Новый год в нашей стране – самый любимый праздник. Этот день отмечают все: старые и молодые, верующие всех конфессий и атеисты, бедные и богатые, холостые и женатые. Отмечают его тоже разнообразно: кто-то на шумной вечеринке, кто-то в кругу семьи, кто-то дома, а кто-то в гостях. Я встретил его в деревне.
Точнее, в селе. Новый год для меня – праздник особенный, волшебство которого чуждо шуму, свету, фейерверкам… Кстати, насчет последнего я крепко просчитался. Всю новогоднюю неделю то тут, то там, как стемнеет, гремело. Однако это не испортило праздник, так как все равно по большей части было темно и тихо, как в тот момент в «Ночи перед Рождеством», когда казак Чуб «отправился до Солохи».
Нет, само собой, в селе гуляли, кое-где визжала молодежь, где-то «бухали басы из-под капота»… Жаль, что ниоткуда не доносилось песни, не играла гармонь. Но ведь гармонь, да еще звучащая не на сцене, – теперь дело редкое, в городе ее чаще услышишь.
В целом, если закрыть глаза и слегка абстрагироваться от басов, то можно было представить, что находишься в тихом XIX веке.
В советские же времена народ праздновал не кучками, а массово. Все село собиралось на центральной площади у елки, где «Modern Talking* весело завывал из колонок, соперничая с местным гармонистом, отжигающим «Ламбаду», и раскрасневшимися компаниями, то здесь, то там громко запевающими «Расцвела под окошком…» или «За окном черемуха колышется…». Кругом буквально «летал» Дед Мороз, поспевал к каждому, гася нарождающиеся конфликты, веселил всех, уделяя время каждому, находил слова и задания для постоянного вовлечения в праздник, не давал передохнуть ни себе, ни празднующим. Из-за Деда Мороза, кстати, не напивались. Некогда было.
Теперь, судя по моим наблюдениям, Новый год на селе – праздник домашний. Люди идут в гости либо ждут гостей в родной избе. Конечно, это не касается тех, кто куда-нибудь уезжает, чтобы отпраздновать по своему вкусу.
Вообще-то слово «идут» в предыдущем абзаце – ключевое. Само то, что люди идут, – не то чтобы подвиг, но предприятие небезопасное. Это шутка, но лишь отчасти. До Нового года снег, которого было не так много, чтобы заводить сельсоветский трактор (работающий на дорогостоящей солярке), подтаял и замерз. Получился хороший лед. В смысле, что лед хорошего качества: скользкий, толстый из-за утрамбованного снега и весьма крепкий. Перед самым праздником (о, чудо!) проехал трактор «Беларусь» с раздолбанной тележкой. В тележке куча песка с солью, а на куче, в соответствии с особой сельской техникой безопасности, очень грязный мужик аккуратно выкидывал совковой лопатой на дорогу немного смеси. Бабушка у калитки горестно покачала головой:
– Опять дорогу портиют. Не умеют, так уж не трогали бы. Снежком присыплет, а весной стает.
На следующий день на тех местах, где вчера лежали кучки, образовались до-статочно глубокие (сантиметров в 10) и обширные (до метра в диаметре) обледеневшие ямы, что еще более затрудняет движение по дороге. Кроме того, трактор сгреб снег на обочины, и вдоль дороги образовалось подобие Симбирской засечной черты в уменьшенном и размягченном виде. И вот ведь в чем загвоздка: если рапортовать по телефону или письменно, то все отлично: раскидано столько-то тонн песко-соляной смеси, снег почищен техникой. Все правильно. Почему же по дороге нельзя ходить? Даже жаль, до чего прост ответ: сначала нужно было почистить, а потом сыпать песок, причем его надо было распределить по дороге, чтобы таяло везде, а не только под «лепешками», потому что транспорта в селе не так много, как в городе, и эти «лепешки» не растаскиваются колесами, сельчане даже предпочитают их объезжать, заботясь о целостности кузова машины. Так что пойти в гости – это теперь приключение.
К Рождеству все это превратилось в менее опасную, но труднопроходимую кашу, по которой местные дети отправились колядовать. В позапрошлом веке и первой половине прошлого это время очень ценилось детьми и молодежью. Можно было наряжаться, веселиться, шутить, ходить по домам, петь, плясать, смеяться и лакомиться разными вкусностями, которые хозяйки бросали колядующим в большие мешки.
Ныне в учреждениях образования и домах культуры взят «курс на возрождение традиций». Жаль только, что воплощать идею о знакомстве с народной культурой поручили бывшим комсомольцам, которых в свое время учили, как эти традиции по-давлять. Помню, как мой учитель истории говорил на уроке о Пасхе и Рождестве:
– Это праздники попрошаек! Ходили толпой дети, говорили «С Рождеством!» или «Христос воскресе!», за это им давали еду или мелкие деньги. Теперь это делать незачем. Все у всех есть.
Слава Богу, что у меня была бабушка, окончившая семилетку, которая рассказывала, как собирались они в детстве-молодости, как наряжались, как разыгрывали сценки, как пели:
– Коля-коля коляда! Посконная борода!
Блины да лепешки! Свининые ножки!.. …Кто не даст пирога, Разворотим ворота! Кто не даст лепешки, Разобьем окошки!
И дед с тремя классами церковно-при-ходской школы, который рассказывал, что они с парнями в эти ночи затаскивали сани на крыши домов, в кельях, где девки готовились колядовать, закрывали трубу куском стекла, а сами пугали у дверей…
Нынче в селе дети ходят в соответствии с представлениями тех, кто их посылает. Без нарядов и мешков. Они собирают деньги. Морщатся, когда дают железные, отказываются от пирогов, деловито рассовывают конфеты по карманам и ждут, когда вынесут денег. Самым показательным показался разговор компании подростков:
– Если бы мы этого не взяли, то по триста бы вышло. Вот зачем ты его позвал?
– Да его мать попросила. А давай ему ничего не дадим? Скажем, пусть у мамаши попросит?
-Давай! Мне деньги, например, нужны.
И все же нигде на свете нельзя встретить Новый год лучше, чем в сельской местности. Только тут можно услышать, как капает с крыш, как трещат от мороза деревья. А если как следует прислушаться, то можно услышать, как падает снег. Только здесь слово «Родина» обретает смысл и не теряется в суете ежедневной погони за впечатлениями, деньгами, благами. Только в деревне запах дыма заставляет улыбаться, а не осматриваться: пахнет дымом, значит, дым стелется, значит, оттепель…
Сергей Андрюшин
