Детская память – чистый лист, и то, что легло на него, не стереть ни годам, ни другим событиям, какими бы важными или необычайными они ни были. В моей памяти и памяти моих ровесников четко впечатано слово «война».
Мы жили в небольшом военном городке рядом с военным аэродромом, когда началась Великая Отечественная. Наш отец на бомбардировщиках ТБ-3 совершал боевые вылеты. А мама вместе с другими женами летчиков ходила на аэродром то красить самолеты, то набивать патронами пулеметные ленты. В городке были вырыты окопы, как говорили – на всякий случай. Война приближалась, но еще не опалила нашего детства. Даже учебные тревоги, когда надо было прятаться в укрытие, не пугали. Все было, как в мирное время: мы ждали прибавления в семействе, шили пеленочки и распашонки. В скором времени маму увезли в роддом, а городок наш остался без мужчин, они улетели, как говорили все, за новой техникой. В день ожидаемого прилета все мы, и дети, и взрослые, принаряженные, с букетиками полевых цветов, пошли на аэродром. Уже был слышен гул моторов, и тут произошло невероятное – самолеты с красными звездами на крыльях начали бомбить аэродром! Взрывы, огонь, крики женщин, плач испуганных детей. Это прилетели фашисты. Мы бросились в окопы. Именно тогда война впервые заглянула мне в лицо.
А потом также на всю жизнь врезалось слово «беженцы». С узелками и котомками добрели мы до какой-то деревни, жители которой приняли нас в свои дома. Соседка наша, под чей присмотр мама меня оставила при отправке в роддом, держала меня наравне со своими двумя детьми, но все равно было плохо и страшно остаться без папы и мамы. Вышла однажды я на крылечко избы, сижу и тихонько плачу. Смотрю, по дороге идет женщина со сверточком на руках. И не говорите, что чудес не бывает, – это было именно чудо! По дороге шла моя мама! А в сверточке – мой новорожденный братик Валерий. Так наша семья не растерялась на дорогах войны. Потом мама рассказывала, что на третий день после родов зашел к ним в палату врач и сказал: «Женщины, идите домой, возьмите самое необходимое и уходите. Война – совсем рядом, город уже пустой». И указал именно на ту деревню, где мы остановились.
Еще в памяти – какая-то поляна. Здание, похожее на школу, нас должны вывозить на машинах. В небе идет бой, и мы прячемся под деревьями. Огненным комом летит на землю горящий самолет. Мы убеждены: конечно же, фашистский, потому что нам этого очень хотелось. Но взрыва я очень испугалась и бросилась бежать через эту поляну. Мама, оставив спеленутого братика на земле, бросилась за мной, потом положила нас рядом, укрыла сломанными ветками. Наконец
– погрузка. Маму, поскольку она была с новорожденным, посадили первой, поближе к кабинке. А я что-то зазевалась. Взрослые люди, поняв, что с первой машиной все не уедут, стали брать грузовик штурмом, и меня под крики мамы, как котенка, просто зашвырнули в машину на людей, на мешки. Как я не вывалилась? Сама удивляюсь.
Помню еще эшелон, в котором нас увозили в тыл. Кстати, при всей неожиданности, спешке и быстром отступлении советских войск – я это хорошо запомнила – не было хаоса, эвакуация шла организованно. На станциях находили возможность «втолкнуть» наш состав в расписание поездов. И на станциях нас иногда кормили. А есть хотелось все время.
Мама уже не могла смотреть в наши голодные глаза, один раз схватила кружку и помчалась куда-то по перрону. Она вернулась с кашей и поделила ее на четыре порции: три – детям, одну – нашей соседке тете Зое, потому что она была беременна. Себе не оставила ни крошки. Сколько лет с той поры прошло, а она все жалела о том, что надо было взять котелок, маловата была кружка. А я и сейчас помню замечательный вкус этой толокняной похлебки.
Ехали мы к бабушке в Кировскую область. Военное наше детство было трудным, но жили мы не голодно. У бабули были небольшой огород, и наша кормилица, корова Муська. Бывало, бабушка только брякнет подойником, а кошка и брат Валерочка уже сидят на крыльце в ожидании парного молока.
Мама умела все – жала, косила, управлялась с лошадьми во время пахоты, даже мыло варила. Мы,детвора, тоже были при деле – собирали колоски, дергали лен. На каждого ученика выделялся участок. Ну, и, конечно, дети кормились дарами природы -грибами, ягодами, а еще любили решетом рыбу ловить. Речушка рядом, я наловлю пескариков, а бабушка их в печке запечет, – вот и кушанье.
Много еще было всякого – и печального, и радостного. Вот качаюсь на качелях в школьном дворе и рассказываю ребятам про мороженое: как его закладывают в круглые формочки, сжимают с двух сторон вафлями, на которых можно было прочитать чье-нибудь имя. Сельские мои одногодки это лакомство еще в глаза не видели, но мы верили, нет, мы знали, что после войны его будет вдоволь, и мы все его попробуем. А еще была любимая игра – «казнь Гитлера». Какие мы ему придумывали страшные муки, считая, что этим приближаем победу!
Кровать моя стояла в сенях, задернутая самотканым пологом. Просыпаюсь однажды и не пойму, что происходит в доме. Встревоженные голоса взрослых: они то ли плачут, то ли радуются. Сердце сжалось в комочек. А ему надо было радоваться. Конец, конец войне! По-бе-да!
Лия Щекотова От автора. Я хочу назвать родные мне имена: Иван Герасимович и Александра Георгиевна Щекотовы – мои родители, Ефимья Акимовна Дербенева – бабушка. Низкий поклон им и всем тем, кто не вернулся и кто вернулся с фронтов, защитив нас от огня войны.