Об авторе.
Обвинцев Анатолий Александрович, родился в 02.07.1941 г. в г. Сатка Челябинской области. В 1969 г. закончил Московское высшее художественно-промышленное училище (б. Строгановское).
С момента окончания МВХПУ (б. Строгановское) в 1969 г. творческая работа совмещалась с административной и преподавательской деятельностью.
В 1969 г. после окончания МВХПУ был приглашен на работу в г. Пензу на должность главного художника города. В это же время преподавал в Пензенском художественном училище им. К.А. Савицкого, с 1970 г. выставлялся на областных художественных выставках.
После переезда в г. Ульяновск в1972 г. был приглашен в областное управление торговли для организации торговой рекламы, которую возглавлял до 1976 г.
В 1976 г. был приглашен на должность главного художника г. Ульяновска, где работал до 1984 г., в этот период избирался депутатом районного Совета г. Ульяновска.
В 1982 г. принят в Союз художников СССР (ныне СХ России). В 1984 г., оставив административную деятельность, перешел на творческую работу. В 1986 г. был избран заместителем председателя правления Ульяновской организации СХ России. В 1991-1993 гг. избирался председателем правления Ульяновской организации СХ России.
За 42 года творческой деятельности сделан большой объем творческих работ в различных жанрах и техниках, участвовавших на крупных выставках, а также работ, опубликованных в различных средствах массовой информации и специальной литературе. Репродукции работ публиковались в журнале «Художник» (г. Москва), «Жовтень» (г. Львов), в альбомах экслибрисов советских художников (г. Москва), в каталогах выставок экслибрисов за рубежом – Югославия, Польша, Германия. В 2010 г. в журнале «Мономах» опубликована серия иллюстраций к роману древнеримского писателя Апулея «Золотой осел».
Обвинцев Анатолий Александрович принимает участие во Всесоюзных, Всероссийских, Республиканских, Зональных, Региональных, областных выставках, а так же в Международных выставках малой графики (экслибриса) в Польше, Венгрии, ГДР, Чехословакии, Дании, Швейцарии, Югославии, Португалии.
Работает в технике живописи, графики (ксилография, офорт-акватинта, резцовая гравюра), прикладное искусство. Творческие работы находятся в Ульяновском областном художественном музее, Ульяновском областном управлении культуры, Ульяновской областной библиотеке, в частных коллекциях в России, Польше, Венгрии, Югославии.
Обвинцев А.А. награжден Грамотами секретариата правления Союза художников РФ за творческий вклад в изобразительное искусство (г. Москва, 1986, 2006), Дипломом Мэрии г. Ульяновска за вклад в развитие и пропаганду изобразительного искусства (г. Ульяновск, 2006). В 2007 г. за участие в выставке-конкурсе, проходившей под знаком 250-летия Академии художеств, удостоен Диплома победителя в номинации «Графика» конкурса на лучшее художественное произведение изобразительного искусства в Приволжском федеральном округе «Золотая палитра» (г. Саратов, 2007). Имеет благодарность Академии художеств России.

ОБ АРМЕЙСКОЙ ЖИЗНИ.

Традиция проводов в нашем околотке соблюдалась свято. Каждый из новобранцев совместно с родителями, а скорее и в основном, родители, готовят обильное застолье, без малого, как на свадьбу.
Первым проводили Петрова. Мы остались с Михаилом Лимковым, до его проводов прошел еще месяц. Конец октября, погода теплая, дождливая, грязь непролазная, особенно на нашей окраине.
Готовясь к проводам, накануне его отъезда, где – то мы прошли не разбирая дороги, наутро, взглянув на бывшую одежду, мы долго смотрели на нее молча, туго соображая, от чего же она такая тяжелая и грязная.
За ночь Мишкина сестра Вера просушила на печи и плите всю нашу грязную одежду и обувь и мы принялись отминать, то что насобирали вечером.
Пословица гласит: «Грязь – не сало, высохло – отстало».
Еще одним товарищем, из моего окружения, стало меньше.
Дошла очередь и до меня. Накануне моего отъезда, Николай Иванович Булатов – двоюродный брат, фронтовик, инвалид – пригласил родителей и меня – новобранца в гости, это тоже был один из старых, добрых обычаев.
