Алексей Воронов

Экс-директор ГНЦ НИИАР Валентин Иванов о последствиях аварии на атомной электростанции в Японии и перспективах атомной энергетики в Димитровграде.

Мир тесен, особенно в эпоху ядерной энергетики. Эхо «японского апокалипсиса» докатилось до России мгновенно.

Напомним, землетрясение 11 марта текущего года в Японии стало самым разрушительным за всю послевоенную историю страны. По информации министерства по административным делам и коммуникациям, частичные повреждения в ходе землетрясения и последовавшего за ним цунами получили около 120 тысяч домов, более 14 тысяч зданий были уничтожены полностью. В центре внимания по-прежнему находятся аварийная атомная электростанция “Фукусима-1” и общая обстановка в районе масштабного бедствия, особенно в префектурах Мияги, Фукусима и Ивате. Сейчас это самые главные болевые точки страны.

Чем грозит миру, и России в частности, далёкая японская «Фукусима», никто толком сказать не может. Тем более что информация поступает противоречивая, вполне возможно неполная. Россияне уже отказываются ехать на Дальний Восток. В средней полосе России многие скупают йодсодержащие препараты, надеясь с их помощью пережить «ядерный взрыв».

А был ли сам взрыв? И чем всё-таки грозит всем нам авария на «Фукусиме»? А собственно, авария или катастрофа? Попробуем приподнять завесу неизвестности и заглянуть за полог официальной информации. Наш эксперт – один из ведущих российских учёных-ядерщиков, доктор технических наук, член-корреспондент Академии Технологических Наук, автор ряда научных публикаций, экс-директор ГНЦ НИИАР, впоследствии занимавший пост первого заместителя министра атомной энергетики РФ Валентин Иванов.

В настоящее время Валентин Борисович проживает в Димитровграде, хотя дома застать его непросто – научная и общественная работа, консультации, которые он даёт коллегам требуют постоянных разъездов. На днях Валентин Борисович нашёл время, чтобы дать интервью для читателей «Симбирского обозревателя».

– Валентин Борисович, обращались ли к вам японские коллеги за консультациями? Может, приглашали непосредственно в Японию?

– Не приглашали. Кстати, специалисты из Росатома полетели без приглашения. Может быть чем-то помогут. Мне звонили из российского посольства в Токио, консультировались. Пояснял, что к чему.

– Давайте поясним, «что к чему» и нашим читателям. Правомерно ли сравнивать происходящее на «Фукусиме» с Чернобылем? В чём разница? Последствия могут быть такими же (не дай Бог)?

– Сравнивать можно, но Чернобыль в любом случае более масштабен. Там был пожар, горел графит и цирконий, ничего не ограничивало высоту горячего радиоактивного столба, поэтому с высоты 1,5 км радиоактивность разнеслась на довольно далекие расстояния. На японской станции корпус реактора преграждает путь потоку радиоактивных элементов, горения нет, потоки пара не поднимут радиоактивные элементы столь высоко, поэтому они оседают вблизи станции. Что касается людей, диагноз «лучевая болезнь» за такие короткие сроки и объявленные уровни облучения очень трудно поставить.

– А если события пойдут по самому мрачному сценарию? Каков он?

– Будет сильно загрязнена радиоактивными элементами территория вокруг станции. Йод и другие летучие радиоактивные газы (ксенон, криптон), цезий полетят подальше (100-300 км), но, разбавляясь воздухом, далее станут неопасными. Часть ликвидаторов получат лучевую болезнь, но летальности может и не быть, сейчас лечат эффективно.

– Что нужно предпринимать сейчас?

– На побережье Японского моря, на Дальнем Востоке, нужно следить за содержанием в воздухе радиоактивных изотопов йода. 90% вероятности, что он туда не долетит, а если долетит, то примерно в такой концентрации, в какой он долетел до Димитровграда в 1986 году, совершенно безобидной. Но следить за этим во Владивостоке и на берегу все-таки следует. Всем остальным во всем мире ничего не нужно делать, а то уже в Поволжье начали принимать йод. Это безумие, это страх, который на самом деле приведет к болезням.

