Век XVIII в представлении обывателя – эпоха романтическая. Дворцовые перевороты, императрицы во главе государства, Пугачевский бунт и Семилетняя война, которую знают по фильмам о гардемаринах. Блистательная эпоха, после которой царская власть уже не была никогда такой роскошной и безрассудной.

Но это в столицах – Москве и свежеотстроенном Петербурге. Российская провинция жила лишь отголосками столичных реформ, побед и утех. Хотя были и исключения, в число которых попал и наш Симбирск, именовавшийся еще Синбирском. Город императорской волей именно в эту эпоху получил статус крупного административного центра, встретил первого губернатора и проводил на эшафот последнего крестьянского бунтаря. А началось все с елки О том, какие следы оставил XVIII век, рассказывает выставка в читальном зале областного госархива в Мемцентре. На ней представлены самые интересные документы века, хранящиеся в Ульяновске.

Открывает экспозицию соответствующий эпохе документ – верительная грамота, выданная посольству, отправленному Петром I в Османскую империю в декабре 1700 года. Начинают грамоту золоченые буквы, складывающиеся в перечисление регалий государя Российского и султана Турецкого. Грамота была выдана Петром князю Дмитрию Голицыну, возглавившему посольство. Целью посольства было закрепление мира с турками, чтобы страна, не отвлекаясь на юг, могла бороться за Балтику со шведами на севере.

Кроме Голицына, копии государевой грамоты были выданы двум другим членам посольства – стольнику Ивану Толстому и дьяку Макару Полянскому. Копии были неотличимы от оригинала, ведь, если б Голицын не добрался до цели путешествия, вручать султану нужно было запасную грамоту. К счастью, посольство прошло без зацепок. Голицын до Турции доехал жив-здоров, Османская империя, пока Россия воевала на севере, государство наше на юге не донимала, а копия императорской грамоты, выданная Ивану Толстому, осталась у него храниться и позже оказалась в областных архивах, ведь отправленный в Турцию стольник был дедом симбирского губернатора Александра Толстого.

Хотя вернее будет начинать историю XVIII века не с позолоченных грамот, а с елки. О ней говорится в представленном на выставке указе Петра от 22 декабря 1699 года о праздновании Нового года в России с первого января и необходимости украшать на праздник хвойные деревья. В соответствии с указом, первый зимний Новый год в стране отметили 1 января 1700го. До этого же год встречали 1 сентября. Так что 1699-й умудрился уложиться всего в четыре месяца.

За реформы – в холопы, а за «двойку» – в матросы Впрочем, от реформаторского правления Петра в области сохранилось не так много документов. А дошедшие подтверждают, что реформы в России всегда шли нелегко для простого народа. Так, согласно ссудной кабале от июня 1717 года, вольный человек Никита Алексеев пошел к синбирянину Неронову на вечное холопство за ссуду в 10 рублей, лошадь и корову. На шедшие в стране реформы, объясняет архивист Антон Шабалкин, требовалось немало денег и, чтобы наполнить казну, вводились все новые налоги. Простому мужичку было легче отдать себя в крепостное рабство–за десять рублей, чем возвращать все возраставший долг государству.

После Петра начались смена императриц и разгул нравов в Петербурге, но при этом, свидетельствуют документы, в целом в России продолжали насаждаться образование и культура.

В архиве хранится несколько рукописных гражданских и церковных книг этого времени.

В книгах – песнопения и любопытные для исследователей акварельные узоры. Возможно, книги старообрядческие, ведь у староверов были проблемы с выпуском печатной продукции.

А вот своеобразный травник явно принадлежал не простым людям. Крестьянам-то к чему знать про кипарис и его целебные свойства?

Сборником с описанием растений и способов их использования для поправки здоровья, похоже, зачитывались дворяне.

Пришедшая на трон после Екатерины I и Анны Иоанновны Елизавета, хоть и прославилась веселым нравом, для распространения культуры также сделала немало. Об уровне интересов тогдашнего офицерства свидетельствует рукописный том «История о Мелентесе и Паламедесе». Увесистую книгу, как указывается на последнем листе, переписывал служитель капитана лейб-гвардии. На досуге гвардейский офицер предпочитал беллетристику – «История» содержит рассказ о Нероне, приключения, любовные эпизоды и страшилки.

