Эпилог
Рабочий кабинет государыни. Екатерина Алексеевна сидит в кресле и перелистывает страницы книги. Перед ней почтительно стоит генерал Павел Сергеевич Потёмкин.

Екатерина Алексеевна. Господин Вольтер не забывает нас своим вниманием. Вот новое переиздание своего «Кандида» изволил преподнести, а с ним и письмецо: фарнейского затворника интересует маркиз Пугачёв. К чему бы это?.. То, что Россия одолела Турцию, прошло мимо его внимания. Бунт на Поволжской окраине вызывает у философа прямо таки болезненный интерес.
Потёмкин. Вольтер уязвлён, что лишён всякого влияния на политику Франции, и ваша к нему приветливость лишила писателя осторожности.
Екатерина Алексеевна. Ты верно угадал, Павел Сергеевич, моё мнение. Ясно, Вольтер прислал мне книжку с намёком, чтобы я последовала философии Панглоса: «Всё, что не случается, всегда к лучшему». К какому лучшему для России явился Пугачёв? Может это известно тебе, генерал, из твоих задушевных бесед с разбойником?
Потёмкин. Из допросов Емельки, ваше величество, я понял только одно – его подлый дух. Он есть худшее для дворянства зло, которое можно только выдумать. И не дай бог, чтобы в России когда-нибудь повторились подобное.
Екатерина Алексеевна. Степан Иванович имеет особливый дар обращаться с простонародьем. Он доносит, что маркиз Пугачёв вообразил, будто ради его храбрости я могу его помиловать, что будущие его заслуги заставят нас забыть о его преступлениях.
Потёмкин. Обер-секретарь Тайной канцелярии его высокопре-восходительство господин Шишковский донёс вам, ваше величество, совершенную правду: злодей вздумал надеяться на помилование.
Екатерина Алексеевна. Как же это вы узнали?
Потёмкин. Пугачёв несдержан на язык. И неоднократно объявлял об этом своим гостям.
Екатерина Алексеевна. Разве у маркиза Пугачёва в камере Монетного двора есть приёмные дни?
Потёмкин. Особое совещание постановило открыть к Пуга-
чёву свободный доступ благородной публики и мещан, чтобы как можно более людей воотчую убедились в самозванстве злодея.
Екатерина Алексеевна. Значит, маркиз Пугачёв принимает гостей и тешится надеждой на помилование?
Потёмкин. Члены комиссии сочли неблагоразумным объявлять разбойнику о неизбежной казни, дабы он не сдох от страха, не взойдя на эшафот.
Екатерина Алексеевна. Однако среди дворян разыгрались слухи о моей мнимой милости, которую ты и Шишковский выдумали учредить якобы для пользы дела. Дворяне мной недовольны, а это вредит моему величеству.
Потёмкин. Тем более будет велики и безграничны их ликования, когда разбойника четвертуют.
Екатерина Алексеевна. Хотя и далеко тебе по всем статьям до твоего дядюшки Григория Александровича, но и ты не глуп, как и все Потёмкины. Изволь присесть, где пожелаешь.

Генерал присаживается на краешек кресла.