В этот день, протопив баньку, я, первым пошел в самый жар, не успев как следует помыться, я почувствовал слабость и головокружение, а это первые признаки того, что я угорел, бросив мытье, едва вышел в предбанник, сел, еле оделся и кое как, на «ватных» ногах дошел до дома и лег на кровать.
К назначенному сроку я еще не оклемался, а Николай Иванович – человек строгих правил, пунктуальный, сам пришел за нами. Узнав, что я угорел, скомандовал – живо собирайся, вылечу в два счета. На дрожащих ногах, с головокружением, тошнотными позывами, я, вынужден был подчиниться. Придя к Булатовым, Николай Иванович первым делом налил мне граненый стакан водки и приказом, не терпящим возражений, заставил выпить.
Реакция не заставила себя ждать, и, я пулей вылетел во двор, освободившись от тяжести, я почти сразу же почувствовал облегчение. Немного погодя, я пришел в нормальное состояние. Вечер прошел на славу. Получив доброе напутствие от брата – фронтовика, мы расстались, и, довольно на долго.
Предстояло дома принять друзей и близких на прощальной вечеринке; ребят и девчат собралось много, вечер прошел, в целом, без происшествий, правда, некоторые перешли границу своей нормы и раньше времени дремали в разных углах дома.
Утром, на вокзале, пересчитав всех новобранцев, нас посадили в вагон и повезли в неизведанное.
Первая пересадка с поезда на поезд, на ближайшей станции, станция – Бердяуш .
Оказалось что некоторые ребята из числа моих провожающих, ехали в этом поезде до станции пересадки, и , пока у нас было время ожидания нужного нам поезда, друзья устроили «продолжение банкета», снабдив нас кое чем и в дальнюю дорогу.
Ехали дня четыре, иногда подолгу стояли на крупных и мелких станциях. Наконец, привезли на конечный пункт.
С поезда всех новобранцев привели в баню. После мытья, всех одели и обули в новенькую военную форму, и, ребята, с которыми ехали в вагоне – все стали на одно лицо. Правда, одному новобранцу не повезло, ему не могли подобрать сапоги – 48 размера, таких просто не было. Пришлось солдатику в куче сброшенной обувки искать свои сапоги – скороходы и в них ходить целых пол – года.
Начались учебные будни, так называемый карантин, или курс молодого бойца.
Немного погодя, привыкли и к раннему подъему, к бесконечной муштре на плацу, к коротким перекурам, к обязательной утренней зарядке, самое трудное было привыкнуть к столовой, из которой постоянно выходили голодными, иногда тайком удавалось сунуть в карман кусочек хлеба.
Ребята – повара среди нас – новобранцев искали земляков, спрашивая каждого, кто из каких мест, мы были из Челябинской области.
Земляки находились, и, в этом случае новобранцам можно было рассчитывать на некие добавки к основной порции.
Примерно через два месяца учебный курс был закончен и началось распределение новобранцев по войсковым частям. Дошла очередь до меня, моя гражданская специальность значилась «машинист электровоза», мне предложили работать на шахтном электровозе, а это работа под землей да и машина не серьезная – игрушечная, меня это не заинтересовало и я постарался деликатно отказаться от предложения. После отказа, мне задали вопрос, что же я могу делать, кроме основной специальности, подумав я сказал, что могу рисовать.
Больше вопросов не задавали, а на утро за мной пришел офицер и предложил следовать за ним. Минут через 10 – 15 мы пришли в большое здание, которое оказалось штабом соединения. Там меня провели в большую комнату, в которой находились один солдат и молодая девушка. Меня спросили, могу ли я писать плакатными перьями, рисовать и что конкретно. После моих ответов предложили мне на четырех склеенных листах ватмана написать заголовок, плакатным пером «Схема боевых действий». Разметив место для заголовка, изрядно волнуясь, начал писать. Вспомнил чертежный шрифт, но тут требовался плакатный. Кое как, подавив волнение, я все же справился с работой, хотя результатом остался недоволен.
Через день – два, меня, в составе еще нескольких солдат, вновь привели в тот же штаб.
