Елка, подарки под ней, Дед Мороз и Снегурочка – все это обязательная часть детских воспоминаний фактически любого из нас. Именно поэтому у большинства современных людей есть внутреннее убеждение, что хвойное деревце на Новый год в России наряжали «испокон веку» (по крайней мере – уж точно со времен Петра Великого!). Однако это не совсем так; точнее – совсем не так. Мы расскажем о некоторых малоизвестных фактах из истории празднования Нового года в России, опираясь на недавние исследования петербургских филологов.

Где же «родилась елочка»?
Действительно: в 1699 году Петр I, известный своей тягой к изменениям и заимствованиям, издал Указ, в котором жителям городов и сел предписывалось украшать улицы и ворота домов хвойными ветками и деревьями. Однако дело в том, что после смерти царя-реформатора так и не прижившийся иноземный обычай был основательно забыт. Перед Новым годом елками продолжали украшать лишь ворота и крыши кабаков и питейных заведений, по которым их легко можно было опознать (отсюда, кстати, и пошло выражение «быть под елкой», то есть «навеселе»).
Стоит отметить, что хвойные деревья могли использоваться во время других праздников или ритуальных действий – вовсе не обязательно в новогодний или рождественский период. К примеру, в некоторых регионах (в том числе и в Симбирской губернии) еловыми ветками покрывали путь на кладбище во время похорон – для того, чтобы «покойник не приходил и не пугал» (во сне или наяву).
Даже в первой половине 19 века обычай наряжать елку на Новый год и Рождество воспринимался у нас как чужая, немецкая традиция. К примеру, в 1842 году в одном из журналов для детей, издававшемся писательницей Александрой Ишимовой, сообщается: «Теперь во многих домах русских принят обычай немецкий: накануне праздника, тихонько от детей, приготовляют елку; это значит: украшают это вечнозеленое деревцо как только возможно лучше, цветами и лентами, навешивают на ветки грецкие вызолоченные орехи, красненькие, самые красивые яблоки, кисти вкусного винограда и разного рода искусно сделанные конфеты».
Это означает, что, например, детство Пушкина и Лермонтова было лишено привычных нам новогодних атрибутов.
И лишь постепенно, в течение нескольких десятилетий, елка стала тем элементом новогоднего праздника, без которого стало немыслимым детство сначала богатых горожан, а затем и вообще любого жителя Российской империи.

Елка в СССР
После революции 1917 года обычай наряжать новогоднюю елку неожиданно оказался на грани гибели. В 1922 году была проведена кампания по изменению праздника Рождества Христова в «комсомольское рождество» (или: «комсвятки»). А в 1925 году Рождество было вообще отменено, а вместе с ним и «рождественское дерево». Уже в конце 1924 года «Красная газета» писала: «В этом году заметно, что рождественские предрассудки почти прекратились. На базарах почти не видно елок – мало становится бессознательных людей».
В результате в детских садах и школах елки в праздничный период перестали устанавливаться, а вместо них устраивались «антирождественские вечера» (на них дети разучивали куплеты, например, с такими строчками: «Динь-бом, динь-бом, больше в церковь не пойдем!»).
Елки «ушли в подполье» и, по воспоминаниям современников, если и устраивались, то тайно и с осторожностью.
И только в 1935 году курс снова изменился: после публикации в центральной газете «Правда», в которой был объявлен призыв в срочном порядке устраивать под Новый год коллективные елки для детей, ситуация в корне изменилась. Если ранее осуждению подвергались те, кто следовал «поповской пропаганде», то теперь высмеивались те, кто мешал «людям весе-литься» на Новый год (отдаленный намек на это можно уловить в сюжете известного кинофильма «Карнавальная ночь»).
Елка приобрела статус официального символа празднования Нового года, а ее изначальная связь с Рождеством, которая, например, наблюдалась у немцев, постепенно забылась.
Как ни странно, образ белобородого и красноносого старика, приносящего и саму елку, и подарки под нее (как и его неразлучная спутница – Снегурочка), – это также во многом продукт мифологии, подробно разработанной лишь в середине 19 века.
Еще во второй половине 19 века, судя по литературной традиции, которая во многом и создала эту «новогоднюю мифологию», дарителем елки могли быть и младенец Иисус, и святочный старик, и бабушка Зима. И только за 20 лет до окончания 19 века образ Деда Мороза и хвойной красавицы начинают связываться прочнее. Надо сказать, что даже само наименование «Дед Мороз» на рубеже 19-20 веков было не очень устойчивым: этого персонажа могли называть и Дед Николай (в соответствии с западной традицией), и Елкич, и просто – Дед. Однако в итоге «победило» привычное нам имя. Надо сказать, что до революции этот персонаж был знаком исключительно городским детям. И только в конце 30-х годов, и особенно в послевоенное время, многочисленная «культурная продукция» в виде школьных, детсадовских и корпоративных коллективных новогодних «елок» (вечеров), кинофильмов, мультфильмов и открыток постепенно сформировали наше привычное представление о новогоднем празднике.

Евгений Нувитов