Читаю очередной пакет текстов про «Сурков должен уйти». Вот и поэт Давыдов туда же — он, до кучи, предлагает ещё и вернуть выборы губернаторов и одномандатных депутатов. Всем, кто на это купился, хотелось бы объяснить несколько тривиальных, но почему-то очень мало обсуждаемых вещей.

Итак.

Главный в российской выборной политике — уже много лет не мурзилка из телевизора (как бы громко ни звучала его должность), а режиссёр процесса. Но сегодняшний политтехнолог – это человек с изначально криминальным мышлением. Его социальная роль — хакер государственных и общественных институтов. Его главная функция – вместо результата, который отражает реальное общественное мнение (как оно должно быть по логике государства и права), получить тот, который нужен заказчику (как «надо» и как оно происходит «по жизни»). Именно за эту «дисторсию» ему и платят.

Для решения своей задачи у него есть четыре инструмента, которыми ему надо владеть в той или иной степени.

1) «Заставить». Это то, что обычно называется «админресурс». Все, кто так или иначе зависит от какого-нибудь «начальства» – бюджетники, силовики, работники предприятий, чьи хозяева присягнули заказчику и т.д., должны получить недвусмысленную команду пойти и «проголосовать-как-надо».

2) «Обмануть». Это не менее пресловутый «пеар». Здесь основная задача – выстроить логику информации и коммуникации в социуме таким образом, чтобы значительные группы людей осознали необходимость пойти и «проголосовать-как-надо» в качестве своего прямого интереса. Либо, по крайней мере, если какие-то группы избирателей настроены резко против и изменить их точку зрения не удаётся, тогда надо убедить эти группы в том, что на выборы им ходить вообще не надо (работа на снижение явки).

3) «Купить». Все те, кого не получается «по-простому» заставить или обмануть, должны быть замотивированы на «голосование-как-надо» деньгами или иными благами. В стоимость голоса при этом, кроме того, что получает сам избиратель, для технолога входят и издержки на контроль выполнения им своей части сделки; иначе будет «деньги взял, а сам не пошёл».

4) «Подделать». Если голосов, полученных тремя вышеописанными способами, всё-таки не хватает для победы, тогда добавляется прямая фальсификация результатов. Это вброс бюллетеней «за своих», порча бюллетеней «за чужих», работа со списками избирателей (вписывание/вычёркивание нужных людей, «мёртвых душ» и т.д.) – действия, которые должны осуществляться руками или при попустительстве избирательных комиссий). Здесь уже не «проголосовать», а «посчитать-как-надо».

Да, разумеется: покупать, заставлять, обманывать и фальсифицировать можно не только избирателей, но и оппонентов – чтобы они тоже действовали не в своих интересах, а в интересах заказчика.

Поскольку вся эта деятельность в большей или меньшей степени противозаконна, то на выборах циркулируют исключительно «чёрные» деньги, т.е. возникающие неизвестно откуда, идущие неизвестно как и неизвестно куда. Деньги достаточно значительные, поэтому «инвестор», который их тратит, как правило, идёт во власть уже с готовой логикой их «отбивки». Т.е. изъятия их из официальной, «белой» государственной экономики — скорее всего, опять же противозаконным («коррупционным») путём. В этом смысле выборная система, где основным «движком» выступают политтехнологии, является коррупционной не только сама по себе, но и коррумпирует государственную систему в целом. На системном уровне из цикла в цикл воспроизводится и развивается криминальная модель власти.

Эта конструкция в общем виде сложилась ещё в благословенные ельцинские времена, но тогда чуть по-иному распределялись акценты. «Заставить» и «купить» работало чуть хуже — для первого, как правило, недоставало власти, а для второго — денег. Зато «обмануть» и «подделать» работало куда лучше — доверие людей к медиа ещё не упало ниже плинтуса, а система защиты избирательной процедуры была гораздо более слабой, чем сейчас. В 2000-е акценты сместились: роль «пиара» свелась к созданию «дымовых завес» для отвлечения внимания, а зона фальсификаций сократилась до 5-7% при резко возросших рисках. Зато существенно выросло значение двух других методов, а в особенности их комбинаций — когда государственными средствами покупается лояльность крупных электоральных групп. На новоязе это называется «проектами» (национальными, партийными и т.п.): их суть — в обмене бюджетных денег на электоральный (или «рейтинговый» в межвыборное время) результат.

Всё это — химическая формула катастрофы, к которой вплотную подошла российская демократия уже в 1999 г., и которая была лишь в какой-то степени блокирована «путинской заморозкой». Но в результате лишь перешла в подспудную, латентную форму, где продолжила развиваться и параллельно мутировать.

Речь здесь не о «плохих 90-х», а о том, что на базовом уровне 90-е и 00-е есть одно и то же. Отличие заключается в том, что теперь и «пиарщики», и «технологи», и «заказчики», и бандиты (жизненно необходимые в этой конструкции для урегулирования неизбежных конфликтов) — не в роли свободных агентов, а в той или иной форме на госслужбе. Ну или соответствующие подразделения госаппарата берут на себя эту функцию, вытесняя или вербуя на службу «вольных стрелков».

Тем, кто понимает это, идея «убрать Суркова», преподносимая как панацея от всех проблем, кажется детским садом. «Бороду-то сбрею, а умище куда девать?» В данном случае не просто «умище», а сознание среды, репрезентуемое целым слоем его носителей, которое у нас сегодня называется «политический класс». «Сурков» (или любой его сменщик, буде таковой придёт — речь о позиции) — не более чем официальный верховный копирайтер, что-то вроде придворных алхимиков при средневековых королях, тот, кто действует на грани номинально запрещённого и негласно дозволенного. Его миссия сводится к простому удержанию «монобрендовости» победителей как таковых (ну, все же знают, что происходит с кандидатами в мэры от КПРФ или СР, если они, паче чаяния, выигрывают). Тот, кто побеждает — ему надо налепить мишку на лацкан, и тем самым мягко (а потом и пожёстче, но это уже другая зона ответственности) — встроить будущего или актуального победителя в систему негласных правил и договорённостей (обозначаемую у нас иероглифом «партия власти»). Удержание смыслового, языкового и стилистического единства происходящего — неблагодарная, но не такая уж, в сущности, и негативная роль. Как минимум, её ценность — в том, что вся эта политика по-ту-сторону не сваливается в открытую войну всех против всех, идущую по законам джунглей.

Нет, ребята. Если действительно захотите что-то менять, то не кран надо, ох, не кран.

Подумайте об этом.