Моего земляка – Сашку Горина определили в строительный отдел, а меня и еще одного солдата – узбека, Мамаджана Джумабаева привели туда, где я уже пробовал писать.
Тот же солдат, который был во время первой встречи, был старослужащий, готовился к поступлению в институт, звали его Герман Петров. Девушку звали Галя Егорова, она была из гражданского населения.
После нескольких дней работы, присматриваясь к тому, что делали Герман и Галина, постепенно и мы с Мамаджаном начали повышать свое мастерство и исполнительский уровень. До призыва, Мамаджан, учился в пединституте в Ташкенте на художественно – графическом факультете, был женат и уже имел дочку, был очень сентиментален, много рассказывал о том, что любил одну девушку, а женился на другой.
Герман, несмотря на то, что был старослужащий, очень по доброму относился к нам – новобранцам. Вскоре познакомились и с непосредственными начальниками отдела, в котором начали работать, отдел назывался оперативной и боевой подготовки.
Заместитель начальника, подполковник Мостовой Алексей Пименович – фронтовик, непосредственно загружавший нас работой и принимавший исполнение, приходя к нам в комнату, говорил: «Чтобы служба медом не казалась» сколько и какие схемы нужно было исполнить и к какому сроку. Все необходимые материалы; бумагу карандаши, тушь и перья, краски и прочую канцелярскую мелочь, получал Герман, а вскоре меня начал брать с собой, приобщая и знакомя со всеми нужными людьми. Материалы, которыми мы пользовались, были для меня настоящим открытием; бумага «ватман» – гознак, карандаши чешские «кох – и – нор», краски акварельные «Ленинград», цветные карандаши «живопись», и т.д.
Однажды, читая газету «Красная звезда», я увидел снимок – офицер на фоне пейзажа, стоит и пишет этюд, прочитав текст, сопутствующий снимку, я выяснил, что он учится в заочном народном Университете им. Крупской в Москве. Большего из газеты узнать не удалось. Не долго раздумывая, я направил в адрес газеты письмо с просьбой дать адрес этого Университета, если возможно.
Вскоре я получил ответ, с адресом интересующего меня объекта. Направил в адрес Университета письмо с просьбой прислать условия приема и обучения. Через некоторое время я получил, то, что хотел. Обучение было заочным, даже для поступления не нужно было туда ехать. Принцип обучения; выполнение заданий по программе, которую высылают вместе с учебниками и выполненная работа высылается в адрес конкретного преподавателя, на которую он дает рецензию.
С этим письмом я подошел к Алексею Пименовичу, ознакомившись, он пригласил меня к начальнику – полковнику Барсукову Владимиру Михайловичу. Это было наше первое знакомство. Владимир Михайлович оказался человеком лет сорока, среднего роста, с лицом весьма простым, но с проницательным, умным взглядом.
Представившись ему по всей форме, я, высказал желание учиться, согласно письма и условий которое предъявил ему. Внимательно прочитав, он одобрительно посмотрел на меня и сказал, что у него возражений нет, но служба прежде всего! Все остальное он поручил Мостовому. Алексей Пименович поставил условие, чтобы работы перед отправкой проходили его личный контроль. Меня это практически не ущемляло, так как никакого криминала в работах быть не могло.
Пока я согласовывал возможность учебы, из Москвы пришла посылка с программой занятий и двумя объемистыми книгами – «Рисунок и живопись», 1 и 2 том. Для выполнения заданий времени было достаточно и во время рабочего дня, и в казарме, в вечернее время до отбоя. О том, что я хочу заниматься, поставил в известность и командира взвода, сообщив ему, что получил одобрение и начальников из штаба, это его вполне устроило, а возможные недоразумения были сняты заранее.
Жизнь и служба вошли в определенный ритм. Узнав о моих склонностях к рисованию, в казарме меня начали привлекать к оформлению Ленинской и бытовой комнат, учебного класса. Солдатская мудрость гласит: «первый год солдат работает (служит) на авторитет, а затем авторитет работает на него». Я, не то, чтобы специально набивал себе цену, но как – то само собой получилось, что ко мне начали обращаться ребята с просьбой нарисовать, что – нибудь на циферблате часов на память о службе. Вскоре от желающих не было отбоя, а у меня для этого нехватало ни времени, ни рук.
