Сергей Гогин
Школы Ульяновской области обратились к преподаванию религиозных культур вне рамок эксперимента.
Ульяновская школа № 56 расположена в той части города, где живет довольно много мусульман. Это одна из двух городских школ, где преподаются «Основы исламской культуры». Урок ОИК в пятом классе: учительница в мусульманском платке, девочки тоже. Тема урока – поклонение Всевышнему и пост (ураза). В этой подгруппе (другая в это время занимается православной культурой) есть татары, азербайджанцы, чеченец и даже цыган. К своим 10–11 годам дети подкованы в предмете и бойко отвечают, что ислам – религия, посланная Богом, что она требует покорности делам и наставлениям Пророка, что Коран надо изучать на языке, который послал Аллах, то есть на арабском, чтобы не было искажений. В подтверждение один мальчик зачитывает Коран на языке оригинала. Далее разговор идет о посте и зачем он нужен.

– После конца света люди возродятся, и будут голая земля и голод, но кто держал уразу, тот получит заступничество перед Аллахом, – отвечает самый осведомленный.

Звучат и другие версии, в том числе прагматические:

– Воспитание терпения. Те, кто может продержаться без еды, – более выносливые воины.

– Пригодится во время кризиса.

Наиля Садыкова, ведущая урок исламской культуры, – учитель начальных классов – посещала краткосрочные курсы при мечети: «Я татарка, вела кружок татарской культуры, ну, мне и сказали: раз так, будешь вести исламскую культуру». Садыкова признается, что методически работает «на ощупь», но в соответствии с программой. В сложных случаях ходит за советом к имаму местной мечети. Во время урока она, как мне показалось, является в основном модератором: вбрасывает вопросы для обсуждения.

Приблизительно так же, в форме нравственной беседы, проходил урок по «Основам православной культуры» в другой подгруппе того же класса. Преподаватель Надежда Киселева проверяла домашнее задание, которое состояло в том, чтобы попросить у кого-нибудь прощения. Выяснилось, что просить прощения трудно, потому что «стыдно», «страшно, что не простят», «у каждого не сможешь попросить», что легче всего, оказывается, обидеть маму, потому что «она все равно простит».

Обе учительницы говорят о благотворном влиянии предмета на поведение детей. Чеченец Шарой еще недавно был ужасно вертлявый, а теперь остепенился, у него появилось больше уважения к окружающим, говорит Наиля Садыкова. Надежда Киселева отмечает, что дети стали терпимее относиться к однокласснику, инвалиду детства с задержкой психического развития: раньше его не любили, шпыняли, теперь, узнав о принципе «подставь другую щеку» и о воздаянии в другой жизни, относятся к мальчику дружелюбнее.

Не вносит ли преподавание религиозных культур раскола между детьми одного класса? Нет, утверждают учителя, даже напротив. Преподаватель «Основ православной культуры» в ульяновской гимназии № 33 Ирина Петрищева говорит, что на ее уроках некоторые дети из мусульманских семей работают даже с большим интересом, чем «православные» школьники. Родители только одной девочки-татарки запретили ей посещать ОПК. Этой ученице придумали индивидуальное задание: она писала сочинение по истории мечетей области, искала в русском языке слова с арабскими корнями, во время уроков ОПК занималась в библиотеке. На обязательные экскурсии «Православный Симбирск» дети-мусульмане ездят со всем классом, но не заходят в храм. Учитель средней школы № 29 Ольга Шамшетдинова, которая преподает основы мировых религий, говорит, что именно ее предмет устраняет возможный конфликт: «Когда мы изучали священные книги, дети выходили и произносили молитвы своих религий, было приятно послушать».

Досрочно, но добровольно

Ульяновская область официально не входит в список регионов – участников эксперимента по преподаванию комплексного учебного курса «Основы религиозных культур и светской этики» (ОРКСЭ), но по инициативе губернатора Сергея Морозова самостоятельно ввела в школах преподавание этого курса. И сегодня «азы духовности» изучают около 10 тыс. детей в подавляющем большинстве школ области за счет часов так называемого школьного компонента.

