Есть ощущение, что два десятка лет без Советского Союза, перестройка и рынок не поколебали сознания «человека советского», считающего себя винтиком государственной машины. Такие же «совки» сидят сегодня в Госдуме и голосуют за законы против митингов и НКО. Товарищ Сталин почти 60 лет как в могиле, но его неустанная мичуринская деятельность по выведению вида Homo Soveticus до сих пор приносит плоды.

Происхождение Homo Soveticus

«Совок» – образование сложное и противоречивое: он коллективист и – крайний индивидуалист, он «стахановец» и «несун», он публично кричит «да здравствует!», а дома плюется в телевизор.

По мнению историка Андрея Зубова, Homo Soveticus получился в результате глубокой негативной селекции.

Одним из решающих факторов в формировании «человека советского» была отмена в СССР частной собственности. По мнению американского историка, исследователя России Ричарда Пайпса, именно частная собственность является предпосылкой свободного общества, ибо только человек, имеющий собственность, трудится осмысленно, является ответственным гражданином и охраняет демократические институты, которые, в свою очередь, охраняют его собственность. (В этом, пожалуй, отличие современного «совка» от классического: сегодня думский единороссный «совок», нажимая кнопки, охраняет свой свечной заводик, нефтяную вышечку или патрубок от газопровода.) Но, возможно, стоит заглянуть и в более давнюю историю, как минимум в XVI век, когда Иван Грозный строил централизованное государство, укреплял основы крепостного права, подчинил Московскому княжеству Новгород и Псков и тем самым уничтожил ростки демократического народовластия, которые там существовали. Столетия крепостного рабства, крестьянского общинного сознания, культ верховной власти, поддерживаемый православием, превратили Россию в удобный полигон для советского эксперимента.

Возвращение Homo Soveticus

Спустя два десятилетия после отмены советской власти в России «совок» жив и во многом продолжает определять жизнь посткоммунистической России, хотя и мутировал. Как заметил писатель Владимир Сорокин, «менталитет остался советским, но человек уже хорошо знает, что такое качество. Он хочет иметь «Мерседес» и ездить отдыхать в Испанию или Италию». Эта категория составляет основу российского электората: сознание людей, воспитанных в условиях государственного патернализма, наиболее подвержено манипулированию, поэтому к ним в основном и обращена риторика действующей власти, особенно в предвыборный период. Владимир Путин действует как социальный бихевиорист, в нужный момент стимулируя нужные участки архаичного общественного сознания Homo Soveticus: реанимировал мелодию сталинского гимна, объявил распад СССР главным событием XX века, выступил с агрессивной антизападной речью на конференции по безопасности в Мюнхене и т.д. «Путин давит на советские мифологемы в сознании, играет на ностальгии по державе, в которой народ прожил большую часть жизни», – говорит ульяновский активист «Другой России» Константин Трошин.

Преподаватель УлГТУ Константин Горшков предлагает считать «совками» современных представителей властной вертикали, которые переняли по наследству от советских структур их худшие черты: запредельную бюрократизацию, коррупцию, отсутствие воли во всем, что не касается набивания своего кармана. Конечно, Homo Soveticus неоднороден: уходящее из жизни «поколение победителей» в Великой Отечественной войне отличается от «детей войны», а те – от «потерянного поколения», выросшего в годы глухого застоя. Поколение застоя сегодня завершает трудовую деятельность. Эти нестарые еще пенсионеры и представляют собой «низовую» массу Homo Soveticus, полагает Горшков.

Как пишет историк Андрей Зубов, за минувшие два десятилетия никакого видимого коммунистического реванша не произошло, однако «советскость постепенно, шаг за шагом восстанавливала свои, казалось бы, утраченные в 1991 году позиции». Директор аналитического Левада-центра, социолог Лев Гудков объясняет ренессанс Homo Soveticus в России тем, что при внешних изменениях власти ее структура осталась прежней: «Как и во времена расцвета коммунизма власть не контролируется обществом… Общественный строй определяется зависимыми судами, политизированной полицией и цензурой в средствах массовой информации».