О солдатской службе можно долго и много говорить, да и писать тоже, сколько разных характеров, нравов и типов людей живут бок о бок.
Первый год службы подходил к концу, а с ним и первые проводы «стариков» домой.
Надо сказать, что Герман Петров и еще несколько человек уехали летом, поступать в институты, Герман поступил, периодически мы переписывались до конца моей службы, сообщая новости друг другу.
Проводы «стариков» это церемония, ритуал. В ночь отъезда, а поезд уходил В 4 или 5 утра. «Старики» кучковались, собираясь группами, в столовой прошальный ужин с тройным одеколоном, другого горячительного просто нет – сухой закон для всех, гражданских и офицерского состава.
Среди ночи дневальный особо громогласным голосом командовал: «Рота подъем», включался свет, отъезжающие обходили всю казарму, прощаясь с каждым за руку. Вся эта церемония была наивной и трогательной , и даже – торжественной, и наполняла чувством доброты, солдатского единства и братства.
После проводов «стариков», бывшие новобранцы и второгодки – «помазки», поднимались по служебной лестнице на одну ступеньку ближе к «дембелю».
Занятия в университете продолжались, я получал от преподавателя подробный разбор своих работ; советы, как можно было лучше решить то или иное задание, рекомендации по выполнению предстоящего, либо пожелание повторить предыдущую работу в другом варианте. Словом, для меня эти занятия были как праздник среди серых солдатских будней.
Рядом со штабом, где я работал, располагался Дом офицеров, а в нем работал оформителем солдат, на год старше меня по службе, родом из Москвы. Звали его Игорь Тер – Аракелян, до армии он закончил художественную школу при Суриковском институте. Познакомившись с ним, я стал частым гостем в его рабочей мастерской, где в его распоряжении были гипсовые слепки, в небольшом количестве и муляжи для натюрмортов. Занятия с Игорем были для меня, как родниковая вода для растения.
На втором году службы, я удостоился краткосрочного отпуска домой. Лето, июль, от ребят – земляков масса наказов, посетить родителей, передать весточки.
Как же были рады мои родители, Костя и Анна со своими семействами.
Обошел всех своих земляков, и, в каждом доме меня встречали не как друга их сына, а как его самого; и стол накрывали мгновенно, и подарки дарили, и сыну просили что – то передать. Словом, сплошной праздник, а не отпуск. Посетил и родителей своих друзей, которые служили в разных местах большой страны. Коля Петров служил на южной границе, а Михаил Лимков, где – то в Поволжье, в РАЙОНЕ КУЙБЫШЕВА.
Отпуск получился очень насыщенным встречами, делами по дому, время пролетело очень быстро, все ведь когда – то заканчивается, ехать не хотелось. Решил зайти в военкомат и попросить денька три отсрочки, к моему удивлению, я их получил, но и они закончились так же быстро.
Вернувшись в часть, я окунулся в привычную работу и занятия.
В доме Офицеров случилось событие; привезли выставку работ художников Студии Грекова, где я увидел подлинники и «Трубачей первой конной» – самого Грекова и еще несколько его работ, молодых художников – Грековцев с их работами.
Особенно поразило мое воображение одна картина, автора и название не помню, помню то, как было передано состояние сырости, тумана, слякоти на дороге, «чавкающие» сапоги по ней, – удивительно!
Подходил к концу второй год службы, проводили очередных «стариков», приняв на себя этот титул. В декабре ребята – «старики» начали заговорщически шептаться по углам, о том, как бы попасть на подготовительные курсы для поступления в институт.
К этому времени я уже ознакомился с условиями приема в несколько Вузов, архитектурный, художественный (Строгановка).
Написал и своему «наставнику» из университета, попросил его совета. Общение с Игорем Тер – Аракеляном закончилось летом, когда он уехал поступать в Москву, в Полиграфический. На дневное отделение он не поступил, что было с ним дальше – не знаю.