– Есть твёрдое ощущение замалчивания (в первую очередь японцами) масштабов катастрофы. Может быть, это и к лучшему? Трудно представить, какая паника может подняться во всём мире. Но, если ситуация очень серьёзная, «молчать» можно до поры до времени – ядерной реакции ведь не прикажешь остановиться.

– Путаница в информации есть. Насчет масштабов катастрофы очень много нагнетания страха. Тяжелее всего и опаснее персоналу. Если верить информации, людей берегут в Фукусиме настолько, что снимают смены и уводят пожарных и полицейских со шлангами. Но ядерной реакции нет, и не будет. Реакторы остановлены и заглушены. Разогрев идет не от цепной реакции, а от остаточной радиации, которая ослабевает каждый день и через две недели температура станет такой, что будет минимум испарений и давления пара совсем прекратится.

– Фукусима расположена в сейсмо- и цунамоопасной зоне. Даже западное побережье островов вряд ли столь опасно. Почему такие «смелые» проекты реализовывали японцы?

– Есть информация, что МАГАТЭ в 2008 году предупреждало японцев о несоответствии требований безопасности уровню сейсмичности, однако непонятно по каким причинам это предупреждение не было принято во внимание. В НИИАРе ВК-50 – точно такой же по типу реактор, но существенно (в 10 раз) меньшей мощности самого маломощного японского блока. После инцидента в 1994 году (от ред. по данным свободных источников: «на реакторе ВК-50 (НИИАР) 17.07.94 г. имел место случай превышения предела активности суточного выброса йода-131 в 1,7 раза (5,65 мКu/сут при ПДВ 3,3 мКu/сут) вследствие негерметичности ТВС и отключения установки подавления радиоактивности при выводе реакторной установки в ремонт») мы провели (год стояли) реконструкцию реактора, которая исключает то, что произошло в Японии. Я не могу понять, почему японские специалисты не сделали выводов.

– Переходим к нашей атомной энергетике. События в Японии для нас повод задуматься? Что может гарантировать безопасность эксплуатации наших реакторов?

– После Чернобыля все реакторы типа РБМК были радикально переделаны. Реакторы типа ВВЭР все двухконтурные, имеют специальные системы аварийного охлаждения реактора (САОР). Реакторов с кипящим теплоносителем (кроме ВК-50) в России нет. Гарантирует безопасность проект, качество исполнения, дисциплина персонала. Впрочем, как и везде (в авиации, на железной дороге, на автодорогах, на шахтах и гидростанциях).

На столе наших специалистов лежат концептуальные проекты абсолютно безопасных реакторов с тяжелым металлическим теплоносителем (свинцом). Сейчас идет работа по созданию первого пилотного реактора БРЕСТ-300. Нужно только сконцентрировать финансы, специалистов и ускорить все работы.

– Я помню, Вашу фразу, когда Вы были директором НИИАРа: «Мы достигли уровня африканских стран, только у нас есть атомные реакторы, которые не остановишь приказом сверху» (ну, примерно так). Ничего не изменилось?

– Изменилось. Теперь есть деньги, причем очень большие. Но тратить их нужно прозрачно и правильно, чего у нас, к сожалению, не умеют.

– Каковы перспективы атомной отрасли и возобновляемых источников энергии?

– Выбор за людьми. Нужно развивать все виды генерации (и солнце, и ветер, и подземное тепло и т.д.). Но надо очень трезво, со знанием дела подходить к выбору. И всегда нужно помнить о безопасности.

– Очередной всплеск «фобий» уже начался. В Мордовии, говорят, скупают йодосодержащие таблетки. Стоит ли нам делать то же самое?

– Все это очень печально. Йод нужен только для того, чтобы радиоактивный йод не попадал в щитовидную железу, так как она будет “заполнена” обычным йодом. Самое страшное – это страх. То, что погибло в Японии 10000 человек в домах, поездах, в автомобилях от цунами, не очень часто повторяют, а потенциальную “глобальную” катастрофу не отпускают с экранов ни на минуту. На самом деле глобальность – это несколько десятков километров около АЭС. Из них только километры будут долго недоступны, остальное очистят.