ВЛАДИМИР МИРОНОВ

Новый 1917 год в Симбирском сыскном отделении не задался. С утра 2 января в полицию явилась жена штабс-капитана Зайцева и заявила, что у нее из дома пропали 150 рублей. Замки целы, стекла не побиты, а денег нет. Разбираться на место происшествия отправился полицейский надзиратель Михаил Трусенев.

Осмотрев дом, сыщик убедился, что взлома действительно не было. А еще он выяснил, что в предполагаемое время кражи дома была квартирантка Зайцевой Ефросинья Семенова. Отвечая на расспросы полицейского, женщина прятала глаза, нервничала и в конце концов призналась: когда хозяйка ушла, к жиличке наведался ее 17-летний брат Дмитрий. В Симбирске он был проездом из Витебской губернии, где живет, в Петроград, куда и должен отбыть нынче же вечерним поездом. Он, скорее всего, деньги и взял.

Выяснив приметы парня и захватив у сестры его фотокарточку, Трусенев отправился на вокзал. Ни в зале ожидания, ни на перроне никого похожего на Семенова не было. Однако сыщик не сдавался и отправился по окрестным злачным местам, которые знал наперечет. Подозреваемого он отыскал в чайной Москалева, что на Тутях, недалеко от вокзала.

Появление полицейского надзирателя стало для Дмитрия Семенова полной неожиданностью. Трусенев подсел к нему, тихонечко объяснил, в чем дело, и предложил пройти в сыскное отделение. Видимо, парень был настолько потрясен и испуган, что безропотно вышел на улицу вслед за сыщиком. Тот предупредил задержанного, что в случае чего будет стрелять, и они двинулись на улицу Панскую (ныне ул. Энгельса), где в доме купца Мухина (сейчас это д. 56) в то время располагалось Симбирское сыскное отделение.

Они не спеша брели по улице, так что со стороны казалось, будто два приятеля просто прогуливаются по морозцу. Впереди показался штабель дров, и, когда «конвой» поравнялся с ним, парень вдруг резко вырвался из рук надзирателя, схватил со штабеля увесистое полено и, размахивая им перед собой, стал громко кричать: «На, легавый, обыщи меня! Подойди, если сможешь, и обыщи!! Ну, подходи!!!» Теперь уже растерялся сыщик. В кармане его пальто лежал служебный револьвер, но прибегать к крайним мерам не хотелось. Тем более, вокруг стали скапливаться зеваки. Однако никто из них помогать Трусеневу не собирался. Наоборот, сочувствие публики было на стороне Семенова. «Бей его поленом!», – доносилось из толпы.

Неизвестно как долго продолжалось бы это уличное представление, не окажись поблизости крестьянина по фамилии Денисов. Он без лишних слов подошел к раздухарившемуся хулигану, отнял у него сначала полено, потом какую-то железку, которую тот пытался поднять с земли, и передал Семенова в руки правосудия. Трусенев к тому времени тоже порядком распсиховался. Выхватив револьвер, он сунул ствол под нос задержанного: «Ну, гад, ты у меня попляшешь!» А потом всей пятерней левой руки «скомкал» его лицо… Того, что произошло в следующее мгновение, не ожидал никто, может быть, даже сам Семенов: он вдруг впился зубами в большой палец сыщика и принялся его грызть! От неожиданности и боли надзиратель вскрикнул, на мгновение утратив бдительность, чем и воспользовался беспокойный подозреваемый: выхватив из правой руки конвоира револьвер, он бросился бежать в сторону Конно-Подгорной слободы.

Оправившись от шока, чертыхаясь и тихо матерясь, Трусенев бросился следом. А за ним увязался местный мальчишка. Так они и бежали в сторону Свияги – впереди с большим отрывом Семенов, а следом сыщик и его юный добровольный помощник. Пересекли Свиягу. Когда беглец уже выбрался на берег, преследователи были еще на середине реки. Их фигуры хорошо просматривались на белом фоне, и тогда Семенов выстрелил первый раз. Но не попал. Задыхаясь от тяжкого бега по глубоким сугробам, исходя паром, будто чайники на горячей плите, Трусенев с напарником оказались наконец на накатанной дороге, которая шла вдоль противоположного берега. Темная фигурка беглеца маячила вдалеке, с каждой секундой делаясь все меньше. И так же неумолимо таяли шансы настичь его. Вдруг из-за поворота выскочили двое саней – это вырыпаевские мужики возвращались из города к себе в село. Узнав, в чем дело, они приняли двух новых седоков, подхлестнули лошадей и вскоре нагнали Семенова. Когда сани поравнялись с ним, Трусенев соскочил на снег: «Ну, что, отбегался?». Однако парень не собирался сдаваться. В его руке появился «трофейный» револьвер.

– Не подходи! Застрелю!

– Я те застрелю, – грозно проговорил сыщик, приближаясь к подозреваемому. Их разделяло шага три. И Семенов выстрелил второй раз. Пуля попала полицейскому в шею, пробив ее навылет. Брызнула кровь. Раненый надзиратель рванулся вперед, сшиб противника с ног, подмял под себя. Подоспевшие мужики отняли оружие, помогли скрутить задержанного и погрузить его в сани.

Семенова отвезли в сыскное, а раненого – в больницу, где и выяснилось, что Михаил Трусенев, что называется, родился в рубашке – пуля прошла всего в нескольких миллиметрах от позвоночника.

А задержанного допрашивал лично начальник Симбирского сыскного отделения Петр Мицкевич. Тот уверял, что никого убивать не хотел, а собирался просто попугать полицейского поленом, а потом и выстрелом, когда бежали через Свиягу. Просто чтобы отстал. А во второй раз вообще нажал на спуск нечаянно, со страху. Так или иначе, только дело о нападении на полицейского было расследовано и обвиняемый крестьянин Витебской губернии Дмитрий Семенов предстал перед Казанским военно-окружным судом.

А на стол симбирского губернатора, его сиятельства князя Черкасского уже 4 января 1917 г. легло представление симбирского полицмейстера Белоусова, в котором сказано: «Прошу ходатайствовать о выдаче Трусеневу пособия на лечение или награды за столь самоотверженную службу». Неизвестно, получил ли самоотверженный сыщик заслуженную награду в последующие два месяца. Потому что потом станет уже не до наград. Да и сама полиция будет признана вредным пережитком самодержавного прошлого.