Для того чтобы попасть на курсы, вновь пошел к своим «отцам – начальникам» с просьбой о разрешении и зачислении на эти курсы. В отношении учебы отказов не было. Я был зачислен на курсы, и с января начались занятия по литературе, истории, иностранному, математика мне была не нужна. Более досконально изучил условия приема в Строгановку. Отделений было очень много, а вот связи с большинством из них, я не видел. Единственно на что можно было ориентироваться – это художественная обработка дерева – ХОД, да еще обработка пластмассы, о чем я задал вопрос и моему руководителю из Университета. От него я получил ответ, что дерево это традиционный материал, с которым можно работать, а вот пластмассу «и мастера не берутся обрабатывать».
Кроме общеобразовательных предметов, я усиленно начал готовиться и по специальным; рисунок головы и фигуры человека, благо натуры было много.
В живописи я писал этюды и натюрморты, портреты сотрудников и сотрудниц в щтабе, а так же солдат в казарме.
По литературе прочитал всю возможную литературу, по которой может быть тема сочинения. В мае месяце, экзамены на курсах, показали довольно неплохую подготовку, но они для меня были второстепенными.
Главными оставались рисунок головы, рисунок фигуры, живопись и композиция.
В конце июня, начале июля я отправил необходимые документы и работы в адрес приемной комиссии в Строгановку
Ожидание – хуже работы, время тянется мучительно медленно. Начиналась вторая половина июля, а экзамены с первого августа. Возможности позвонить в приемную комиссию нет – мы режимная часть, не положено! Отправляю телеграмму, чтобы подтвердили получение моих документов. Наконец, в начале 20х чисел получил «вызов». Быстро оформляют документы на выезд, собрав все свои работы, взяв необходимые материалы для работы, упаковав чемодан, я, готов к отъезду. В отделе штаба, где я работал, попрощался с офицерами и непосредственными начальниками, весь отдел тепло напутствовал меня; подарили мне коробку шахмат и альбом «Левитан».
Чемодан оказался тяжелым, как будто в нем были кирпичи. Уезжать пришлось, как и всем, рано утром. До станции около километра, или чуть больше, этот путь со мной проделали друзья – земляки, которые оставались дослуживать. Они по очереди несли мою поклажу.
Наконец станция, последние рукопожатия, последние минуты прощания и посадка в вагон. Поезд увозит меня в новую жизнь.

МОСКВА, Строгановка, Студенчество.

По дороге в Москву, заехал домой, в Сатку , сделав предварительно отметку об остановке, в Бердяуше, это узловая станция. Дома пробыл дня два, разгрузив чемодан от лишнего груза, пообщавшись с родными и друзьями, отбыл в Москву.
Наконец, я в Москве. Казанский вокзал, по указателям иду в метро, спускаюсь под землю и еду в сторону «Сокола» на Волоколамское шоссе, в Строгановку. Оказалось, что ориентироваться в метро и на улице, не так уж и сложно.
Быстро нахожу конечную цель моего приезда в столицу. Строгановское училище, как много дум было связано с ним в последнее время. Зеленый газон перед зданием представлял собой «Цыганский табор», молодые люди сидели, полулежали на газоне и группами и по одиночке. Народу и на улице, и внутри было много. Дело в том, что в Академии художеств в Ленинграде и в Московском институте им. Сурикова, приемные экзамены уже закончились, и все не поступившие ринулись в Строгановку.
Последние дни приема документов. Отыскав кабинет «приемной комиссии», я протиснулся внутрь, предъявив «вызов», объяснил, что нуждаюсь в общежитии, моей просьбе не удивились, и направили в студгородок на «Сокол», объяснив, как туда попасть.
Найдя нужный корпус, я увидел то же столпотворение, но чуть меньшее, чем в Строгановке.
Дошла очередь и до меня. Получил направление в комнату, где были уже двое мужчин, я немного удивился, так как возраст у них был не совсем юный, Оказалось, они заочники из другого института, сдавали сессию.
В последний день перед экзаменами , проехал по художественным салонам, купил краски, китайские колонковые кисти. Вечером этого же дня мои соседи вернулись с очередного удачного экзамена.