Впрочем, офицерству приходилось не только наслаждаться чтением. При Елизавете была выиграла Семилетняя война против Пруссии, та самая, о которой рассказывается в «Гардемаринах». В честь победы по тогдашней традиции императрице сочинялись оды. С содержанием одной из них можно познакомиться на выставке. Высокий слог не гарантируется, уточняет Антон Шабалкин: подобные сочинения получившие неплохое образование дворяне могли писать для души, зачастую они даже не публиковались, не говоря уж о том, чтобы быть доведенными до императрицы.

Кроме сочинения од, дворянам нередко приходилось составлять свои родословные. Но если сейчас генеалогию изучают больше для солидности, то три века назад сведения о родственных связях носили чисто практический характер и не имели пафосного сопровождения.

Так, в экспозицию вошла родословная Ивашевых. Выполненная на небольшом листке, схема родственных связей походит на детский рисунок, но предназначение ее более чем серьезное. Похоже, это приложение к какому-то прошению, возможно, заявка на открывшееся наследство, получить которое можно было, доказав свою принадлежность к роду умершего.

Если заучивание родословных считалось нужным, потому что могло сослужить дворянам пользу, то к получению образования их все-таки надо было принуждать. Меры для этого использовались самые жесткие, свидетельствует паспорт, выданный семилетнему недорослю из дворян. В документе указано, что ребенок должен на дому обучиться грамматике и арифметике и в положенный срок явиться на экзамен. Если проверку провалит – будет отправлен на флот матросом навечно без права повышения в чине. Стимул весьма серьезный.

За Пугачева вешали каждого сотого Правлению Екатерины II на выставке посвящено наибольшее количество документов. Все-таки руководила страной она 34 года – больше всех князей, генсеков и президентов. Ей же, видимо, было посвящено самое большое количество од. Причем самых пафосных. Чего стоит название представленной на выставке «Оды на вожделеннейший день преславного восшествия на Всероссийский императорский престол Ее Августейшего Императорского Величества, Всепресветлейшей и Державнейшей Великой Государыни Императрицы Екатерины Второй, Самодержицы Всероссийской и Матери Отечества, в изъявление истинной радости российских муз и верноподданного всех всехусердия, сочиненной Александром Перепечином».

Впрочем, о правлении Екатерины в Ульяновском архиве свидетельствуют не только посвященные ей стихи, но и документы, подписанные ее собственной рукой на пару с ближайшими родственниками. Так, грамота от 1765 года, выполненная на пергаменте, сообщает о произведении в капитаны первого ранга Саввы Назимова. Ниже императрицы на документе стоит подпись: «Павел, генерал-адмирал».

Так незатейливо подмахивал государственные бумаги десятилетний наследник трона Павел Петрович.

А через десять лет, в 1775 году, свидетельство об увольнении со службы в гвардии Александру Толстому, будущему симбирскому императору, Екатерина подписывает на пару с князем Григорием Потемкиным. Документ оказывается засвидетельствован сразу и государственными деятелями, и молодоженами. В тот год императрица пошла под венец с фаворитом Потемкиным, а позже родила ему дочь.

Но, кроме личных фронтов, Екатерине пришлось сражаться и с собственным народом. В ее правление вспыхнула последняя в России крестьянская война под руководством Емельяна Пугачева. Симбирск не остался в стороне от бунта и, можно сказать, благодаря этому привлек внимание Александра Пушкина.

В конце «Истории Пугачевского бунта» он приводит сведения о жертвах восстания. Среди них указывается: «В Синбирском уезде убиты до смерти…». В числе убитых значится и подполковник Василий Языков, предок братьев Языковых. Поэтому-то к ним и приезжал с расспросами про бунт Пушкин.

Не менее интересные документальные свидетельства есть собственно и о самом восстании. На выставке представлена рукописная копия с печатного извещения главного карателя страны Петра Панина о разгроме и пленении Пугачева. Извещение дано на марше 25 сентября 1774 года, то есть уже по пути в Симбирск, куда ехал Панин, чтобы встретиться с плененным Пугачевым, которого под конвоем вез в наш город Александр Суворов. Среди прочих документов, подписанных Паниным в связи с бунтом, – указания, как казнить восставших, ставить виселицы у деревень, вешать их за шею или ребро, казнить каждого сотого, если выявить конкретных бунтовщиков в деревне не удается.