Завкафедрой философии УлГУ, доктор философских наук Валентин Бажанов напоминает, что одна из черт Homo Soveticus – страх перед начальством, и констатирует, что в 2000-е годы в России этот страх вернулся. Бажанов отказывается считать 90-е годы «лихими»: да, было трудно, был хаос, говорит он, но была относительная свобода. С приходом же к власти Путина вернулась «совковая» традиция двоемыслия и подобострастия. Журнал «КоммерсантЪВласть» ежегодно проводит конкурс лучших подхалимских изречений в адрес президента и премьер-министра «Лизость к телу». В минувшем году на победу могло претендовать, например, высказывание вице-президента международной ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» Алексея Филатова: «Всегда в критические для русского народа моменты на нас сваливалась божья благодать, в том числе в виде руководителей. Путин является такой благодатью. Куда бы мы без него скатились, один Бог знает». Как видим, для современных «совков» характерно религиозное подкрашивание идеала стабильности.

Воспроизводство Homo Soveticus

Объясняя механизм воспроизводства Homo Soveticus, профессор Бажанов предлагает социально-психологическую версию с опорой на архетипы Юнга: «Такого рода структуры подспудно существуют в общественном бессознательном и при определенных условиях они проявляются. В данном случае условия, проявившие архетип Homo Soveticus, – политэкономические, и они заданы действиями вертикали власти, которую мы имеем в данный момент». Таким образом, авторитарная организация власти вернула к жизни худшие черты, архетипически заложенные в нации.

Независимый исследователь Людмила Новикова в большой статье «Механизмы психологической защиты личности в условиях тоталитарного режима» объясняет происхождение «человека советского» с точки зрения психолога. «Тоталитарная среда влияет на каждого, – пишет она.

– Человек вынужден приспосабливаться к ней, ведь в жесткой тоталитарной атмосфере нет выбора. Приспосабливаясь, он сам меняется со временем». Автор дает развернутую классификацию «защитных механизмов психики», которые человек включает, чтобы ослабить давление системы или даже просто физически выжить в ней, но найти при этом моральное оправдание своему приспособленчеству. Любопытно, что авторитарная власть эксплуатирует те же механизмы с целью манипулирования сознанием граждан, в том числе и сегодня.

Например, в соответствии с механизмом «рационализации» и «морализации», вместо того, чтобы требовать освобождения политзаключенных, можно, как и при Сталине, успокоить себя тем, что «у нас невиновных не сажают», или сказать, как Владимир Путин о Ходорковском: «Вор должен сидеть в тюрьме».

Защитный механизм «смещение» позволяет направить недовольство режимом на поиск внешних и внутренних врагов: «НАТО подступает к нашим границам», «Находятся внутри страны те, кто шакалит у иностранных посольств» (из речи Путина на встрече со своими сторонниками в ноябре 2007 года). Во время «прямой линии» с Путиным начальник цеха «Уралвагонзавода» Игорь Холманских продемонстрировал действие механизма под названием «слияние с агрессором», выразив готовность оказать помощь властям в усмирении митингующих оппозиционеров: «Если, что называется, полиция не умеет работать, не может справиться, то мы с мужиками готовы сами выйти и отстоять свою стабильность» (фишка сработала: вчерашний рабочий стал полпредом президента в УФО). Механизм «идеализации»: «Дорогой и любимый товарищ Сталин», «Выдающийся деятель коммунистического движения, великий продолжатель дела Ленина – Леонид Ильич Брежнев», «Мой кумир – Путин.

Он и чеченец, он и русский. И он дал нам все на этой земле» (из интервью Рамзана Кадырова журналу «Огонек»). Новикова описывает 14 механизмов такого типа, действие которых иллюстрируется примерами как из советского прошлого, так и из современной российской жизни. Это говорит о том, что Homo Soveticus либо снова включил психические защитные механизмы в повседневную практику, либо никогда от них не отказывался.

