Весна на старом кладбище
На старом кладбище весна,
На вязах зелени косички.
И греет солнце ордена
На пыльных сколотых табличках.
Здесь нет оркестров и цветов
И площадных речей избитых.
Здесь боль и мужество полков
Не обезличены гранитом.
Одни ушли за тридцать пять,
Другие лишь едва за сорок…
На старом кладбище опять –
Весна, да гимнастёрок порох
Повеет будто невзначай
Сквозь проржавевшие ограды.
И ярко зажигает май
Неюбилейные награды!
В кладбищенскую тишину
Сомкнувши обелиски строем,
Встречают новую весну,
Страной забытые герои.
2011
Куда идёшь?
Вытесняют людей колесницы,
Хлещет землю асфальта плеть.
Как не скурвиться здесь, не спиться?
Как душою не озвереть?
Джунгли каменные по краю
Огибает дорог петля.
Не сажают здесь, не сажают
Ни берёзки, ни тополя.
Хоть осинку бы для Иуды
Посадить… Не успеть вовек.
Ну, куда ты идёшь и откуда?
И зачем ты идёшь, человек?
2012
За облака
Рвал из последних сил «Урал»
И всё тащил пока:
За перевал, за перевал,
За облака, за облака.
Колонна жалась то к скале,
То днищем липла в грязь,
Вычерчивая по весне
Арабистую вязь.
Потом: чужих названья сёл
Раскатом за спиной.
И мы, сдурев, уже орём:
«Домой! Пора домой!»
Уже раскручен серпантин
Дорогой на закат.
Ну, всё – отстёгнут магазин
В промасленный бушлат…
У дома расстилалась мгла.
И не горит окно.
И ты не знал – она ушла,
Она не ждёт давно.
На небе, как чеченский флаг
Двурогая Луна.
Так тихо и нелепо так
Закончилась война.
Давай, Сергей, нальём с тобой,
За сон остывших скал:
За Автуры, за Курчалой,
За старенький «Урал».
За тех, кто в нём, за тех, кто ждал,
За тех, кто ждёт пока.
За наш последний перевал,
За облака, за облака…
Мы ждём весну
Мы ждём весну в тиши квартир,
Кляня течение погоды.
Мы жаждем воли и свободы!
Нам мал оконно-блочный мир,
Нас давят каменные своды.
Когда же зацветёт миндаль
У южных очертаний Крыма?
И значит здесь неотвратимо
Святой апрель окурит даль
Ветвями вербы, словно дымом.
А там, глядишь, и мы, и мы
Рванём на волю, как из кожи:
До исступления ничтожить
Мгновенья лета и весны,
До жёлтой листопадной дрожи.
Чтоб снова, выбившись из сил,
Забиться в каменные соты,
И день за днём, как год за годом
Ругать простуженность квартир
И неустроенность природы.
1993
Свет Рождества
Свет манящий, свет печальный,
Свет сакральный Рождества.
Приглядись – сокрыта тайна
У порога естества.
Радость светлая на ликах
Всепрощающей любви.
Только что-то шепчет тихо:
«Искупи нас, искупи!»
Вот где тайна крестной муки!
И Пророки и Закон:
Он явился, Он искупит…
Но пока – покой и сон.
Только будем ли готовы
В путь за Ним, что наяву –
От рожденья до Голгофы,
От Голгофы – к Рождеству?
Спит Дитя в пещере дальней,
Свет звезды дрожит едва.
Свет надежды, Свет Пасхальный,
Свет манящий Рождества.
2.01.2012
Городское не лирическое
Город тонет в весенних лужах,
В летней пыли и знойной коме,
В завываньях метельной стужи,
В хлябях осени город тонет.
Чёрной точкой дрожит на карте,
В реки улиц разинув окна.
Смоет город, наверно, в марте.
Окончательно, бесповоротно.
Турбулентность консервной стали,
Выхлопною и талой рвотой
Захлебнётся на магистралях
Лошадями из-под капота.
Это бездна, кварталов омут,
Я тону здесь, и нет спасенья.
Правда, есть, что вообще не тонут.
Ну, какое-то хоть утешенье.
2012
Забытая заповедь
Грех, конечно, быть прямым и гордым.
Но и гнуться, может быть, грешно?
