу.

Василий Акимович руководил внутренней караульной службой. И обязан был лично участвовать в конвоировании опасного государственного преступника на допросы и судебные заседания.

Всякий раз перед началом допросов раздавалась команда: «Охране от дверей отойти!». Однако добиться от конвоиров четкого выполнения этой команды Василий Шолкин так и не смог. Солдаты, в основном бывшие фронтовики, не ощущали себя тюремщиками. Их заставили это делать, потому что не доверяли вышколенной охране госбезопасности, преданной Берии.

Все, что солдатам удалось подсмотреть или подслушать, потом активно обсуждалось в коллективе , несмотря на строгие запреты на этот счет и подписки о неразглашении.

За время следствия Берия менял тактику поведения. Сначала он активно защищался. Его страстные монологи прослушивались даже через плотно закрытую дверь. Заместитель председателя Совета министров требовал пригласить в свидетели руководителей партии. Но вскоре поняв, что в любом случае обречен, сник и стал унижаться, плакал и падал на колени, умолял о встрече с Хрущевым.

Линию его поведения кратко можно изложить следующим образом: «Уважаемые сообщники, члены политбюро -ЦК КПСС, ведь я такой же, как и вы, я только исполнял принятые совместно с вами решения, а теперь вы обрекли меня на роль козла отпущения».

Но подельники, бывшие коллеги, натерпевшиеся в свое время страха перед сталинским цербером, твердо гнули свою линию. В конечном результате судебного процесса не сомневались ни судьи, ни подсудимый.

Последняя трапеза

Тем не менее, приговор буквально оглушил Берию. Он был очень подавлен, плохо владел собой, уже не взывал о пощаде и только попросил не преследовать членов его семьи. Это ему гарантировали. Личная просьба состояла в возможности привести себя в порядок: помыться, побриться, сменить белье. Обычно еду приносили ему сначала из армейской кухни, а затем из кремлевской столовой. Но последнюю вечернюю трапезу доставили из респектабельного ресторана с большой бутылкой хорошего грузинского вина по его желанию. К пище Берия только притронулся вилкой, а вот бутылку осушил до дна.

В небольшом подвальном по-м е щ е ни и Васи ли й Акимович с двумя солдатами соорудили из фанеры и деревянных брусков щит и продвинули его к задней стене комнаты. Во избежание рикошета промежуток между фанерой и стеной засыпали песком. Перед задрапированным цветастой тканью щитом расстелили ковер, на который поставили стул, установленный напротив стол накрыли зеленым сукном. Затем выдвинули верхний ящик стола Ровно настолько, чтобы в него могла просунуться ладонь, туда положили заряженный и снятый с предохранителя пистолет полковника Сорокина, приготовленный к употреблению.

Меткий выстрел

Первым в подвал завели Берию. Следом вошел и полковник Сорокин, назначенный исполнить роль палача (между прочим, мастер спорта по стрельбе). Все понимали, что наступил момент развязки. И по команде: «От двери отойти», наоборот, бросились к ней. Но не успели занять исходное положение, как дверь распахнулась. Выходящий из комнаты полковник подал знак рукой, мол, делайте свое дело.

Приговор был исполнен быстро. При появлении полковника Берия опытным взглядом оп редел ил, что тот без оружия, и в какой-то степени облегченно вздохнул: «Не сейчас!» Остальное произошло мгновенно. Сорокин оправдал славу отличного стрелка – пуля угодила приговоренному точно в переносицу. Смерть для Берии оказалась неожиданной и легкой.

Очень скоро в штабе появился Хрущев, и Василия Акимовича с несколькими солдатами передали в его распоряжение.

Прах палача обитает в Подмосковье

Труп, завернутый в ковер, доставили в небольшой крематорий на две печи, где траурную процессию уже ждали. Директор мини-крематория провел всех внутрь небольшого зала. У печей стоял наготове исполнитель. Хрущев через специальный глазок неотрывно наблюдал за горящим трупом, а когда забирали пепел, он лично щеточкой собрал оставшиеся пылинки.

После того, как акт о кремации подписали должностные лица, Хрущев жестом предложил то же самое сделать и Шолкину, а затем и сам вывел свою подпись. Оформленная бумага перекочевала в черную папку, которую Никита Сергеевич все время держал под мышкой, никому ее не доверяя. Затем предстояла длинная и вконец запутанная дорога. Не москвичу трудно было определить, в каком направлении выехали из столицы, да еще глубокой ночью.