В своем докладе на Рождественских образовательных чтениях губернатор Морозов говорил о «сакральной вертикали» как нравственном стержне, скрепляющем народ, о «духовной безопасности», называл Церковь двигателем модернизации и благодарил архиепископа Симбирского и Мелекесского Прокла (Хазова) за «государственный подход к проблеме воспитания».

В Ульяновской области 433 средних и основных школы. Через год после начала добровольного эксперимента в 34% школ преподавали православную культуру, в 3% – исламскую культуру, в 24% – мировые религии, в 38% школ – светскую этику. Кроме того, около сотни учреждений дополнительного образования предлагают кружки по предметам духовного цикла, которые посещают еще 3,5 тыс. детей.

То, что область официально не является участником эксперимента, даже хорошо, говорит региональный министр образования Екатерина Уба: «Нас не зажимали сроки и количество бумаг». Она подчеркнула плодотворное сотрудничество с Симбирской и Мелекесской епархией РПЦ, которая подготовила для родителей брошюры «Православная культура в светской школе». После двух лет апробации курса ОРКСЭ в России отмечается тенденция: родители реже выбирают «Основы православной культуры» и чаще «Светскую этику». Как заявила Уба, «у нас этого не произошло»: за год количество школ с преподаванием православной культуры выросло со 145 до 155. В области сложилась организационная структура, обеспечивающая преподавание предмета: областной методический консультационный совет и консультационные пункты по отдельным модулям курса – в районах области, 350 педагогов прошли специальную подготовку, в том числе и на епархиальных курсах. По информации министра, начиная с будущего года в трети школ региона изучение курса будет продолжено в шестых классах.

Воспитание или знания

Судя по высказываниям чиновников от образования, священнослужителей и гражданских активистов, общего понимания целей и характера «духовно-нравственного» курса ОРКСЭ не существует. Одни, как министр образования и науки Андрей Фурсенко и Патриарх Кирилл, считают, что это должен быть светский, культурологический курс, который будут вести обычные учителя. Зато белгородский губернатор Евгений Савченко убежден, что «детей нужно воцерковлять» и что половина уроков ОПК должна проходить в храмах и миссионерских поездках. Цели ОРКСЭ видятся по-разному: идеологический предмет, который учит любить Родину; воспитательный предмет, опирающийся на нравственные ценности и гуманизм религий; тест на демократическую и гражданскую состоятельность современного общества; предмет, который в конце концов приведет школьников в храмы; познавательный, а не вероучительный предмет…

Очевидно, сама конструкция курса противоречива и вызывает замешательство: это культурологический, то есть образовательный, предмет или скорее нравственно-воспитательный? Большинство ульяновских педагогов, согласившихся на интервью, независимо от своих религиозных убеждений считают предмет главным образом воспитательным и даже «реабилитационным», то есть направленным на выработку навыков человеческого общежития. Заведующая кафедрой педагогики и психологии Ульяновского института повышения квалификации и переподготовки работников образования (ИПК ПРО) доктор педагогических наук Маргарита Лукьянова считает, что подобный курс должен ориентировать на достижение взаимопонимания со сверстниками: «Для школьников, особенно старших, важны вопросы общения: как вести себя с другом или подругой, откуда возникает обида, почему меня не поняли. В реальных жизненных ситуациях, актуализирующих категории добра и зла, совершается личностный выбор, и он, как правило, не связан с религией. Поэтому надо помогать детям понимать себя и другого. Да, я имею в виду основы психологической грамотности. Вопрос о ценностях, которые мы формируем или демонстрируем нашим учащимся в реальном поведении, – это выход на этику».

