«Обычно Анна не поддерживала бесед на отвлеченные темы – то ли не интересовалась абстракциями, то ли не очень их понимала. Так Роберту во всяком случае казалось. А тут удивила.

«Дело не в этом. Просто мужчина отвечает за Большой Мир, а женщина за Мир Малый, неужели ты не понимаешь?».

«Это что еще за умаление роли женщин?» – улыбнулся он.

«Почему умаление? Малый Мир гораздо важнее Большого», – без тени сомнения выдала она. «Малый Мир – это мир любви к человеку, а Большой Мир – любви к человечеству. Настоящая Женщина никогда не предаст любимого человека или своего ребенка ради идеи, или Родины, или даже спасения всего людского рода. А Настоящий Мужчина никогда не предаст идею или Родину, не говоря уж у судьбах человечества, ради любимой женщины или ребенка. Потому что для мужчины предать веру, в какую бы там ерунду он ни верил, это предать самого себя. А предав себя, он перестанет быть Настоящим Мужчиной. И тогда Настоящая Женщина первая его разлюбит, ей такой не нужен. Она скорее, простит ему, если он предаст ее, но не самого себя… Ты хмуришься? Я непонятно объясняю?».

Понятно-то понятно, Роберта встревожило другое.

«Почему ты говоришь про предательство?».

«Потому что рано или поздно придется выбирать. – Она грустно покачала головой. – Это страшный выбор. В любом случае оказываешься предателем – или Большого Мира, или Малого».

«Тогда я не хочу быть Настоящим Мужчиной», – содрогнувшись, сказал Роберт.

Вот теперь она ответила непонятно: «Кто ж этого хочет?».

Акунин

Мужчины забыли свою природу. Мужчина изначально – это свобода. Это дух и огонь. Это покорение и сила. Это стремление познать истину, услышать тишину. А что представляет собой мужчина теперь? Прибитый землей, своим скарбом, своим имуществом, которое он так боится потерять, не способный победить. В насмешку природа оставила ему фаллос, и он полагает, что этот рудимент дает ему право называться мужчиной! А право на это дает совсем другое. Мужская цель.

Мужское упадка выбирает Das Man, инерцию стандарта, функцию дурной бесконечности продолжения рода. Мир первернулся. Качество служит количеству. Власть профанирована «полезным». Верхушка пирамиды воткнулась в землю. Мужское служит женскому. Луна освещает солнце. Небо пало на землю.

Все пропорции перевернуты, полы перемешаны, идентификации эротических архетипов утрачены.

Место воина в униформе занял разодетый животасто-волосатый торгаш, похотливая обезьяна Леванта, где в баснословно короткие сроки воняют тела и продукты.

Дон Жуан решительно оскоплен разноцветной химией глянцевых реклам, клонирован серийными резиновыми чучелами. Мужские придатки к офису, опелю и секретарше смотрят в зеркала и видят в них своих пятнистых предков по женской линии в пятидесятом колене.

“Мужчины заняты накопительством, приобретательством, возведением оград и стен – это не мужчины, а мужеподобные женщины”. Плутарх Афинский (5 в.)

…в последние пятьдесят лет пульс мужчин стал таким же, как пульс женщин. Заметив это, я применил одно женское лекарство при лечении мужчин и обнаружил, что оно помогает. Когда же я попробовал применить мужское лекарство для женщин, я не заметил улучшения. Тогда я понял, что дух мужчин ослабевает. Они стали подобны женщинам и приблизился конец света.

Ямамото Цунетомо, «Хагакурэ»

Неистово свободный фаллос мало того, что причиняет массу неудобств, он вообще таит угрозу “мирному сосуществованию”. Он постепенно заменился пенисом — послушным женщине инструментом, равно как и его носитель. Мужчина стал “рабом рабыни”.

