Ирина Антонова

Он видел, как бомбят Москву фашисты, дошел до Берлина, стоял на «бездыханном теле» Рейхстага. Бомбежка, кровь, гибель товарищей – до сих пор перед его глазами, спустя 65 лет.

Тагир Кебирович Азизов – уроженец Шумерлинского района Чувашии, нынче житель п. Мирный Чердаклинского района. Голод, невозможность существования на малой Родине, в 1938 году погнали его семью в Москву, на заработки. Тогда многие из их деревни по примеру односельчан переехали в столицу. Отец устроился работать на железную дорогу, мама трудилась на стройке. Последние четыре класса школы Тагир учился в Москве. Ему было 15 лет, когда началась война. На тот момент вся его семья – отец с матерью и три его сестры – жила в Царицыно под Москвой.

– Помню, как утром 22-го июня встал, а по радио объявляют о начале войны… Мир, как будто, перевернулся, – вспоминает Ази-зов. – Через месяц уже бомбили Москву, сплошные сирены, канонада, гул от разрывов, люди практически жили в бомбоубежищах. Как-то выходим из укрытия, а наш дом превратился в руины – на его крышу упала зажигательная бомба.

Белорусская операция

В 1943-м, когда Тагиру исполнилось 17 лет, его призвали в армию. Спустя некоторое время его направили на 1-й Белорусский фронт.

Шло лето 1944-го года. 23 июня 1944 г., на следующий день после 3-й годовщины начала войны, Красная Армия нанесла по группе армий «Центр» удар невиданной силы. Белорусская операция помогла успеху Второго фронта в Европе, который открылся 6 июня. В ходе нее Красная Армия совершила мощный бросок от Днепра к Висле и продвинулась вперед на 500—600 км. Благодаря глубоким фланговым ударам по сходящимся направлениям на Минск 1-го и 3-го Белорусских фронтов советские войска освободили столицу Белоруссии, а потом и всю Белоруссию, большую часть Литвы и вступили на землю Польши. Однако Белорусская операция отличалась самым крупным уроном личного состава Красной Армии в стратегических операциях 1944 г.

– Меня ранило в первый же день Белорусской операции, – рассказывает Тагир Кебирович о том периоде. – Полтора часа шла артподготовка. Потом стреляли трассирующими пулями. Они так ярко горели, что даже ночью было видно, как днем. Я залег, не отрывая от земли голову. Смотрю, а пули летят, едва не касаясь меня. Потом артобстрел закончился. Я тут же вскочил и побежал к траншее, там лежали трупы немцев, кого еще во время артподготовки убило. И ни одной живой души… Видимость была очень плохая, пыль стояла сплошной завесой. Потом, когда пыльная пелена слегка спала, увидел еще двух человек из нашей роты. Нас в живых было трое. Через метров 50 к нам присоединились еще трое солдатиков и лейтенант-кавказец не из нашей роты. Это все, кто выжил. И вдруг опять начался артобстрел… Рядом упал снаряд – одному руку оторвало, другого ранило, повсюду кровь… Потом почувствовал, как по правой руке у меня течет что-то горячее. Вся рука была в крови, получил сквозное осколочное ранение. Меня перевязали. Уже в медсанчасть мне сделали операцию. Тяжелораненых отправляли в тыл, а меня хотели оставить долечиваться на станции Костюковка в прифронтовом госпитале. Но я не остался, попросился на фронт и попал уже во 2-ю танковую армию, 12-ю танковую дивизию, 34-й гвардейский полк, 3-й батальон. Наш полк простоял под Варшавой до 16 апреля 1944 года. За это время я выучился на минометчика.

Взятие Берлина

16 апреля началась атака на Берлин. Когда уже вошли в город, все происходило очень быстро… Наши танки двигались колоннами, круша баррикады и разнося дома, откуда раздавались выстрелы. Только потом в дело вступала пехота. Отключились вода и газ, перестал ходить транспорт, прекратилась выдача продовольствия. Голодающие берлинцы, не обращая внимания на непрерывные обстрелы, грабили товарные поезда и магазины. Больше боялись не русских снарядов, а эсэсовских патрулей, которые хватали мужчин и вешали на деревьях как дезертиров. Центр города превратился в настоящий ад. От жары было нечем дышать, трескались камни зданий, закипала вода в прудах и каналах. Передовой линии не было — отчаянный бой шел за каждую улицу, каждый дом. Утром 30 апреля части подошли к Рейхстагу. После полудня по улицам начали ездить советские танки, передавая через громкоговорители приказ о капитуляции. Около 15.00 бои окончательно прекратились. Над Берлином повисла непривычная, напряженная тишина. А потом раздались снова выстрелы. Советские солдаты толпились на ступенях Рейхстага и стреляли снова и снова в воздух. Трудно было поверить, что война закончилась. После взятия Берлина нашему полку присвоили звание «Берлинский». За взятие Берлина мне лично дали орден «Красной звезды».

Местные жители Берлина еще долго прятались по подвалам. Молодых вообще не было, они разбежались, в основном оставались старики. Однажды зашли в небольшой городок под Берлином, красивый, весь в цветах. И вдруг видим двух девушек, они нас встречали с фотографией Ленина (уж не знаю, где ее взяли) и кричали: «Гитлер капут, Ленин гут!».

Как-то раз наткнулись на «власовцев»-предателей в немецкой форме, которые заперлись в здании и не пускали нас. Они «косили» под немцев. Я им говорил: «Откройте! Мы вас убивать не будем, есть приказ Сталина. Вас отправят на родину, с семьей повидаетесь, отработаете, конечно, года три на шахтах, на рудниках, но не умрете же. А если не откроете, мы огонь откроем». Послушались, открыли. Я их тогда спросил: «Как же вы смогли стать предателями?». Они в ответ: «Голод заставил». Один из наших подскочил, хотел их расстрелять, нервы сдали. Но я не дал, сказал ему: «Расстрелять легко, но есть приказ Сталина. Пусть они идут на шахте работают!» В общем, спас их. Они стали благодарить, руки тянут. На что я им ответил: «Нет, руки я вам не подам, идите, живите!». Вообще в Берлине на тот момент расстрелов и зверств ни с той, ни с другой уже не было.

Вскоре наш полк направили в сторону Чехословакии, где мы жили в лесу, в землянках, до ноября 1945 года. На праздник всем вручили новую военную форму, и нас переселили в военный городок.

Мирное время

С войны Азизов вернулся только в 1947 году. Первое время жил в Буинске, у родственников. Работал трактористом. Везде царили голод и разруха. Тяжелое было время.

В январе 1952 года уехал на родину. В соседней деревне ему очень понравилась одна девушка. Но отец у нее был строгий, не позволял встречаться.

– Решил взять хитростью. На дело взял друга и одну знакомую, – вспоминает Та-гир Кебирович. – Эта женщина постучала в окошко, вызвала ее на крыльцо. Мы дверь сразу захлопнули. Я ей рот закрыл рукой, в охапку, посадил на лошадь и увез. Украл! С Сонией мы уже живем вместе 58 лет. Пятерых детей вырастили. 25 лет прожили в Чердаклах. Я там дом построил, скот свой держал. Там в партию вступил, одно время был депутатом городского совета. Имел авторитет. Сейчас горжусь своими детьми и внуками. Я счастлив, что они живут в мирное время.