Они пригласили и меня к своему столу, на котором было маленькое изобилие закуски и большое изобилие выпивки. Узнав обо мне краткую информацию, они предложили выпить за предстоящие экзамены и пожелали успеха. После первого тоста, последовал второй, за их успехи, а потом третий – за все хорошее и т.д.
Утром, приведя себя в порядок, я направился в Строгановку. В вестибюле нашел стенд, списки и свою фамилию в них, группу в которую зачислен, № аудитории, где предстояло сдавать экзамен.
Пройдя в аудиторию, я обнаружил, что там изрядно много народа и все уже расположились, заняв лучшие места у подиума. Натуры еще не было, надо было найти мольберт и место для работы.
Получив проштампованный лист бумаги, можно было начинать работать.
В этой аудитории было двое в солдатской форме, я и еще один, по внешности, явно не русский. Выждав немного, я начал присматриваться, кто и как начинает рисунок головы.
Используя свой небольшой опыт в рисунке, я сделал построение головы, постепенно продвигаясь к моделированию больших объемов и деталей головы. На всю работу отводилось 8 часов.
Небольшой перерыв, минут на 30 и вновь работа. Периодически сравнивая свою работу с соседскими, я убеждал себя, что иду правильным путем. Солдат же, что – то постоянно стирал в рисунке и вновь, в который раз, начинал рисовать по тому же контуру. Как выяснилось в дальнейшем, он был – азербайджанец.
Работа подошла к концу, рисунки были сданы, на следующий день – рисунок фигуры.
Наученный первым днем, на следующий день, я пришел немного раньше. В ожидании натуры и бумаги, оглядываясь вокруг себя, я заметил, что некоторые абитуриенты расположились чуть дальше, чем я, вспомнив наставления из учебников по рисунку фигуры, я вовремя отодвинулся на нужное расстояние.
Натурщик, которого нам поставили, в перерывах периодически проходил, смотрел рисунки, подойдя ко мне, он тихонько и словами и жестом показал, что и как исправить.
Услышав замечания, я убедился в его правоте и исправил рисунок. На эту работу отводилось 12 часов, т.е. два дня, по 6 часов . Закончив фигуру, стали с нетерпением ждать оценки за оба рисунка.
После двух рисунков, должен быть перерыв в два дня, можно было это время использовать для знакомства с учебным заведением, что я и предпринял. Начав свое знакомство с шестого этажа, постепенно спускался вниз, в коридорах и рекреациях, висели студенческие курсовые и дипломные работы, внимательно читая фамилии студентов и преподавателей , я встречал среди наставников знакомые фамилии; Коржев Г.М., Замков В.К.
На 6м этаже, где мастерские монументалистов, ходил такой же любопытный, как и я.
Разговорились, вернее, говорил больше новый знакомый, чем я. С видом знатока, он обсуждал живописные этюды студенческих работ, портреты, фигуры, на меня это произвело большое впечатление, и, я подумал, ну этот поступит обязательно. Мое предположение подтвердилось. После я узнал и фамилию этого молодого человека – им был Валера Малолетков. Он поступил на отделение керамики, а в дальнейшем много фигурировал своими работами в «Декоративном искусстве».
Познакомившись с работами студентов, я спустился на второй этаж, где находилась приемная комиссия. И как – то неожиданно для себя, я зашел в эту большую аудиторию, на сей раз она была практически свободна от народа, в ней находились 3 -4 женщины.
Увидев меня, в солдатской форме, кто – то из них задал вопрос: «Что Вы хотели, молодой человек?»- «Зашел узнать, не пора ли собирать вещи на выход!» – «Это как так?»…спросили фамилию и отделение, куда поступаю, я ответил на их вопрос. Женщина средних лет, нашла нужную бумагу, с моей фамилией и с улыбкой сказала: «Да у Вас пока все хорошо, рано еще собираться куда – то».
В последствии я узнал, что это была лаборант кафедры искусствоведения – Розалия Петровна.
Наконец, списки с оценками висят, нахожу свою фамилию и не верю своим глазам; Рисунок головы – 4-, рисунок фигуры 3+. Еще раз смотрю и читаю, что это списки допущенных к следующему экзамену – живописи.