Наступая всякий раз на горло –
Сколько песен спеть не суждено…
Ангелы с обломанными крыльями –
Памятники скомканным мечтам.
Не мечите бисер перед свиньями
И святыни не давайте псам.
Ни за миску, даже хоть взалкали,
Ни за вкус запретного плода
Не рядитесь в козлища с волками
И козлам не верьте никогда.
Не ломайте шапки перед сильными
Мира, что неправдами живёт.
Кто-то назовёт, пускай, гордынею.
Глупостью, пусть даже, назовёт.
Неудачи пусть обложат клиньями,
Пусть блазнит удача – где-то там…
Не мечите бисер перед свиньями
И святыни не давайте псам.
Моя паранойя. Или память Империи
Не уйти мне от этой страны,
Что в полмира висит за спиною.
Нет её в этом будто вины.
И моей, вроде, нет паранойи.
Рвётся память заплатками пуль,
Всё звенит металлическим эхом:
Перезвон коммунальных кастрюль
В мегатонных её горельефах.
В сводах станций, в изгибах метро
Её голос манящий и странный –
Неуёмный раскат «Балеро» –
С высоты вопросительных кранов.
Её фабрик стотысячный труд,
Трубный голос потоков спросонок –
Я впитал самосад её труб
С малолетства, да, что там – с пелёнок!
Я – мгновенье ушедшего дня,
Я – слеза и гвоздика на плахе.
Её слава – частица меня –
Орден деда на белой рубахе.
Что родиться в империи – ад,
Ни кому, никогда не поверю я.
Я потомок гранитных солдат.
Не уйти мне от этой империи.
И она никогда не уйдёт,
Будет памятью литься по нервам.
Нет вины, впрочем, в этом её,
И моей паранойи, наверно…
2012
Перстень Заратустры
Солнца пыль покрыла густо
Скал морщинистый порфир,
Там где перстень Заратустра
С бирюзою обронил.
Об отроги Копетдага
Он преткнулся на пути.
Кто найдёт – тому награда.
А искали – не найти…
Кто за злато, кто за славу,
Сладких гурий голоса,
За парфянскую державу…
Не давалась бирюза.
И ни сабле, и ни зелью
Не открыл секрет Восток –
В Бахарденское ущелье
Закатился перстенёк.
Закатился, и в пещере
Только озера слеза.
Нежный взгляд прекрасной Пери
Отражает бирюза.
Шепчет дева: «Счастье рядом!
Зачерпни, чего ты ждёшь?
Велика твоя награда,
Что на север понесёшь».
Я понёс на берег русский,
А чего – не понял сам.
Улыбнулся Заратустра,
Засмеялся вслед Хайям.
Вот уж, правда – откровенье!
Что несу, сказать смешно:
Ни бактрийские каменья,
Ни согдийское вино.
Ни кашгарский цвет дурмана,
Ни ферганские шелка.
Старой сказкой Туркестана
Пыль на сапоги легла.
Расскажу её тебе я,
Ведь не всё же в сказках ложь.
Что мне сказочная Пери,
Если ты как прежде ждёшь.
Что мне орды Тамерлана,
Дэвы бури и огня,
Коль вдали от Хорасана
Так же любишь ты меня.
И ни сколько мне не грустно,
Налегке пускай пришёл.
Пусть другие Заратустры
Ищут перстень! Я – нашёл!
2012
Пугачёв в Симбирске
Неба полог над Волгой выстужен
На Казанскую от Покрова.
Чёрным вороном, гулким выстрелом
Вы запомните Пугачёва!
Под клещами уголья искрами,
Что июльских пожаров марево.
Рвите страх свой теперь неистово,
Прячьте в клетку, в железо намертво!
Заглушайте в подвале криками:
«Вору смерть!», чтоб в глухой бессоннице
Возвращался ваш ужас пиками
Казаков и башкирской конницей.
Утро скрипом колёс – две лошади.
Тракт Московский змеёю тянется
К колесу на Болотной площади,
Где всё кончится, всё останется.
У дороги в осенней сини
Две России, во след – ни слова.
Непохожие, неродные –
Не забудете вы Пугачёва!
2012
Коршунов Владимир Владимирович родился в 1970 году. Окончил Ульяновский педагогический институт. Работает журналистом. Живёт в Ульяновске. Член Союза русских писателей.