Меня, признаться, даже мороз по коже пробрал, когда его распеленали.

Сделанный из зачернённой бронзы и поставленный близ американского посольства истукан Бродскому на фоне московского неба поразительно похож на Чёрного человека. И сразу догадка мелькнула, что его не так просто сделали, а намёком на загадочный фантом, и он реально выражает именно то, что и предназначен выразить – Чёрного человека, что когда-то явился пушкинскому Моцарту, мерещился, но так и не показался Гоголю, гнался за Есениным, а теперь с упованием поглядывает на посольство США.

Это когда-то Чёрный человек был умозрительной фигурой. Его появление, скорее всего, вызывалось тем творческим напряжением, с каким гений вглядывался в темноту, скрывающую в себе каждый штрих создаваемого им шедевра. «Стремясь постигнуть красоту, я вглядывался в темноту» – сказал Шиллер или кто-то ещё, не важно, и был прав. Красота в своём первозданном виде, мне кажется, похожа на Солнце. Она ослепляет бросившего на неё взгляд выплеском темноты, которая и получила название Чёрного человека. Последним его видел Есенин, но он не исчез из руской литературы, а распался на множество Черных человечков, мимикрировавших под русских писателей, и очень скоро захвативших редакции журналов, издательства и филологические кафедры университетов. Оседлав русскоязычную словесность, они стали лжеповодырями русского народа и духовными наставниками правящей элиты России.

От них и памятник Бродскому, в нужном месте и в нужное время.

Григорий Коновалов. Встреча на пристани.

…Панферов и других писателей ориентировал на темы современности, на то, чем живут советские люди. Недаром руководимый им журнал «Октябрь» поднимал немало актуальнейших вопросов колхозного строительства еще до того, как эти вопросы становились предметом широкого обсуждения. Позиции свои Федор Иванович отстаивал твердо и последовательно. Помню, как в начале 1959 года журнал напечатал очерк В. Величко о передовом колхозе Саратовской области. Очерк критический. Саратовцы обиделись не на шутку.

Теперь, после исторических Пленумов ЦК, посвященных сельскому хозяйству, стало ясно, что напрасно обижались мои земляки: промахов в работе колхозов немало.

Панферов многих уговаривал поехать на стройки, на целину. Он сам ездил часто, работал напряженно. Непонятно, как превозмогал он тяжкий недуг свой, превозмогал молча, не жалуясь, не давая людям повода жалеть его. Поистине безграничная сила духа жила в этом человеке!

Августовским вечером 1949 года ульяновские литераторы встречали на пристани Федора Ивановича. Красавец теплоход с яркими палубными огнями, отражаясь в темной воде, подвалил к деревянному дебаркадеру, покачнув его. Из окна носовой каюты показалась кудрявая голова Федора Ивановича.

— Алло, сюда, товарищи!

В каюте приветливо встретили нас хозяин и хозяйка. Лицо Федора Ивановича еще гуще посмуглело от солнца и волжских, калеными песками пахнущих ветров. Он был красив мужественной красотой русского покроя. Серые с голубизной глаза, густые, тугого завитка волосы на крупной голове, круто поставленной на крепких, широких плечах. В неторопливых жестах, в улыбке, в тембре свежего голоса чувствовалось здоровое, радостное самоощущение своей нерастраченной силы, с избытком отпущенной природой. Панферовы все сильные и красивые, ладно скроенные и крепко сшитые. Под стать Федору Ивановичу была его подруга, Антонина Дмитриевна Коптяева, очень милая женщина и талантливая писательница.

Они всегда были гостеприимны, любовно и чистосердечно расположены к людям. Пока стоял теплоход, Федор Иванович перелистывал верстку моего романа «Степной маяк».

— Язык чувствуется с первой фразы. Вот стоят на базарном прилавке два-три мешка муки, на вид мука одинаковая, белая. Но вот так пальцем возьмешь на язык, пососешь, и обнаружится раз ница: одна мука сладкая, другая — с легкой горчинкой, третья на питана ароматом свежего помола молодого урожая. Вот так и язык.

Он охотно говорил о языке Шолохова, Леонова.

Думается, он ценил в языке его народные истоки, а если говорить точнее, его крестьянские основы.

Очевидно, от художника-крестьянина осталась у Федора Ивановича привычка говорить об отвлеченных предметах примерами,

СОЮЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ, УЛЬЯНОВСК