Летом 1974 года мы с женой наконец получили квартиру и были счастливы, что наше полугодовое мытарство без жилплощади закончилось навсегда. Но вот однажды нас смутил звонок в дверь. В полночь.

– Кто там?
– Брежнев! – раздалось из-за двери.

Мы с женой переглянулись.
– Кто это такой? Какой Брежнев?..

– Да это я, Саша Брежнев, из Литинститута!
– Как ты попал в Ульяновск? – удивился я и, пропуская в квартиру Сашу в белом врачебном халате.

Он, не вытирая подошвы ботинок, сразу ринулся в большую комнату.
– У тебя тут целая библиотека!.. А я живу здесь! Недавно… в скорой помощи работаю. Сейчас выпало свободное окно, дай, думаю, заеду.

Люда подогрела остывший ужин, заварила чай. Брежнев уплетал за обе щеки картошку с мясом и безумолку говорил, говорил. О чем он говорил, я не помню. Просидел он у нас больше часа, пока, наконец, отчалил. В ближайшие две недели он заезжал к нам в гости четыре раза и всегда ночью, на пятый раз он явился на рассвете. Я встал с кровати злой и решил положить конец этим дружеским визитам.

– А что я такого сделал? – простодушно удивился Брежнев. – Мне же скучно на дежурстве.

Я захлопнул перед ним дверь. Больше он нас не беспокоил.

Тем временем Брежнев стал «видным» ульяновским литератором, то есть его рассказы часто печатала «Ульяновская правда» и не меньше, чем на половину газетной полосы. Надо сказать, что редактор «УП» М. Колодин ни за что бы не решился на публикацию этих шедевров, если бы не начавшее циркулировать в городе мнение, что Саша Брежнев состоит в родстве с генсеком ЦК КПСС Л.И. Брежневым. Сыграло ли тут роль некоторое между ними визуальное сходство или обаяние фамилии – сказать трудно, но Саша Брежнев лихо печатался в партийной газете, что уже само по себе было верным признаком признания его дарования партийными инстанциями.

И весь этот дутый имидж рухнул в одночасье, а именно в славный тридцатилетний юбилей Победы 9 мая 1975 года. В этот день первый секретарь обкома партии А.А. Скочилов (Бабай) пригласил отметить славную дату Героев Советского Союза и полных Кавалеров ордена Славы. Звучали речи, звенели стаканы. Участники Победы крепко поддали и разошлись по гостиницам и домам.

И уже дома одному Герою стало плохо. Его жена вызвала скорую помощь. Приехала бригада А. Брежнева. Врач мельком глянул на больного и сказал, что его зря вызывали: больной безнадежен. Жена и родные в слезы. Брежнев повернулся – и был таков.

К утру Герой оклемался, узнал, что врач скорой записал его в мертвяки и пошел в обком партии. Хозяин области сидел в своем кабинете и пил зеленый чай. Пострадавший рассказал про свою обиду. Бабай налил одной рукой ему рюмку французского коньяку, а другой поднял телефонную трубку и приказал вышвырнуть Брежнева из области. В 24 часа. Тогда такие вопросы решались просто.

Помнится, Саша Брежнев проявился в 1989 году на экране телевизора во время встречи молодых московских литераторов с первым секретарем Союза писателей СССР В. Карповым. Литераторы требовали от В. Карпова свободы, своих публикаций, право на развитие какой-то другой литературы, не в русле русской словесности, а в сточной канаве пост-чего-то-там. В это время у него вышла книга прозы. Я видел ее на прилавке, но почему-то не купил.

Может быть испугался, что Брежнев опять ночью позвонит в дверь моей квартиры.

Николай Полотнянко. Две гвоздики.( Воспоминание о романсе)

Я помню скуку дней ненастных,
Дождинок россыпь на стекле,
И две гвоздики жарко-красных
В хрустальной вазе на столе.

Ночь обещала быть морозной.
Поникших в иневой пыли,
Я их сорвал…
И в муке слёзной
Они от хлада отошли.

Одна – моя. Твоя – другая.
Хоть нет тебя давно со мной,
Ожив, они напоминают,
Про то, как счастлив был с тобой.

И пусть тревожно завывает
Ненастье, сотрясая дом,
Покойно мне: цветы мерцают
Живым и трепетным огнём.

От них июльским веет зноем
Моя рабочая тетрадь.
И лишь про близкое, родное
Душа способна вспоминать.

Любимых тени, близких лики
Плывут в затейливой игре,
Пока мерцают две гвоздики
На стихотворном алтаре.

Июль 2013