Вспоминая старую добрую журнальную традицию мы продолжаем публикацию новой книги Жана Миндубаева.

Глава 14.
Невостребованная память.
КАКИЕ только мысли не родятся в голове у затухающего ночного костра! Зачем я тащусь по следам моего детства, зачем травлю душу? Дался мне этот Спасск – городок, которого давным-давно нет! Жизнь вершится по своим законам, никакими заклинаниями ее не переиначить. Конечно, мне хотелось бы неким чудесным образом воскресить хоть часть того, что некогда окружало моих предков: здания, дороги, улицы, мосты, ручейки, леса, луга, кладбища, деревни, города. Короче говоря, я хотел бы узнаваемого облика дорогой мне земли, ныне истаивающей родины. Я хотел бы созерцать родной мне НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЛАНДШАФТ, когда-то существовавший в нашем безалаберном государстве – и благополучно существующий ныне в цивилизованных странах.
Теплой летней ночью эти мечтания обретали черты реальности. Мне мерещились обсаженные деревьями дороги, ухоженные городки среди зелени, уютные деревни, аккуратные домики, прибранные улицы, спокойно текущие в своих берегах реки… Я видел встающие над холмами колокольни и минареты. Совершенно реальными представлялись мне и добротные сельские школы, деревенские музеи, хранящие биографии местных земель и людей… Уставясь в малиновое пятно затухающего костра я видел прибранную, ухоженную землю, на которой основательно живут спокойные, памятливые и деловитые люди… И темнота вокруг, тревожащий душу ветерок с полей, мерцающие по горизонту огни сильно способствовали моему самообману, моему самообольщению, с которым я и впал в полудрему под уже светлеющем на востоке небом…
Реальность возвратилась ко мне от шибкой тряски за плечо. Я увидел слегка подопухшее лицо моего вчерашнего собеседника. Услышал:
– Плесни полечиться … И потопаю… А ты езжай на Никольское, там и Спасск рядом…
Булькнуло, звякнуло, поехали… И вновь разворачивалась передо мной моя раскатанная, объелозенная, нелепо застроенная и безмозгло обжитая земля. Снова видел глаз громадные зловонные животноводческие «комплексы»; снова тянулись расхристанные села, на улицах которых в чудовищных лужах, полузасыпанных дерьмом, вязли по кабину трактора и пробирались, как по болоту, люди… Снова тяготили сердце полуразрушенные церкви и обмызганные сельмаги, возле которых толкался небритый, плохо одетый и злой народ… Рычащие по проселкам трактора, гниющие под дождями валки, тучи ворон и кучи металлолома на площадках с кривыми табличками: «Машинный двор»…
И горюнились полузаброшенные, неухоженные кладбища, по соседству с которыми – фермы, кучи навоза, свалки, склады минеральных удобрений…
Наша действительность. Мрак при дневном свете. И хотелось отвернуться, не видеть всего этого, не знать, не расстраиваться…
…И добрел-добрался я в конце-концов до симпатичной речки Бездны впадающей в Каму. На берегах ее пастухи стерегли стада местного кооператива с потрясающим имением «КИМ» (Коммунистический интернационал молодежи).
«КРС» (крупного рогатого скота) было немало; он бродил-лазал по обширной речной пойме, опустошая, превращая в выгон, естественный родильный дом природы, ее жемчужину… Но кого это волновало?
И тут сквозь туман забвения, сквозь шелуху прожитых лет до меня дошло, пробилось что это, верно, и есть те знаменитые Кураловские луга, о несказанной красоте которых когда-то мне рассказала мать… Бедные луга!
За рекой бродили все те же вездесущие «КРС». На низкой луговине, среди бесчисленных мелких озер раздавался густой пастушечий мат…
Где-то тут стоял мой Спасск?..
Там, где речка Бездна подбегала к широкому камскому простору, горбились печалистые холмы. Несколько старых могучих тополей уже изрядно побитых временем, шелестели на взгорках. Вылезал кое-где среди полыни и прочей травки битый кирпич, камень. Обросшие дерном пологие ямы навели на мысль, что брожу я по месту, некогда обжитому людьми…
– А верно, тут город стоял! – подтвердил мои догадки пастух.
– Спасск?!
А кто его знает! Уж ничего от него не осталось. Во-он тополя, кирпич битый, камни, да старый мост возле кладбища. – Где кладбище?
– А вот коровы топчутся, возле акаций…
Побитые надгробья, ободранные кусты, коровьи лепешки… выбитый копытами толчок; осколки разбитых бутылок…
Таким было место успокоения тех, кто когда-то ставил городок среди ошеломляющей красоты ввиду двух рек, бескрайних лугов и пойменных перелесков. Тех, кто возводил дома, ставил храмы; тянул улицы, строил мосты, любил, нянчил детей, открывал школы… Тех, кто и предполагать не мог, что над их гробами будет топтаться скотина, означенная сельскозчиновниками таинственной аббревиатурой «КРС»…
Место упокоения и той акушерки-повитухи, которая подняв на руках, впервые показала меня моей матери…
Угробленный город. Опоганенный погост. Оскотиневшие люди.
Зачем я отыскал тебя, Спасск?!