Минобрнауки положило в основу концепции ОРКСЭ конструкт «духовно-нравственного воспитания» и перекатывает его, как камушек, из документа в документ, не решив для себя «основной вопрос ОРКСЭ»: что первично – духовность или нравственность? Эти понятия лежат хоть и в пересекающихся, но все же разных плоскостях, что сильно усложняет задачу для школьного учителя, прослушавшего недельный курс по методике преподавания «Основ религиозных культур и светской этики». Стоит заглянуть в энциклопедический словарь по этике, чтобы понять, насколько сложны здесь философские теоретические основы: соотношение религии и морали, религиозное и секулярное понимание духовности, секуляризация морали… Можно упростить понимание духовно-нравственного воспитания до геометрической аналогии: духовность – это вертикаль, связывающая человека с Богом, а нравственность – это горизонталь, связывающая человека с другими людьми. Получается, что сегодня школа поставила ребенка в перекрестие этого прицела и выпаливает в него информацией, наугад отмеряя мощность заряда, к тому же не дождавшись, пока у подростка сформируется понятие совести (а оно, говорят психологи, начинает складываться ближе к старшим классам, к тому же далеко не у всех).

Если признать, что духовность – это атрибут исключительно религиозного сознания, как считают священники и воцерковленные педагоги, а нравственность – атрибут сознания светского, то все осложняется. В этом случае самим четвероклассникам и их родителям, по сути, предлагается быстренько решить для себя основной вопрос философии, чтобы выбрать подходящий модуль ОРКСЭ: «Основы религиозных культур» – для воспитания духовности, «Светскую этику» – для воспитания нравственности. В этой ситуации предмет «История мировых религиозных культур» выбивается из ряда «нравственных» модулей как наиболее ориентированный на чистое знание: «Светской этике можно придать воспитательный характер, а истории мировых религий – вряд ли, – считает заведующая кафедрой культурологии Ульяновского ИПК ПРО кандидат социологических наук Наталья Захарова. – Давать детям этого возраста знания про анимизм и магию – для чего?»

Руководитель отдела религиозного образования Самарской епархии РПЦ игумен Вениамин (Лабутин) говорит, что для российской педагогики образование и воспитание всегда были неразрывны. Отец Вениамин против того, чтобы рассматривать школу как комбинат по производству образовательных услуг, ибо такой подход низводит учителя, сеятеля разумного и доброго, до уровня обслуги. Священник предлагает вновь поставить ребенка в центр традиционного для России воспитательного треугольника «церковь–школа–семья», вернув в школу нравственные начала. Однако в царской России преподавание в школах Закона Божьего не спасло от появления революционеров, поэтому нельзя полагаться только на преподавание ОПК в качестве «ускорителя нравственности», тем более что рекомендованные учебники по курсу зачастую непонятны детям или просто нудны. Игумен Вениамин предлагает использовать все поле мировой художественной культуры как основу православной системы ценностей, в частности, классическую литературу. Серьезный разговор с подростками о духовности священнослужитель предлагает начать с «Хроник Нарнии» Льюиса и «Властелина колец» Толкиена, где есть христианские мотивы.

Церковные и светские педагоги сходятся на необходимости включить духовно-нравственное воспитание в гуманитарные предметы школьной программы. Сотрудник миссионерского отдела Симбирской и Мелекесской епархии РПЦ Василий Дронов уверен, что лучшее преподавание православной культуры – это корректное изучение русской истории и литературы. Маргарита Лукьянова говорит, что вопросы этики и религии входят в курсы истории, мировой художественной культуры, литературы, надо их только умело обсуждать: «А получается, что часть вопросов выделяют в отдельные курсы с дополнительной нагрузкой, при этом сложные проблемы – той же светской этики – вырываются из органичного для них контекста». Такие рассуждения ставят под сомнение саму необходимость курса ОРКСЭ. Получается, что государство, Церковь и педагоги пошли по простому пути: оказалось легче внедрить в школы духовно-нравственное воспитание отдельным предметом, назвав его культурологическим, раздать учебники и методички, заставить учителей пройти недельные курсы повышения квалификации – все это вместо того, чтобы грамотно вписать духовно-нравственную проблематику в уроки истории и литературы. Но это потребовало бы от учителей-предметников более высокой квалификации.

