Известный ульяновский блоггер Олег Софьин (lis73), который летом устроился работать в Художественный музей, и уже успел принять участие в нескольких скандалах, связанных с областной культурой, вчера в очередной раз вынес сор из избы – опубликовал внутреведомтвенную переписку. Мы встретились с Олегом и выянили боится ли он репрессий со стороны министерства, а также узнали много интересного о реальных механизмах повышения заработной платы в учреждениях культуры.

– Сор из избы не боишься вытаскивать?

– Нет.

– Нет ли каких-то запретов на публикацию подобных внутренних материалов в кодексе государственного служащего или в подобных документах?

– Во-первых, моя работа не относится к государственной службе — я обычный работник обычного государственного бюджетного учреждения культуры. Да и информация эта не является секретной. Нам просто прислали какой-то документ, без подписи, без ничего.

– А для чего прислали по твоему мнению?

– Не знаю, я же простой работник.Вообще, культура — это не моя ответственность. Моя ответственность — это финансы.

– Письмо пришло на какую почту?

– Письмо пришло на общую почту официальную нашего музея.

– К которой ты тоже имеешь доступ?

– К которой я имею доступ,да. Туда приходит в том числе и информация для заключения договоров, например. Или если запрос идет какой-то из министерства. И я закинул письмо себе в блог. Мне кажется эта информация интересна в свете последних событий, связанных с премией Пластова.

– Тебе удивительным образом при всём при этом удается избежать каких-либо репрессий по отношению к себе. По сомнительному договору ты публиковал информацию, по фестивалю публиковал, опять же, это письмо…

– Почему избегать? Не избегаю.

– А что за репрессии по отношению к тебе были?

– По истории с Кошелевым?

– Нет, не только, в общем и целом.

– Вот аттестация 22 числа будет.

– Но ведь аттестация будет у всех, не только у тебя персонально?

– Да, у всех. Вообще же, персонал музея встал на мою сторону. Точнее, не меня там отстаивают, а просто меня поддерживают.

Конкретное же стабильное мнение министерства — меня нужно уволить. Конкретное стабильное мнение музея — меня нужно оставить, потому что я нормально работаю. Несмотря на то, что у меня отсутсвует пятилетний стаж, я со своими обязанностями справляюсь целиком и полностью. Не было ни одной такой ситуации, чтобы я не сдал отчет либо сделал что-то неправильно. Ни поставщики, ни сам музей никаких притензий к моей работе не имеют. Кроме бывшего директора, которого уволили. Точнее, он сам ушел формально. Но мне кажется его попросили когда выявили коррупциогенный фактор в договоре. Из этого можно сделать вывод, что директор наш бывший — коррупционер. Поэтому Мурдасова (министр культуры) его, видимо, отбросила как ящерица хвост. Его (директора) замечение, которое он вынес мне, даже судом признано незаконным. Я рад, что так получилось. Это такая хорошая победа.

При этом мотивировочной части решения суда я ещё не видел, очень хочется посмотреть. Там может быть два варианта — либо судья признает, что директор не уложился в срок вынесения мне замечаний, либо признает, что имел место коррупциогенный фактор как со стороны музея, так и со стороны министерства. Это будет уже другой смысл. 19-ого можно будет посмотреть решение суда.

Но в любом случае в аттестацию я вхожу с замечанием, потому что решение суда вступит в силу только через месяц если его не обжалуют. В итоге в аттестацию я вхожу с замечанием по моей трудовой деятельности. И независимые эксперты, в кавычках, из министерства будут выражать своё мнение по поводу меня.

Было время, когда договоры они мне согласовывали. Целенаправленно возвращали назад, даже когда обосновать не могут, не могут сослаться на закон, обяснить в чем ошибка. Таким образом, когда мне на голову падают какие-либо мероприятия, все сметы подписываются Мурдасовой поздно. В стандартной ситуации договоры согласовывают, а в такой ситуации я попадаю в ловушку. Мне говорят «что ты договоры приносишь, мероприятие уже прошло». И ответственность уже падает на меня, хотя у меня информации не было, я не могу без сметы работать. Вот такие ситуации бывают.

– То есть ты хочешь сказать, что тебя прессует министерство, но не жестко?

– Да, сейчас, на данный момент, не жестко. Они немного ослабили хватку. Но как только я расслабляюсь, думаю, что всё закончилось, перестаю напрягаться по этому поводу, появляется что-то новенькое опять. И так каждый раз. И они не успокаиваются, и мне приходится отвечать на их агрессивные вылазки. Что касается моих небольших вылазок — письмо вот опубликовал, например, то я могу сказать, что некоторые действия я совершаю в ответ.

– А что с историей про запись в блоге о губернаторе Морозове, которую ты убрал по просьбе руководства?

– Да, я написал про Морозова, так скажем, плохо.

– Что именно ты написал?

– Я написал, что только он и его так называемая «семья» имеют влияние, что Мурдасовой должны были выговор влепить по коррупциогенному договору, но Морозов ей никих взысканий не сделал. Я написал, что они заодно.

В музее есть хорошие люди к которым я прислущиваюсь, они имеют авторитет в моих глазах. Они сказали мне «ты лучше убери запись, не надо с Морозовым ссориться, писать про него плохо». В общем, я убрал.

– А что с историей о повышении заработной платы сотрудникам индустрии культуры?