Стало быть, Павел Сергеевич, ты считаешь, что Пугачёва нужно четвертовать без всякой оглядки на Вольтера?
Потёмкин. Так нам надлежит поступить, ваше величество, и никак иначе.
Екатерина Алексеевна. Может ограничиться повешением, как поступают в Европе?
Потёмкин. Дворяне не одобрят, и народу нужна встряска, которая пошла бы на пользу его нравственному здоровью.
Екатерина Алексеевна. В прошлый раз я велела тебе найти возможность приговорённого к четвертованию Пугачёва казнить способом, который не отменял бы решения Особого совещания?
Потёмкин. Такая возможность есть. Объявить приговор о четвертовании, но палач отрубит злодею сначала голову, а потом руки и ноги. Вину за ошибку возложить на палача. Но он подчинён Архарову, и обер-полицмейстера Москвы тоже надо привлечь к исполнению нашего замысла.
Екатерина Алексеевна. Скажи, Павел Сергеевич, Архарову моим именем, чтобы он во всем слушал тебя… Теперь, надеюсь, удастся удовлетворить казнью Пугачёва и дворянство, и Европу. Но ты, признаться, удивил тем, как скоро переменил взгляды на Вольтера, и стал в шеренгу сторонников варварской казни.
Потёмкин. Я до сих пор, ваше величество, пребываю в восторге от его книг. Однако любопытно было узнать мнение философа, уже после того, как маркиз Пугачёв устроил бы в его замке разбойничью ставку, разжёг камин бессмертными рукописями, нагадил на письменный стол, а уходя, спалил до основания, как Казань, замок и его окрестности.
Екатерина Алексеевна. Будем надеяться, что с ним такая беда не случится. Однако, остерегись повторить сказанные тобой слова перед кем бы то ни было, если не хочешь прослыть врагом Просвещения, тем более, что ты уже крепко провинился тем, что подверг маркиза Пугачёва кнутобойной пытке.
Потёмкин. Это было совершено по приказу главнокомандующего графа Панина.
Екатерина Алексеевна. Я читала твой допрос, и ясно увидела, что под плетью Пугачёв наврал с три короба: не могло у него быть двух десятков подстрекателей к самозванству и бунту. Добро бы двое оказалось. Но почему раскольники? Меня вот никак не покидает подозрение, что в подстрекателях есть иностранцы.
Потёмкин. Ваше величество, будучи неоднократно допрошен, Пугачёв твёрдо показал, что никакие иностранцы не смущали его на принятие имени покойного государя. Особая Следственная комиссия, заседая, определились по столь важному вопросу: Пугачёв говорит правду.
Екатерина Алексеевна. Мне ничего не остаётся, как согласиться с мнением комиссии, но я слабая и порой мнительная женщина, и мне часто кажется, что из-за маркиза Пугачёва выглядывает французский король.
Потёмкин. Своей победой над турками ваше величество досадило Франции, которая держит сторону Порты. Людовик, конечно, рад русскому бунту, но, несомненно, к нему не причастен.
Екатерина Алексеевна. И всё-таки то, что маркиз Пугачёв питает надежду на прощение и уверен в моём человеколюбии, меня чувствительно трогает. Значит, преданность народа самодержавию не покачнулась. И это даёт надежду на скорое умиротворение России.
Потёмкин. Следственная комиссия негласно и тайно определила коренную причину бунта.
Екатерина Алексеевна. И в чём же она состоит?
Потёмкин. Народное правосознание считает крепостное право игом, а бунт – единственной возможностью обрести волю. Напомню вашему величеству, что сто лет тому явился Стенька Разин, а теперь – Пугачёв.
Екатерина Алексеевна. Выходит, через столетие бунт неизбежен?
Потёмкин. Об этом же и твердит и сам Пугачёв, говоря, что он по всей России рассыпал уйму кладов.
Екатерина Алексеевна. Что он этим имеет в виду?
Потёмкин. На этот вопрос разбойник дважды мне ответил, что под кладами он подразумевает своих последователей, которые продолжат его воровское дело.
Екатерина Алексеевна. Немудрено, что Пугачёв в это верит. Наше дворянство жестоко относится к крестьянам и этим разжигает недовольство. Мне недавно доложили, что в Сенгилеевском уезде в одной из деревень случился пожар. И крестьяне единодушно постановили, что поджигатель – их помещик, и бросили его в огонь.
Потёмкин. Узнай это Пугачёв, то возликовал бы своей каторжной душой. Но его судьба ему известна и без судебного приговора, поэтому и похныкивает, и слёзы льёт, цепляется за жизнь. В этих метаниях видна его подлая натура: безжалостная к другим и чувствительная лишь к себе.
Екатерина Алексеевна (промакивает платочком глаза). Ах, как грустно, что всё должно завершиться казнью. Но моё положение безвыходное: только казнь. А я так этого не люблю. Европа подумает, что к нам вернулись времена Ивана Васильевича и опричнина; такова честь, которую удостоят меня европейцы.
Потёмкин. Надо им показать сожжённую злодеем Казань. Может тогда европейцы проникнутся сочувствием. Я защищал Казанский кремль, когда разбойники жгли храмы, монастыри, дома обывателей. Речка Казанка была наполнена убитыми.
Екатерина Алексеевна. Ты мне напомнил о разорении Казанской и Оренбургской губерний. Казань будем отстраивать заново, а потерпевшим от бунта помещикам надо оказать помощь. Может быть в Следственной комиссии назначить особую подкомиссию, чтобы она занялась этими делами?
Потёмкин (вкрадчиво). Убитых злодеями дворян возвратить в живые сможет только Господь. В остальном дворянство пострадало не так уж и значительно. Как ни кощунственно это звучит, но многим дворянам разорение пойдёт в их пользу.
Екатерина Алексеевна (обеспокоенно). Что ты такое, Павел Сергеевич, говоришь? Разве может от разорения быть какая-то польза?
Потёмкин. Рассудите сами, ваше величество. Земля у дворян осталась в сохранности. Крестьяне никуда не подевались, а тех, кто пристали к бунту, карательные команды высекут и вернут владельцам. Стало быть, имущество помещиков каким было, таким и осталось.
Екатерина Алексеевна. Но ты же сам сказал, что Казань сожжена, а также многие усадьбы.
Потёмкин. В Казани каменной была только крепость, так она осталась цела. Сгорели обывательские избы, так на их месте уже стоят новые срубы. Большинство усадьб помещиков представляли собой дедовские хоромы, возведённые ещё при царе Алексее Михайловиче. Спалив это старьё, Пугачёв дал помещикам причину построить новые дома, обставить их на современный лад и зажить, если не вполне по-европейски, но близко к этому.
Екатерина Алексеевна (повеселевшим голосом). Стало быть, не всё так уж и худо! Надо бы повелеть больше строить домов из камня, но где дворяне возьмут на это деньги: Пугачёв не только жёг их дома, но и грабил.
Потёмкин. Наше дворянство прятать деньги умеет. Поэтому с помещичьих усадеб Пугачёв поживился немногим, в основном посеребрённой и позолоченной посудой. Им были разграблены казначейства во всех бунташных уездах, и взятую оттуда медь он разбрасывал народу возами.
Екатерина Алексеевна. Но мне доносят о его несметной золотой казне.
Потёмкин. Золото Пугачёв брал на уральских заводах и в Казани. Часть его удалось отбить у злодея полковнику Михельсону, но под Чёрным Яром золотой казны уже не нашли.
Екатерина Алексеевна (оживлённо). Весьма любопытно! Это сюжет для Вольтера. Извещу его, что маркиз Пугачёв спрятал свои сокровища в громадном кургане на берегу Волги. Надеюсь, это отвлечёт европейского властителя дум от несносных брюзжаний в адрес России.
Потёмкин. Пугачёв золото не спрятал, а потерял.
Пауза.