После рисунка стало несколько свободнее в аудитории, это значит, что кого – то дальше не пропустили. Экзамен по живописи. Вспоминаю все, что и как писали у Игоря в Доме офицеров. Выбора на натюрморты у меня не было, сел, где было немного свободнее.
Сделал подготовительный рисунок, смочил бумагу, начал писать, через какое – то время стала появляться грязь. Просушив лист, стал думать как исправить и вытянуть работу.
Рядом со мной сидел молодой человек с бородкой, из разговора с ним, я узнал, что он поступает в Строгановку в третий раз. В живописи он пользовался акварелью и гуашью.
Я попросил у него белила, он охотно дал мне и предложил пользоваться всей палитрой гуаши. Через какое – то время, используя только белила с акварелью, я значительно исправил работу.
За живопись я получил 3, но пока все шло нормально, меня допустили до композиции.
На этом экзамене, нужно сделать проект прикроватной тумбочки. Кроме двухэтажной – солдатской, я других не видел и представить не мог.
Пришлось вновь прибегнуть к маленькой хитрости или к солдатской смекалке. Занимаясь почеркушками, мимоходом смотрел за соседями, которые пользовались калькой, резиновым клеем, губкой или поролоном, для меня это было открытие. Уловив основную тенденцию в форме – горизонтальность, я постепенно начал нащупывать форму, пропорции, помощи ждать было неоткуда и я приступил к покраске, кистью открасил текстуру, написал аннотацию и сдал работу, мало на что надеясь.
Результат превзошел мои ожидания, я получил 3 с минусом, а это означало, что я был допущен до общеобразовательных. Сочинение, история были сданы успешно.
Последний экзамен иностранный язык, но это была беседа на «вольные темы». Уровень моего немецкого и в школе был ниже тройки, а здесь, с экзаменатором мы говорили на разных языках. Выяснив уровень моих познаний и навыков в общении, женщина спросила о результатах по специальным предметам, я назвал оценки, после чего она сказала, что для меня будет полезнее изучать французский язык, да к тому же там не достает студентов. На том и порешили. С нетерпением дождался подведения итогов экзаменов.
Наконец, висят списки поступивших, нахожу и свою фамилию, не могу передать словами моего состояния в тот момент.
Родителям и Леониду направил две телеграммы с известием о поступлении.
Но радость сменяется постепенно грустной реальностью, на какие средства жить и учиться, кроме стипендии, которая была 26 рублей.
В свое время, когда отец еще работал, Михаил закончил обучение в автомеханическом техникуме, отец содержал его во время учебы, теперь отец поручил ему, чтобы он помог мне, поскольку в настоящее время родители живут на одну отцовскую пенсию.
Вопрос был решен, иногда кое что получал от Леонида, но лишних денег никогда не было.
Началась учеба, знакомство с однокурсниками, в группе было 15 человек из них 4 девушки, ребята были разного возраста от молодых, только что закончивших школу, до зрелова мужа – 27 летнего Володи Тихомирова, со сложной биографией. Суворовец, затем офицер, отец тоже военный , мать – художник, два брата – художники. Из армии уволился со скандалом – комиссовали с диагнозом, по которому его могли не принять в высшее учебное заведение. Но обошлось, как – то. Еще один Володя – Гончаров, он закончил отделение подготовки мастеров, на художественной обработке дерева, это двух годичное обучение в том числе с рисунком и живописью. С двумя Владимирами я быстро подружился, надо сказать, что и после окончания учебы, мы долгое время поддерживали дружеские отношения. К сожалению, Володя Тихомиров скончался в 1996 году в Москве, не дожив немного до 60 летия. А Гончаров оказался за границей – в Украине, в Керчи. После распада СССР связь с ним прервалась, но все это в далеком будущем, а пока 1964 год. Начало начал, вся учеба впереди.
С Володей Гончаровым мы поселились в общежитии, в одной комнате. Практически, с первых же дней, по воскресным дням, мы начали ездить на этюды, в сторону Домодедово. Маршрут был выбран не случайно, Володя в предыдущие 2 года учебы, ездил в эти края со знакомым художником, с которым он познакомился в Севастополе, а тот приезжал туда для реставрационных работ на Севастопольской панораме.
