Сегодня недавний узник ульяновской колонии дал первое интервью «Комсомольской правде». Бывший полковник отвечал на вопросы немногословно и осторожно

Юрий Буданов, отбывавший наказание за похищение и убийство чеченской девушки Эльзы Кунгаевой в 2000 году, вышел на свободу. «КП» уже писала о том, что полковник Буданов после достаточно долгого судебного разбирательства и многочисленных судебно-психиатрических экспертиз 25 июля 2003 года был осуждён Северо-Кавказским окружным военным судом за похищение и убийство 18-летней чеченской девушки Эльзы Кунгаевой. Его приговорили к 10 годам лишения свободы с лишением воинского звания и государственных наград.

24 декабря 2008 года Димитровградский городской суд удовлетворил прошение бывшего полковника Юрия Буданова об условно-досрочном освобождении. Это была уже пятая попытка бывшего полковника танковых войск российской армии, отбывающего наказание в Ульяновской области, выйти на свободу досрочно. Предыдущие четыре ходатайства отклонялись судом под разными предлогами.

Спецкору «КП» — Виктору Баранцу одним из первых удалось взять интервью у бывшего полковника:

— Юрий Дмитриевич, как самочувствие?

— Можно сказать, нормальное. Пока еще не привык к свободе.

— Где именно вам объявили о решении суда выпустить вас досрочно?

— В спорткомплексе. Я там был дневальным по спортзалу. Да-да, дневальным! Таким же дневальным я был, когда служил срочную. Как говорится, с чем начинал, тем и закончил… Пришли представители администрации колонии, зачитали решение суда. И будь свободен.

— Как вам удалось выйти из колонии незаметно для журналистов? Ведь вас там поджидала целая толпа…

— Можно я об этом вам как-нибудь в другой раз расскажу? У меня были причины выйти из колонии именно так, как я вышел. Ставлю на этом вопросе точку. Все.

— Вас во время отсидки в колонии унижали?

— Для меня само пребывание в колонии было своего рода унижением. Хотя я понимал, что это наказание… Не дай вам бог пережить все эти экспертизы, следственные действия, суды, принятые и отмененные условно-досрочные освобождения! Я ведь пережил 5 УДО!

— О чем чаще всего думалось в камере?

— О жизни своей, о судьбе, о той войне. Не будь той войны, моя жизнь, да и жизнь многих других людей — военных и гражданских — могла сложиться по-другому… Это отдельный разговор, давайте об этом как-нибудь в другой раз?

— Вы хотите сказать, что война исковеркала вам жизнь?

— Я хочу прежде и прежде всего сказать, что война принесла горе Эльзе и ее семье… И я, к великому сожалению, оказался к этому причастным. Я думаю и о тех людях, с которыми воевал. Вы считаете, что им было проще, чем мне?

— Вас мучает совесть?

— Нет, совесть меня не мучает. Она меня грызла нещадно день и ночь все эти 8 лет и 10 месяцев… И сейчас грызет…

— Если бы была возможность вернуться назад, на эти почти 9 лет, в той ситуации вы повели бы себя по-другому?

— А вы в этом сомневаетесь? В том-то и трагедия, что жизнь нельзя переписать набело, как школьный черновик…

— Пострадавшая сторона намерена подать протест на ваше освобождение…

— Это ее право.

— Почему вы упорно избегаете журналистов и даже, мне кажется, недолюбливаете их?

— За все эти многие годы я начитался про себя такого… Причем, не только о том, каким я был, что думал и делал и почему, но и том, каким я буду! Противно все это. Виновен человек или невиновен, о нем надо писать правду. Вот вы знаете, о чем я сейчас думаю или о чем думал в колонии?

— Нет, не знаю. Но хотелось бы знать.

— Ладно, обещаю рассказать в следующий раз