Селедка против законов природы Сам того не ведая, Емельян Пугачев заставил власти задуматься о новом территориальном устройстве России. Уж очень тяжело давались попытки погасить его бунт на огромной территории без четкой системы управления. И в 1780 году Екатериной было произведено новое деление территории страны на наместничества. Новый раздел страны позволил Симбирску, прежде относившемуся то к Казанской, то и вовсе к Астраханской губерниям, самому стать губернским городом. Согласно указу императрицы об учреждении Симбирского наместничества, вошли в новую территорию 13 уездов: Курмышский, Ардатовский на Алатыре, Буинский, Котяковский, Карсунский, Тагайский, Симбирский, Сенгилеевский, Канадейский, Сызранский и два заволжских – Ставропольский и Самарский.

Вместе с нарезанием территории страны на наместничества императрица принялась за сочинение гербов для городов, их прежде не имевших. Для этого собирались сведения об исторических событиях, природных явлениях и прочих признаках города. В итоге гербы часто составлялись с нарушением законов природы. К примеру, про герб Тагая дается объяснение: «Река в зеленом поле, по которому плывет рыба, именуемая Сельдь, ибо протекающая в сем городе река имеет сие имя». Река такая у нас действительно есть, но название ее к селедке отношения, увы, не имеет.

Кроме 230-летнего юбилея создания Симбирского наместничества, в этом году исполняется 225 лет топографическому описанию наместничества, выполненному Тимофеем Масленицким. Книга, к сожалению, в области имеется только в виде двух машинописных копий.

Разговоры о том, чтобы издать ее, ведутся много лет, но до дела пока не дошло.

Подкараулил губернатора Быть губернским городом 13 уездов Симбирску пришлось недолго. После смерти Екатерины Павел I, не дождавшись 40 дней с кончины матери, снова перекроил карту России.

12 декабря 1796 года вышел указ о новом разделении страны на губернии. Термин «наместничество» был убран, а из 13 подчиненных нам уездов осталось десять: Курмышский, Ардатовский, Алатырский, Буинский, Карсунский, Симбирский, Сенгилеевский, Сызранский, Ставропольский и Самарский.

Павел, долгое время наблюдавший за правлением матери и ее фаворитов, причастных к смерти его отца, принялся наводить порядок в жизни чиновничества и дворянства. Свидетельством этому – представленное на выставке предписание о четком стиле оформления документов и толковом изложении сути дел. «…И простым слогом, употребляя всю возможную точность, стараясь изъяснять лучше самое дело, а высокопарных выражений, смысл затемняющих, всегда избегать», – рекомендация двухвековой давности, которая пойдет впрок и нынешним руководителям.

Хотя доставалось от императора чиновникам порой и зря. Так, от его поспешного решения пострадал один из первых симбирских губернаторов Матвей Кромин. Его назначением на должность в 1799 году оказался недоволен комендант города Василий фон Гессен. Он занялся доносами. Возле съемной квартиры, где остановился губернатор, был выставлен караул, на что комендант написал жалобу о том, что чиновник позволяет себе слишком большие почести. Губернатора уволили, но вскоре после разбирательства выехавшей на место комиссии поста лишился и фон Гессен. Кромин же стал губернатором с самым коротким стажем – правил он нашей местностью всего два месяца.

Этим решением императора и закончился XVIII век для Симбирской губернии, но, чтобы завершить картину, стоит прихватить и немного века следующего. 11 марта 1801 года Павел подписал указ в ответ на ходатайство, пришедшее из Карсуна. В уездном Карсуне проходила тогда крупная ярмарка, но пользы городу она приносила мало – доход от аренды торговых мест и прочего уходил не в город, а в центральные органы. В ответ на обращение местного купечества император разрешил перераспределять эти средства.

Днем он подписал карсунский указ, а ночью был задушен. Возможно, последний документ, подписанный Павлом, долгое время хранился в Карсуне, но после революции пропал.

В областном архиве имеется его более поздняя рукописная копия.

Лидия Пехтерева