Екатерина Алексеевна. Никогда не подумала бы, что он такой растяпа? Я вот, когда что-нибудь потеряю, начинаю испытывать такое чувство, будто меня обокрали. Как же нашему маркизу не повезло?
Потёмкин. За Казанью на Пугачёва насел со своей гусарской командой граф Меллин, и гнал его, не давая разбойнику продыху. И в одной из деревень маркиз успел убежать от гусар в нижнем белье, оставив всё, что у него было.
Екатерина Алексеевна. И граф стал обладателем пугачёвского золота?
Потёмкин. Меллин, захватив усадьбу, не стал в ней шариться и поспешил за разбойником.
Екатерина Алексеевна. Полно, Павел Сергеевич, мучить меня любопытством. Кто же нашёл клад Пугачёва? Объяви, кто сей счастливец?
Потёмкин. Должен огорчить ваше величество, золото досталось негодному дворянину Кроткову.
Екатерина Алексеевна. В чём его негодность? Он что, прилеплялся к Пугачёву?
Потёмкин. Степан Кротков настолько негоден, что вряд ли Емелька взял его в свою шайку. Он числится в отпуске по Преображенскому полку. Там его аттестуют как плохого солдата, враля, нечистого на руку картёжника и забулдыгу. Ему грозила долговая тюрьма, и он бежал из Петербурга в гробу.
Екатерина Алексеевна (живо). Как в гробу? Он что, стал покойником?
Потёмкин. Прикинулся неживым, ваше величество. И вот такому прохвосту достался пугачёвский клад.
Екатерина Алексеевна. И как он велик? Любопытно, как разжился наш маркиз Пугачёв?
Потёмкин. Думаю, тысяч двести в золотых монетах и полстолька в золотых вещах и драгоценных каменьях.
Екатерина Алексеевна. Не так уж и мало. Этот Кротков, наверно, поспешил разгуляться?
Потёмкин. Пока живёт тихо. Сыщик донёс, что купил себе шубу на бобрах и такую же шапку.
Екатерина Алексеевна (смеётся). На бобрах?.. Ну, ты меня, Павел Сергеевич, развеселил, а то я совсем было захандрила.
Потёмкин. Прикажите изъять казну у оного Кроткова! И какое изволите определить ему наказание?
Екатерина Алексеевна. Вины Кроткова я не вижу. Ещё неизвестно, как повели бы себя другие, свались на них такое богатство. Кротков повёл себя не худшим образом. Заказать шубу на бобрах для него означало поставить себя вровень со своим нечаянным богатством. Жаль, что ты не догадался взять его в Петербург.
Потёмкин. Кротков в своих бобрах потеет в приёмной комнате вашего величества.
Екатерина Алексеевна. Так что ты утаил свой подарок? Показывай немедленно.