Есть ли у педагога миссия

Преподавателям, в первую очередь православной культуры, среди провозглашенных целей ОРКСЭ ближе оказалась именно цель воспитания, которую многие из них восприняли почти как проповедническую миссию. «Мы не просто имеем право, но и обязаны воспитывать, – говорит слушатель епархиальных православных образовательных курсов, педагог ульяновского оздоровительно-образовательного центра «Орион» Надежда Вершинина. – Я чувствую, что моя ответственность перед обществом и будущими поколениями – закладывать в детях нравственное зерно».

«Успех ОПК зависит от личности учителя, но где мы найдем столько православных учителей? – говорит заместитель председателя отдела религиозного образования и катехизации Симбирской и Мелекесской епархии РПЦ священник Даниил Гасников. – Поэтому педагог по ОПК не обязательно должен быть православным, достаточно, чтобы это был нормальный человек с общей педагогической эрудицией».

Но вдохновленные учителя готовы идти дальше своих вдохновителей. «Преподаватель ОПК может быть невоцерковленным, но верующим – обязательно, – считает преподаватель ульяновской средней школы № 56 Надежда Киселева, которая кроме русского языка и литературы также ведет ОПК. – Если через себя не пропускать православие, то получится фальшиво: если человеку все равно, как он живет сам, – чему он научит детей?» Педагог гимназии № 33 Ирина Петрищева сразу предупреждает детей, что она не только православный человек, но и воцерковленный, каковым, по ее мнению, преподаватель ОПК однозначно должен быть: «Когда идет Страстная неделя и ты говоришь о страданиях Христа, о чуде благодатного огня, невозможно сдержать эмоции. Трудно провести грань между уроком культуры и желанием глубже узнать цель христианской жизни. Если преподаватель ОПК говорит с позиций человека, который владеет теорией и не владеет практикой, – это минус». Ведущий специалист управления образования мэрии Ульяновска Татьяна Мамишина признает, что «у воцерковленного учителя уроки интереснее».

Руководитель епархиальных православных образовательных курсов Людмила Григорьева много лет преподает православную культуру и говорит, что в каждой группе дети непременно задавали ей вопрос: «А вы сами веруете?» Для ребенка личность педагога чрезвычайно важна, потому что от учителя зависит, полюбит ли ученик предмет, к тому же восприятие Бога столь же личностно, как переживание любви, уверена Григорьева. «Когда ребенок спрашивает – веруете ли вы? – он на самом деле хочет выяснить, значима ли для вас система ценностей, которую вы проповедуете. Да, мне хотелось бы, чтобы мои ученики стали верующими, точно так же как я хочу, чтобы они когда-нибудь испытали чувство любви, даже если она не всегда счастливая».

Хотя священники и православные учителя убеждают, что Библия науке не противоречит, не исключено, что в будущем стараниями воцерковленных педагогов столкновение научного мировоззрения с религиозным породит «обезьяньи процессы» (креационисты против дарвинистов), как в США. В России прецедент создан иском школьницы из Санкт-Петербурга Марии Шрайбер, которая потребовала от Минобразования запретить преподавание в школах эволюционной теории как доминирующей.

Частная гимназия «ДАР», где учатся дети ульяновской элиты, имеет православный уклон. Православная культура здесь преподается со второго класса. Ольга Вотякова – учитель светский, отвечая на вопрос учеников – «А правда?..» – предпочитает метод отстранения: «Так как дети маленькие, они воспринимают библейские истории на веру, что свойственно ребятам этого возраста. Я с некоторой опаской ожидаю четвертого-пятого класса, потому что в этом возрасте ученики начинают задавать более глубокие вопросы, искать несоответствия с действительностью. Подростковый возраст с характерным для него нигилизмом может наложить отпечаток на дальнейшее преподавание этого предмета – простая подача знаний уже не пройдет».