6 октября Общественная палата обсуждала вопрос о замене бюста И.А. Гончарова у Дворца книги, на бюст П.А. Столыпина. Идея родилась в головах ряда почтенных особ краеведения и встретила поддержку в «верхах». Иначе чем объяснить, что этому уже посвятили заседание учёного совета краеведческого музея, а теперь ещё и Общественной палаты. Налицо и массовое «прозрение» руководителей от культуры, «осознавших», что назрела необходимость возвращения на пьедестал царского премьера.

Характерно, что противников этого, сотрудников музея И.А. Гончарова, на заседание палаты даже не пригласили. Категорически высказались и проголосовали против «рокировки» памятников лишь двое из присутствовавших: Жорес Трофимов и ваш покорный слуга. Считаю нужным объяснить свою позицию.

Перетаскивать бюст великого писателя накануне 200-летнего юбилея, по меньшей мере, некорректно. Его, бедного, уже отправляли весной 1986 г. в 4-летнюю ссылку к зданию краеведческого музея. Сейчас же раздаются предложения перенести бюст либо к театру, либо на Венец (напротив музея), либо к Дому Гончарова. Первое предложение подкрепляют аргументом: театр носит имя писателя. Точно также в 1980-е гг. 1-й секретарь обкома Геннадий Колбин хотел переставить памятник Карлу Марксу к Дворцу профсоюзов (нынешнему ЦНК). Дескать, пусть стоит на улице своего имени. К тому же где у театра установишь памятник? Вокруг: улица, стоянка машин, фонтанчик и бездарная «Аллея звёзд». На Венце же бюст просто потеряется на фоне волжских просторов, да и ставить памятник в нескольких метрах от Братской могилы негоже. Вариант с Домом Гончарова вообще смешон. Окажутся рядом, на одной улице сразу два монумента в честь романиста. О предложении отправить бюст в Винновскую рощу не хочется и говорить.

Нахождение памятника Гончарову у стен Дворца книги логично и исторически оправдано. На это указывал ещё в 1986 г. краевед Александр Блохинцев: «Причина переноса этого памятника – надуманная, придуманная. …Памятник Гончарову …именно на своём месте… Почему именно на своём месте? Во-первых, потому, что И.А. Гончаров в свои приезды в Симбирск бывал в этом здании. …Во-вторых, потому, что писатель подарил значительную часть своих книг Карамзинской библиотеке. Ныне эта часть библиотеки писателя, то есть – часть самого его, хранится в стенах Дворца книги, и близость памятника к этому зданию подчёркивала это обстоятельство».

Надо считаться и с аспектом исторической памяти ульяновцев. Столыпинское изваяние простояло на постаменте всего 3,5 года – с сентября 1913 г. по март 1917 г. А бюст Гончарова – свыше 60 лет. И, таким образом, памятник Гончарову уже давно стал частью архитектурной и исторической среды, одним из символов центра города. Его торжественно открыли в рамках празднования 300-летия Симбирска-Ульяновска в полдень 12 сентября 1948 г. Показательно, что первый послевоенный памятник возвели не партийному вождю, а писателю. Вообще, в рамках того празднества вспоминали не только Ленина, но и Разина, Языкова, Дениса Давыдова, издали хороший сборник стихов Минаева, на юбилейном концерте звучала музыка Глинки и Чайковского, пела русские романсы приглашённая в Ульяновск Лидия Русланова. А кульминацией 300-летия стал памятник Гончарову, на сооружение которого пошли средства «из текущих расходов по содержанию Ленинских исторических мест». Изгонять бюст с нынешнего места – неуважение к нескольким поколениям горожан и автору – московскому скульптору Афанасию Васильевичу Ветрову, 110 лет со дня рождения которого исполнится в феврале будущего года.

Теперь о памятнике Столыпину. Это была типичная конъюнктура. Идея родилась среди местных националистов – черносотенно и антисемитски настроенных господ. Сбор средств осуществляло местное дворянство вкупе с земскими и городскими управами. Хотя провозглашалось, что памятник от всей губернии, но мы прекрасно помним, как зачастую собирались «добровольные пожертвования» на памятник Петру и Февронии… Выдающийся краевед Павел Мартынов, отвечая на письмо о сооружении памятника, открещивался от участия в нём губернской архивной комиссии – оплота симбирской интеллигенции. На открытие монумента губернатор и дворянство пытались заманить правящую элиту в том числе: премьер-министра, министров внутренних дел и Императорского Двора. Даже торжество назначили на несколько дней раньше, чем открытие памятника Столыпину в Киеве. Но випперсоны ответили вежливым отказом, кто, сославшись на занятость, кто, предпочтя поездку в Киев. Приехали лишь родственники Столыпина. Кстати, снесли бюст в 1917 г. не большевики, а городские власти при Временном правительстве.