Социолог Лев Гудков предлагает «территориально-экономическое» объяснение воспроизводства Homo Soveticus. В крупных городах рыночная экономика более заметна, а зависимость от власти слабее, политическое сознание здесь более подвижно. Но две трети населения России проживает на селе и в небольших городах. «Именно в этой зоне депрессивности и бедности и воспроизводится советский человек. В больших городах накапливается потенциал, представленный сторонниками реформ, но он подавляется консервативной периферией», – говорит Гудков.

Архаичная, авторитарная структура российской власти, отсутствие или неразвитость демократических институтов не дают опоры для политической и технологической модернизации России. Когда не на что опереться в настоящем, кроме нефти и газа, приходится искать идеологическую опору в прошлом. Власть регулярно апеллирует к достижениям прошлого в качестве идейной опоры будущего развития.

«Мы партия победителей, – говорил на региональной конференции «Единой России» ульяновский губернатор Сергей Морозов. – Это чувство победы нам передали отцы и деды… Победа будет за нами». Вследствие этого в 2000-е годы, говорит социолог Левада-центра Борис Дубин, «пропаганда вдруг заработала на примирение с советским. Советское стало, вопервых, своим, а во-вторых, хорошим».

Молодежь, никогда не жившая в СССР, узнает о нем из советских фильмов и из рассказов родителей, дедушек и бабушек. Здесь включается культурный механизм трансляции Homo Soveticus: напомаженный образ советского, транслируемый властью, подкрепляется семейными преданиями. По опросу Левадацентра, 60 процентов ребят вынесли из семейных историй ту мораль, что в советское время жить было все-таки лучше.

Социолог Елена Омельченко добавляет, что молодежь реагирует на расширение пространства потребительской культуры антикапиталистическими настроениями, облекая их в эстетику советского прошлого: «Как только возникает гламур и мажорство, у молодежи растут настроения несправедливости и нечестности, протеста против такой организации мира, в котором формируется жесткое пожизненное неравенство. В качестве символов протеста молодежь использует какие-то советские символы».

Что потом

Социолог Борис Дубин считает, что худшее, что сделала советская власть, – она лишила общество ресурса доверия: «Чтобы добиться от населения пассивности и подчинения, власть била именно по социальным связям, лишая людей опоры друг в друге. […] Сегодня наши респонденты полагают, что ни на что не могут повлиять, что добиваться своих прав бесполезно.

[…] Территория, подконтрольная человеку, сжалась до размеров небольшой семьи» («Огонёк», 5.12.2011г.). Это было сказано за несколько дней до массовой акции «За честные выборы» 10 декабря 2011 года на Болотной площади в Москве.

Но уже 11 декабря тот же Дубин пишет в «Ежедневном журнале»: «Впервые после августа 1991го я видел такое количество людей […] самых разных, одинаково заинтересованных в общей жизни и готовых действовать с расчетом на будущее, необыкновенно доброжелательных и при этом чувствующих себя счастливыми от того, что они сейчас рядом друг с другом. Во всем названном – о внешнем виде, человеческом типаже, языковом обиходе уж не говорю! – ничего похожего на прежнего стандартного Homo Soveticus».

Массовые акции протеста в Москве показали, что у общества есть потенциал для восстановления утраченных социальных связей.

Опрошенные мной эксперты прогнозируют, что со временем яркие черты Homo Soveticus должны сойти на нет. «Совок» – это автоматический член «партии телевизора», но интернетаудитория уже давно конкурирует с аудиторией «ящика». На смену поколению людей, ностальгирующих по советской системе, приходит два человеческих потока, условно либеральный и условно левый: первый – те самые «рассержанные горожане», «креативный класс», второй – молодые левые и националисты, которые ставят самостоятельные идеологические задачи, без оглядки на СССР.