«В бегах – целый полк», – сообщил «СК» в номере за 3.11.2011 г., рассказав о проблеме нынешнего воинского призыва. До тысячи молодых людей не являются в области в военкоматы, игнорируя службу, уклоняются, говоря профессиональным языком.

А по России в целом?
Наша область по многим показателям составляет одну сотую от Федерации, и если у нас от призыва бегает тысяча человек, то по стране в общей сложности – 100000, а я слышал и цифру 200000. Но это же целая армия вполне приличного по размерам государства! И это как мало что другое демонстрирует ту пропасть, что пролегла сегодня между обществом и властью. Бегают ведь от призыва не индейцы, не инопланетяне, случайно оказавшиеся на территории России, увидевшие вдруг всю нашу подноготную и ужаснувшиеся. Бегает часть общества, его юная часть, и бегает не без помощи старших, что, в общем-то, и понятно.

Старшие боятся, что с их детьми и внуками в армии плохо обойдутся: замучают нечеловеческими условиями жизни, изуродуют дедовщиной, пошлют куда-нибудь в Чечню или Дагестан и там убьют или они погибнут «при исполнении служебных обязанностей» в своих воинских частях, то есть их тоже убьют. Но самим-то призывникам не свойственно бояться, поскольку в их возрасте жизнь кажется еще бесконечной и потенциальные угрозы не воспринимаются. Почему же они так упорно избегают службы в Вооруженных Силах?

Думается, потому, что не хотят служить, но не в смысле чисто армейского понимания этого слова, а в более широком смысле – не хотят служить такому государству и власти, которая государство олицетворяет. Не хотят, потому что не считают это государство своим. Относятся к нему, собственно говоря, как к оккупационному и враждебному. Этот стиль поведения вообще очень сильно напоминает жизнь на оккупированной территории, когда в наибольшей опасности оказываются как раз молодые мужчины. Их могут либо угнать на подневольные работы, либо просто расстрелять. И они уходят в подполье, скрываются. С помощью старших, которые их, во-первых, не выдают, а во-вторых, в случае чего укроют и сами. И не только родные, но и чужие люди укроют и не выдадут. За редким исключением. А то, что бега от армии стали столь массовым явлением, говорит об укорененности в народе этого ощущения жизни под оккупационным режимом.

И удивляет практичность нынешней молодежи. Мысли уклониться от службы у меня в свое время не было, и я отслужил не только срочную, но и трижды ездил на военные сборы, отдав армии еще почти полгода. Но даже если бы и была такая мысль, я бы не смог, не знал бы, как избежать призыва, как не попасться военкоматовским на глаза, как уйти от милиции. А нынешние все это знают. Не пропадут, в общем, с такими-то знаниями и опытом, что уже радует.

Ну и вообще при таких взаимоотношениях государства и общества (проблема призыва – просто симптом) говорить о российской армии можно только условно. Она не боеспособна и таковой останется, сколько бы триллионов ни обещали вложить в ее перевооружение Путин с Медведевым. Без качественного человеческого ресурса армии нет, что осознают, вероятно, и руководители и потому стараются тему уклонистов особо не будировать. Чтобы, как и во всем, не портить витрину.

Андрей Семенов