Наконец, остановились на каком-то возвышенном месте, вдали от мерцающих огоньков населенных пунктов. Выйдя из автобуса, обнаружили здесь же стоящую пушку и при ней командора. Сразу после пушечного выстрела, развеявшего прах Берии, машина с Хрущевым, громко хлопнув дверцей, сорвалась с места и. скрылась в ночи. Наконец-то все облегченно вздохнули. А курильщики впервые с наслаждением наполнили легкие табачным дымом. Следует сказать, что все происходившее делалось М0Лча, за все это время никто не проронил ни одного слова. Каждый знал только то, что ему необходимо выполнять, но не больше.

В Москву вернулись на рассвете. Генеральный штаб выглядел так, как будто ничего не произошло. Не было ни танков, ни колючей проволоки. Убраны опоры, заасфальтированы дорожные повреждения. Бесчисленные кабинеты и коридоры здания штаба снова заполнились офицерами разных званий и рангов.

Орден «ни за что»

На следующий день Василия Акимовича вызвал министр обороны, маршал Жуков. Георгий Константинович поблагодарил офицера за отличную службу. В присутствии Шолкина позвонил его жене в ПОДМОСКОВНЫЙ -военный городок, успокоил ее, пообещав, что супруг вернется домой через месяц после выполнения особого задания. Увидев появившуюся растерянность на лице Василия Акимовича, Григорий Константинович загадочно улыбнулся и, прощаясь, попросил в приемной обязательно подойти к дежурному офицеру. Адъютант Жукова вручил Шолкину трехмесячное денежное довольствие, увеличенное в несколько раз, путевку в санаторий Министерства обороны на Черноморском побережье Кавказа и большую коробку, перетянутую шпагатом. В номере военной гостиницы старший лейтенант открыл коробку и обнаружил в ней комплект нового офицерского обмундирования. Стал примерять – еде лал еще одно открытие: к кителю был привинчен новый орден Красной Звезды, а в кармане лежало удостоверение к нему.

– Когда Василий Акимович мне все это рассказал, – говорит Геннадий Кадомкин, – я совершенно непроизвольно взглянул на орденские колодки на его груди. И заметил среди них две одинаковые. Василий Аки-м о в и ч , угадав мой во-просительный взгляд, пояснил, что у него на самом деле два ордена Красной Звезды. Первый он заработал на фронте, проливая кровь за Родину. А другой вот получил ни за что. Так и сказал: «Ни за что».

Товарищ «старый лейтенант»

Василий Акимович продолжал еще какое-то время тянуть армейскую лямку, пока его воинское звание не вошло в полное противоречие с его возрастом. Друзья стали называть его в шутку «Товарищ старый лейтенант» вместо старший лейтенант. Понимая, что с 8-классным образованием генеральской карьеры не сделаешь, он оставил службу и перебрался на родину в Поволжье, в Казань.

– После нашего знакомства, уехав в разные города, мы продолжали общаться, -рассказывает Кадомкин, -посылали друг другу поздравительные открытки. А в 2004 году Шолкин умер, и наша связь прекратилась.

Как Берия вернул квартиру сержанту

Рассказывая о воспоминаниях Шолкина, Геннадий Кадомкин вспомнил случай и из своей жизни

Отслужив положенный срок во флоте, он еще 10 лет проработал на судах морского торгового пароходства. И в первый рабочий день в научно-производственном объединении турбостроения «Ленинградский металлический завод», на берегу в полной мере ощутил себя человеком, попавшим буквально «с корабля на бал».

– Коллектив провожал на заслуженный отдых главного механика объединения Михаила Васильевича Черных, участника войны, отличного специалиста, – вспоминает Геннадий Степанович. – После провозглашенных тостов компания предалась воспоминаниям. И чаще всего говорили о встрече^юбиляра с самим Берией, человеком, обладавшим в свое время бесконечной, практически неограниченной властью.

В 1945 году, вернувшись с войны, Черных неожиданно для себя обнаружил, что не может открыть дверь собственной квартиры. На звонок из-за двери показался человек в форме полковника. Он объяснил, что теперь проживает здесь на законном основании и является хозяином квартиры.

Пришлось демобилизованному воину поселиться в цехе завода, с которого он уходил на войну. В какие только инстанции не обращался Михаил Васильевич с просьбами о помощи. Но все было напрасно. Как-то он встретил одного из Офицеров КГБ, с которым познакомился до войны. Тот посоветовал ему обратиться к Берии, занимавшему тогда пост министра государственной безопасности. Мол, кроме него никто не поможет.

