Жителю Барыша Льву Павловичу Медякову в этом году исполнится 84 года. Получилось так, что уроженец села Бор и Яр, что в Самарской области, узнал Великую Отечественную войну сразу с двух сторон.

Сначала ее тыловую часть, работая вместо ушедших на фронт мужиков, а затем 18-летнему пареньку пришлось непосредственно встретиться с врагом.

– Лев Павлович, Вы помните тот момент, когда узнали о начале войны?

– Наше село было одним из самых крупных в районе. Его протяженность 5 километров, можете себе представить? А вот репродуктор был один и находился на площади у правления колхоза. Из него и узнали про великую беду. Потом каждый день в любую погоду к этому приемнику ходили, последние известия с фронтов слушали.

– Что происходило в селе в первые дни войны?

– Да, наверное, то же самое, что и везде в стране. Из каждого дома кто-нибудь уходил на фронт. По 50-70 человек в день провожали. Помню, жены и дети рыдали вслед. Мужики ушли, а мы, 15-летние пацаны, встали за сеялки. У нас в это время просо сеяли.

– Тяжело приходилось?

– Техники же в то время не было практически никакой На весь колхоз два ЗИС-5 всего было. Да и те потом на фронт отправили. Так что кругом конная тяга была. Если с лошадью мог обращаться любой мальчишка, то с навыками сева никто знаком не был. К тому же, сами сеялки были – знаете какие, не чета нынешним. Метр-два шириной. На обработку одного поля уходило значительно больше времени, нежели сейчас. Бригадир подсказывал, как настраивать сеялки, сколько семян на метр надо закладывать и т.д.

Каникулы нам, кстати, на месяц продлили, мы на уборочной работали. А девчонок мобилизовали на строительство аэродрома.

– Изменение ситуации на фронте как-нибудь сказывалось на тыле?

– Трудно сказать, я ведь все-таки еще подростком был. В 42-ом председателем нашего колхоза стал фронтовик, получивший ранения и демобилизовавшийся. Он рассказывал нам про войну. Учебу, кстати, я не забросил в отличие от многих одноклассников. Зимой особой помощи колхозу не требовалось, а весной опять вышли в поля. Председатель назначил меня конюхом. Работали много. Сначала в ночное лошадей гоняли, километров за 5-7 от деревни, а днем наравне со всеми трудились. Техники ведь так и не было.

– Когда Вас призвали на службу?

– Призвали меня 9 ноября 1943 года, восемнадцати еще не исполнилось. Совершеннолетие уже в Барыше встречал. Нас сюда отправили в первый учебный стрелковый полк. Три месяца учили стрелять. Здесь, как въезжать в Барыш со стороны Акшу-ата, был импровизированный полигон, где нас и обстреливали. Готовили к серьезным боям, никаких поблажек не делали. Постоянно либо в грязи были с ног до головы, либо в воде. Запомнился один момент. Мы, кажется, отрабатывали оборонительный бой, и весь день пролежали на снегу. А под камуфляжем он таял, и мы были все промокшие, а потом форма замерзла, колом стояла. Долго отогревались. Как научились оружием пользоваться и познакомились с азами военной науки, нас отправили в Марийскую АСС Р, на станцию Суслонгер. Здесь мы до мая 1944 года стояли. В принципе, учили тому же самому: ведению боя, владению оружием, взаимодействию между частями.

– Лев Павлович, а что Вас больше всего впечатлило, когда оказались на фронте?

– Когда проезжали оккупированные места, одни печки с трубами стояли вместо домов, вот это больше всего в памяти отпечаталось. Полная разруха. После Марийской АССР нас отправили на 1-й Белорусский фронт. Десять дней ехали, железная дорога перегружена. Везут солдат, везут вооружение. Нас часто в тупиках держали, пока составы с более важными грузами вперед отправляли. Ехали через Москву, Брянск. Остановились в 50 километрах от фронта, на станции Коростень. Приехали, а там все горит, от вокзала практически ничего не осталось. Немцы разбомбили его буквально за день до этого. Выгрузились из вагонов и еще два дня шли по выжженным полям до передовой. Солнце светит, на траве роса блестит во всю. Красота! Только нас сразу предупредили: по полям не ходить, много противопехотных мин немцы расставили.

– Первый день на передовой помните?

– Такое разве забудешь! Освоились в блиндажах, и меня командир роты тут же назначил в боевое охранение. Окопы метрах в двухстах непосредственно от линии соприкосновения с фашистами находились, и постоянно нужно было за обстановкой следить. Доползли до места, стали наблюдать за противником. В бинокль все видно как на ладони. Нас, видимо, тоже. Я даже сразу не понял, что-то свистнуло рядом с ухом. Оказалось, немец стрелял. Мне потом говорили, что в рубашке родился, несколько миллиметров в сторону – так и остался бы в этом поле лежать.

– Больше такие случаи не повторялись?

– Нет, уберегло. Так до Варшавы без ранений и дошел.