Потёмкин покидает кабинет и тотчас возвращается с Кротковым, который кланяется в пояс государыне.

Потёмкин. Вот, ваше величество, рекомендую: симбирский дворянин Кротков, обладатель несметного клада, обретённого им не без помощи маркиза Пугачёва.
Екатерина Алексеевна. Шубу вижу, а где же шапка? Разрешаю вам, господин Кротков, покрыть голову.

Кротков достаёт из-под полы шапку и покрывается.

Что же вы шапку носите за пазухой? У меня во дворе ничего ещё не пропало, ни своё, ни чужое.
Кротков. Я пооглядывался, куда деть шапку и не нашёл ни одного крюка, чтобы её повесить.
Екатерина Алексеевна. Я вижу пугачёвское золото ты начал тратить с умом.

Приближается к Кроткову, щупает мех шубы.

Бобры что ни есть самые настоящие, только чьи?
Кротков. Из Америки. Шубу и шапку я пошил в Москве у русского француза с Ордынки.
Екатерина Алексеевна. У тебя, Павел Сергеевич, есть такие бобры?
Потёмкин. Мне бобровая сбруя не по карману. Обхожусь положенным мне по чину генеральским кафтаном на подкладке из толстого шёлка.
Екатерина Алексеевна. Шубу мы с генералом одобри-ли, богатая вещица, а теперь, господин Кротков, распахни-ка полы.

Кротков распахивает шубу.

Что ж ты, под такой шубой носишь ремки? Глянь, Павел Сергеевич, в чём он вырядился.
Потёмкин. Заношенный солдатский мундир, штаны на коленках латаные.
Кротков. По недостатку времени не смог распорядиться и пошить платье по французской моде, по причине моего ареста офицером Следственной комиссии.
Екатерина Алексеевна. Будет об этом. Запахнись. Скажи, чем ты покорил маркиза Пугачёва, что он тебя наградил столь великим кладом?
Кротков. Ровно ни чем. Я так сильно желал счастья, что Пугачёв это понял, и когда оставил казну в моей усадьбе, не стал хлопотать о её возвращении. Я был у него на днях в Монетном дворе. Он меня узнал и молвил: «О казне беспокоишься? Жизни я людей лишал, грешен. Однако ни на чьё счастье не покушался, будь счастлив, если сможешь, и ты».

Пауза.

Екатерина Алексеевна. Надо признать, что маркиз Пугачёв, побывав в личине Петра Фёдоровича, приобрёл некоторые черты настоящего государя. С каким державным величием он расстался с богатством! Вот об этом надо немедленно написать господину Вольтеру, и этим я тотчас займусь.

Государыня идёт к столу. Потёмкин выводит Кроткова из кабинета.

Потёмкин. Ваше величество уже определились по Кроткову?
Екатерина Алексеевна. У Кроткова изъять казну в наших силах. Но кому от этого будет прок? Мне ворованных денег на дух не надо. Отдать их дворянам, которые потерпели от пугачёвщины, но как? Добрые люди давно смирились с тем, что с возу упало, то пропало. На делёжку сбегутся люди худые, ища возможности поживиться. В Казани ты, Павел Сергеевич, устроил раздачу имущества, взятого у Пугачёва, так до драки с кровопролитием дело дошло. А мне надо думать о том, как умиротворить царство, утешить обездоленных и пострадавших невинно. Разве не об этом мне надо заботиться?
Потёмкин. Воистину так, ваше величество!
Екатерина Алексеевна. Теперь о Кроткове. Сделать всех разом счастливыми даже я не могу. Но одного своего подданного на каждый день осчастливить мне вполне по силам. Пусть сегодня им будет Кротков. Вели ему моим именем, генерал, не болтать и пять лет сидеть на золоте в своей деревне, не показываясь даже к соседям. После этого он волен жить, как похочет.
Потёмкин. Кротков сегодня же будет выслан с курьером в свою деревню.
Екатерина Алексеевна (протягивая руку для поцелуя). Вы не будете забыты, Павел Сергеевич.

Генерал спускается на одно колено.

Потёмкин. Прикосновение к царственной ручке вашего величества – для меня есть неизреченная радость и самая желанная награда.

Целует руку государыни.
Занавес.