У нас в коллективе ходят разговоры, что будут отсеивать персонал. Сейчас фондов не хватает на два месяца оплаты работы всем сотрудникам. Это не очень много, деньги не очень большие. Но неприятно вот что — сейчас 25 миллионов выкидывают на премию, а если бы из этих 25 миллионов миллион отдали бы нам в фонд заработной платы… Меценаты, которых не хотят называть, или кто-то том ещё. Они, якобы, называть себя не хотят, но они хорошие.

– Но они есть.

– Передали бы они, эти меценаты, денег культуре.

– Я думаю, что и нет пока никаких меценатов… Прозрачный механизм меценатства — это фонд, а его нет. Поэтому я и сомневаюсь, что вообще есть какие-то меценаты на данный момент. Но вернемся к зарплатам и аттестации. Та аттестация, которая будет 22 числа, она связана с этим сокращением рабочих мест?

– Я не помню официального обснования аттестации, но прямая связь есть. Аттестация нужна для того, чтобы убрать лишних работников, чтобы те фонды заработной платы, которые есть, распределить иначе.

Фонд заработной платы не изменили вообще никак. Просто дали указание — считать по таким-то ставкам. Начали считать по указанным ставкам. Экономист подсчитал и показывал мне бумагу, где указано, что нам не достает для оплаты сотрудникам средств на два-два с половиной месяца.

– Где взять эти деньги? Учреждение культуры должно само заработать или единственный механизм — сокращение работников?

– Собственных средств нам так и так не хватит, их мало. Знаешь сколько у нас тратится на одну только вневедомственную охрану? Три филиала, в каждом сидит по одному сотруднику. Пять миллионов.

– Нехило. Получается, что проводят аттестацию, после этого учреждения культуры из-за распоряждения о повышении заработной платы вынуждены будут сокращать персонал, используя аттестацию как повод и за счет этой экономии выполнять распоряжение о повышении заработной платы?

– Да, но это в моем понимании.

– То есть из неизменнного по размеру фонда будут выкраивать большую зарплату?

– Да, совершенно верно.

– Понятно.

– Ещё ходят слухи об объединении всех трех областных музеев в один. Будет один директор. Сегодня называли фамилию того, кто будет этим директором — Жданов. Знаешь такого?

– Нет. А вообще народ в музеи ходит?

– Очень мало. Только по распределению, сам по себе народ идёт очень неохотно.

– Как мы любим говорить, нет культурной среды.

Ну да. Что-то вкладывают только в инфраструктуру. Но как? Возьмем наш музей. Мы добивались совместного финансирования на ремонт канализации. Это просто смешно — музей Пластова месяц стоял с огромной дырой в полу. Надо было сделать какие-то трубы. Отрыли, половина финансирования закончилась и так всё и осталось пока кое-как не выбили вторую половину денег, чтобы заделать всё это.

– Как тебя вообще в музей занесло? Вот где угодно тебя ожидала увидеть, но не музее…

– Если честно, то самому смешно. Некоторые мне говорят — тебя туда по знакомству протолкнули.

– Ну да, на 12 тысяч рублей…

– Не 12, восемь чистыми выходит. Говорят — как тебя начальником взяли, там 5 лет стажа надо. Так и взяли, потому что зарплата такая. Я благодарен персоналу, что хотя бы в трудовой книжке написано «начальник отдела». С обязанностями я справляюсь, помогаю и другим работникам.

Как устроился? Я ходил искал работу, поехали с другом в центр, я купил газету «Работа для Вас», нашел там вакансию «экономист», позвонил. Оказалось, что попал в музей. На работу попал в начале июля. Сразу же на меня свалились все квартальные отчеты, отчеты, которые сдаются каждый месяц. А через две недели на меня свалились те самые бумажки. Я долго думал и решил, что терять мне нечего особо и пошел в нападение.

Опыт нападения у меня есть с прошлого года (Олег судился с замом губернатора Светланой Опенышевой и выиграл суд). Я подумал, что зная меня, они там в министерстве немного осядут, а они тоже начали нападать. Так и закрутилось, на меня повалились докладные…

– А что на сегодняшний день?

– На сегодняшний день всё нормально. Один коррупционер ушел, но 99% ещё остались. Суд я выиграл. Сейчас нужно решение суда удержать.

– Расскажи поподробнее. Ты выиграл в Ленинском районном суде. На кого ты подавал?

– Я подавал как истец на Зудилова (бывшего директора) и музей. Зудилов уволился, и судья принял решение Зудилова из дела выкинуть, и иск в итоге был к музею. Суд признал, что замечание, объявленное мне за нарушение при оформлении договора с Кошелевым, было незаконным.

Мотивировочная часть будет 19 февраля. В договоре из-за которого разгорелся весь сыр-бор нашли коррупционную составляющую. Фактически, это означает, что все ответственные структуры министерства нарушили закон, пропустив документ.

Министерству выгодны тотальные нарушения, которые идут со стороны учреждений культуры.Они сами нас под это подставляют. Если кто-то что-то вякает как, например, я, то приходит ведомтственная министерская проверка по инициативе Мурдасовой, находит все нарушения, на основе их делает акты об огромных грехах и начинают кошмарить. Например, нашего начальника отдела кадров. Ей где-то там в кулуарах было посоветовано посодействовать в моем увольнении, а она отказалась в этой грязи участвовать. Поэтому она стала виновной. Уверен, что всего этого не было бы, если бы я не поднял какой-то вопрос. Так и живем…