Берия, в то время как член правительства, еще принимал граждан. Правда, не более 1-2 человек в месяц. И Черных решился.

Приглашение на прием к министру госбезопасности пришло через полгода.

В гостях у «палача»

Не тратя время на пустые разговоры и не поднимая от бумаг головы, Берия обратился к посетителю с короткой фразой, произнесенной с кавказским акцентом: «Зачем прышел?»

Не дослушав до конца взволнованный и сбивчивый рассказ Черных, министр взял трубку телефона прямой связи с Ленинградом и сердито произнес:

– У вас в Ленинграде Советская власть есть или нет?

На другом конце провода, видимо, растерялись, не зная, что ответить.

– Так в чем дело?! – продолжал Берия, – сам Михаил Васильевич Черных вернулся с войны, а в его квартире поселился какой-то там полковник!

(Следует отметить, что Черных закончил войну в звании старшего сержанта).

Бросив трубку, Берия снова углубился в чтение лежащих перед ним бумаг, обронив в сторону посетителя одно короткое слово:

-Иды!

Черных, потоптавшись некоторое время в нерешительности, все-таки осмелился прояснить ситуацию до конца и напомнил о себе:

– Лаврентий Павлович, – неуверенно проговорил он, – мне бы какую-нибудь бумажку, справку.

И тут впервые грозный вельможа поднял голову, лицо его становилось багровым. Он что есть силы выкрикнул, уже без всякого акцента:

– Вон!

Михаил Васильевич буквально скатился по широкой лестнице на первый этаж и оказался на улице, удивляясь, что еще не арестован. Вернувшись к товарищам, он не сомневался, что теперь следует ожидать репрессивных санкций.

«Добрый дядя» Лаврентий Берия оставил тысячи таких детей, как Светлана Аллилуева (на фото), сиротами.

Радикальные меры

Тем временем ленинградские друзья предложили Черных вскрыть дверь, занять помещение, вещи новоявленного хозяина вынести на лестничную площадку и одновременно поменять входные замки.

Вместе они отправились к дому Михаила Васильевича. Однако у подъезда их остановили крепкие молодые люди с характерной внешностью. Выяснив, кто из пришедших Черных, предложили ему проехать с ними. Михаил Васильевич попрощался с товарищами, полагая, что расстается с ними навсегда.

Машина въехала в ворота «большого дома». Черных незамедлительно провели к начальнику управления КГБ по Ленинградской области.

«Вот ключ от квартиры»

При появлении Черных хозяин кабинета поднялся из-за стола и прошел к нему навстречу. Усадив гостя в кресло, генерал заговорил приятным тоном:

– Зачем, Михаил Васильевич, вы отняли время у Лаврентия Павловича? Надо было прийти к нам, и мы бы помогли. Вот ключ от вашей квартиры, поезжайте, посмотрите и тут же позвоните мне: все ли там в порядке. И впредь прошу вас по любым вопросам обращаться прямо ко мне. И, пожалуйста, не беспокойте больше понапрасну Лаврентия Павловича Берию.

Квартиру свою Черных нашел в идеальном состоянии. Сразу после московского звонка Берии кэгэбэшники, выставив на улицу вероломного полковника, перетряхнули подвальные застенки «большого дома». И обнаружили среди арестантов и маляров, и плотников, и других ценных работников, которые за сутки произвели косметический ремонт квартиры. Столяры-краснодеревщики починили старую мебель, обтянув диван и кресла новым добротным сукном. А на полу красовался ковер, хотя и бывший в употреблении, но в хорошем состоянии.

Как и договорились, Черных позвонил генералу и поблагодарил. А заодно поинтересовался, сколько нужно заплатить за ремонт и материалы. Генерал ответил:

– Что вы, какая оплата! Извините, что из-за отсутствия в продаже новой мебели пришлось обновить старую. Не думайте об оплате, живите и будьте счастливы. И если что – обращайтесь ко мне. И еще раз прошу вас, пожалуйста, не беспокойте впредь Лаврентия Павловича.

На следующий день коллеги Михаила Васильевича гуляли у него на «новоселье». И, поднимая бокалы, дружно провозглашали здравицу в честь Берии.

– Рассказывая об этом, Черных закончил свое повествование словами: «Хороший был человек Лаврентий Павлович, зря его расстреляли!», – говорит Кадомкин. – И было непонятно: всерьез ли говорил Михаил Васильевич или в этих словах таилась доля лукавства.