Не буду распространяться ни о неоднозначности результатов Столыпинской аграрной реформы (кстати, чувашский просветитель Иван Яковлев отзывался о ней отрицательно), ни о репрессивной политике правительства Столыпина. Остановлюсь на том, что имело пря-мое отношение к симбирянам. Пётр Аркадьевич сыграл крайне негативную роль в кадровой политике назначения симбирских губернаторов (их царь назначал с подачи министра внутренних дел). 26 апреля 1906 г. саратовский губернатор Столыпин в заслугу за жестокое подавление крестьянских выступлений был поставлен во главе МВД. А уже в мае он выразил недовольство нашим губернатором князем Львом Яшвилем – единственным губернским начальником Поволжья, не допустившим кровавых эксцессов в годы Первой русской революции и проводившим взвешенную политику уступок и компромиссов. Отставка Яшвиля в июле 1906 г., когда Столыпин стал премьером, была показательной. Глава правительства демонстративно устранял «вольнодумца», делая щедрый подарок местным дворянам-монархистам. Кем же он его заменил? Присланный на смену Яшвилю с задачей «закрутить гайки» генерал-майор Константин Старынкевич уже через два месяца был взорван эсеровской бомбой. Следующий губернатор – явный протеже Столыпина – бывший саратовский вице-губернатор Дмитрий Дубасов, перепуганный судьбами предшественников, запрещал всё и вся. Воцарился глухой застой. Газеты пестрели «Обязательными постановлениями» губернатора выдержанными в стиле «больше двух не собираться!». Положение об усиленной охране Дубасов продлевал из года в год, даже когда революцией уже давно и не пахло. В конце концов, сам Столыпин вынужден был отменить «охранное» положение в губернии. Но своего бывшего зама не трогал, несмотря на то, что Дубасов последние годы был смертельно болен раком и ещё целым «букетом» болячек. В этом Столыпин сам мог убедиться, посещая в сентябре 1910 г. нашу губернию. Его возили на машине, а чуть живого губернатора (нельзя не соблюсти протокол приёма высокой особы) – следом в карете. Врачи же после смерти Дубасова в январе 1911 г. отмечали: «он последние четыре месяца совершенно не мог обходиться без посторонней помощи, оставаясь всё время в постели при мучительных болях…». Об уважении к подобному губернатору и речи не могло идти. Гимназистка Катюша Соболева писала в де-кабре 1910 г. в Питер приятелю: «Новостей мало, только здешний Губернатор не нынче завтра умрет, ну да чорт с ними, одним дураком меньше». Хотя недееспособность губернатора была давно очевидна, замену ему Столыпин подобрал лишь спустя больше месяца после кончины Дубасова.

Муссируется тема, что наш железнодорожный мост появился благодаря Столыпину. Фактически же всё сводится к рассказу о том, что при посещении Симбирска премьер благо-склонно принял ходатайство местного купечества о строительстве моста и обещал его поддержать. Согласитесь, любой нормальный глава правительства поступил бы точно так же, тем более мост был стратегическим объектом государственного значения. Стоит ли нахваливать Петра Аркадьевича за выполнение им своих прямых обязанностей. Впрочем, на фоне поступков современных политиков кому-то это, видимо, кажется подвигом.

И, наконец, технически восстановить точную копию бюста по имеющимся фотографиям не реально. Если пытаться ваять, опираясь на общие виды монумента и репортажные снимки с открытия бюста, – получится подделка, имеющая отдалённое сходство со скульптурой 1913 г. Или кто-то надеется, как и в случае с Гончаровской беседкой, поживиться на очередной «реставрации»?

Антон ШАБАЛКИН, ведущий специалист госархива Ульяновской области.

Грустный взгляд Ивана Гончарова. Фрагмент бюста работы А.В. Ветрова 1948 г