И поскольку поблек мужской эстетический идеал, предполагающий принцип «единого», пленительно красивый герой постепенно исчез даже с экрана. Стандартно-рекламная красота – акциденция современной деловой особи. Мужчины? Пока ученые не изготовили «синтетической спермы», надобно дрессировать «носителей детородного члена», дабы этот орган не причинял слишком много хлопот. Всякая женщина может стать более или менее красивой, ибо «красота» пристала «прекрасному полу», а мужчины… Пусть у «них» волосатые ноги и грудь, жалкие ягодицы, дряблый толстый живот, под которым болтаются большие тестикулы и сморщенный маленький пенис (в эрекции он смотрится еще отвратительней), деньги и репутация – вот «их» красота. «Они» весьма очаровательны в амплуа юмористов и клоунов и просто великолепны в качестве образцовых работников.

Это не нужно женскому. Женское стонет в отсутствии Мужского. Стон по «мужику» – общее место в разговорах сущных московских девочек. Это общий упадок. «Продолжение рода» – женское. Мужское – война. Мужчина должен стать.

Дело вот в чем: женщина фактом своего рождения уже “состоялась”, мужчине надо “сделать себя”. Когда девушка говорит “я хочу стать хорошей женой и матерью” — это воспринимается нормально, когда юноша мечтает стать только лишь “хорошим отцом”, согласимся — это звучит несколько странно. Мужчина — воплощенный вопросительный знак, но женщина — ответ ли?

Число «один» – идея фикс и упрямая догма: вопрос суть двойственность и сомнение, ответ должен «снимать» вопрос. Делимость означает здесь раздробление, то есть уничтожение. Это число мужское, несгибаемое, принципиальное, мужчина и его боги отличаются нетерпимостью, прямолинейностью, автодиктатом. Когда Лермонтов провозглашает: «Но есть, есть божий суд, наперсники разврата!», это безусловная угроза в адрес беспринципной делимости. Число «один» – мужская монотеистическая религия, Ева – результат «дробления» Адама.

Имея в сердце число «один», единственные расценивают мир как свое представление и полигон амбиций. Лук натянут, рука тверда, стрела на тетиве уже знает вражье сердце или кончик вражеского уха. Их любовь – милость победителя. «Бог и мое право» – девиз ордена Подвязки. Мелочь дамского туалета не имеет значения, это обманный оборот, «мое право» единственная реальность. Увы. К старости, когда всё завоевано, и тиран на белом слоне въезжает в Каракорум или Коринф или, напротив, раздавленный и забытый, целует дамскую подвязку и молится Богу, он благословляет сына: дерзай, познавай, покоряй легендарную Северную Индию. Совет неплох в ситуации гелиоцентризма. Но когда sol ivictis (непобедимое солнце) теряется в периферии вселенной и бесконечная ночь говорит – это лишь атом света в мириаде подобных солнц, героический фаллос сникает. Единый рожден быть богом или ничем, его контакты с четными числами катастрофичны. Геракл в тряпках Омфалы, Омфала в львиной шкуре героя.

«Первым делом самолеты, ну а девушки потом». Это ключ, который нужно понимать на уровне мировоззрения и выбора. «Потом» все женское, любое накопление, деньги, карьера, все, что перед глазами, даже род. «Потом» пропитание, потребности, быт, любая плоскость, житейское, любая горизонталь. Вертикаль. «Да – нет, прямая линия, цель». Мужское вообще не может «копить». Копить по определению – отдаться времени, текущему, плоскости, горизонту, количеству. Мужское идет не от фундамента. Мужское идёт от верхней точки пирамиды вниз. Солнце не копит урожай. Небо дарит урожай земле. «Деньги нужны чтобы делать подарки женщине». Мужскому нужна только скорость, свет его последнего «стать».

А слово “вагина” по-латыни “ножны меча”.

Лирическое, красивое но неправильное отступление.

“… представители умирающего пола, пригодные лишь в качестве сооткрывателей дверей рождения… Они пытаются завоевать автономию своими системами, негативными или противоречивыми иллюзиями – все эти ламы, будды, божественные короли, святые и спасители, которые в реальности не спасли никого и ничего — все эти трагические, одинокие мужчины, чуждые вещественности, глухие к тайному зову матери-земли, угрюмые путники… В социально высоко организованных государствах, в государствах жесткокрылых, где все нормально заканчивается спариванием, их ненавидят и терпят только до поры до времени”.

Готфрид Бенн “Паллада”