Володя познакомил и меня с мэтром – пожилым, сухощавым человеком. Общение было не очень частым, потому как «Гранди», как его называл Володя, не всегда мог позволить себе эти выезды на природу, то погода не устраивает, то здоровье шалит. Полная фамилия старого художника – Грандиевский.
Однажды, после нескольких совместных выездов, «Гранди» пригласил нас к себе домой.
Квартира запомнилась тем, что больше походила на музей, Большая квадратная комната с очень высоким потолком, дом старой постройки, стены, от пола до потолка, сплошь были увешены картинами разного размера. Жена художника, во время нашего пребывания у них, вязала, курила иногда принимала участие в разговоре, затем было чаепитие с варением.
Аудиенция закончилась и благодарные гости вернулись в студенческую комнату общежития.
Знакомства продолжались и внутри группы, в которой подобрались однокурсники с хорошими «родословными» ; Гуля Хошмухамедова – дочь художника из Таджикистана, таджичка наполовину – мама русская. Оля Белокурова – дочь главного инженера Центрального Военпроекта. Павел Панюшкин – мама архитектор, принимала участие в проектировании Дворца пионеров в Ульяновске. Женя Богданов – отчим, поэт Долматовский. Слава Филимонов, родом из Владимирской области, села Мстеры. Валя Ушачев – одессит, Валя Фомичев, из Киева. Муслим Абдулабеков – из Дагестана. Вера Купцова – из Биробиджана. Солдат, с которым я сдавал экзамены в одной группе, был Азербайджанец – Акрам гулам – оглы Гасан – Заде, мудреное имя. Еще двое Москвичей – Таня Шафиркина и Витя Мурзин. Вот таков был состав группы.
Для знакомства и сплочения группы, решили посидеть в кафе, отметить и поступление в том числе. Кафе «стекляшка», не далеко от Строгановки, зашли после занятий, скромно заказали, что – то из закуски и не очень скромно из «спиртного», девушкам заказали шампанское.
Постепенно народ раскрепостился, беседа оживилась, и все мы оказались давно и хорошо знакомы!
Расплатившись с гостеприимным кафе, мы вышли, продолжая общение. Одессит – Валя Ушачев, неожиданно произнес с грустью: «Вот сейчас бы и начать пить» , а через несколько шагов, ноги его подкосились, и, он повис на чьих – то руках. Пришлось до самого общежития, а нас шло туда шесть человек, поддерживать незадачливого компаньона.
Долго подшучивали над ним по этому поводу. В учебе же Валентин, не преуспел, пропускал занятия, не только лекции, но и рисунок и живопись. По итогам 1 семестра, его отчислили за неуспеваемость. Так же после первого семестра, выбыла Вера Купцова, а Витя Мурзин перевелся на вечернее обучение. В группе осталось 12 человек, в этом составе закончили первый курс.
Одновременно с учебой, продолжали знакомиться с Москвой и друг с другом.
Однажды , Ольга Белокурова, пригласила к себе в гости несколько человек, в этом числе был и я. Малогабаритная хрущевка, довольно тесная от избытка мебели, после чаепития, Ольга достала старые грампластинки, не просто старые, а начала ХХ века. Поставленные на граммофон с трубой, они с шипением и хрипотцой пели голосом Федора Шаляпина , Собинова, Особенно поразил меня марш «Как ныне сбирается вещий Олег…..с припевом, Эх, за царя, за Родину, за веру, мы грянем громкое; Ура! Ура! Ура!»
Романс Саши Макарова и Морфесси:

Как цветок душистый, аромат прекрасный
Как букет игристый, тост заздравный просим,
Выпьем мы за Сашу, Сашу дорогого,
А пока не выпьем, не нальем другого.
Я цветы лелею, садик поливаю,
Для кого сберег я их, лишь один я знаю.
Ах мне эти кудри, эти ясны очи,
Не дают покоя, снятся до полночи.
Надо сказать, что родители Ольги, были людьми не молодыми, с хорошими манерами и родословной. Ольгина мама всех нас, пришедших в гости, называла «Деточками». Ольга показала старинные фотоальбомы, в кожаных переплетах, с фотографиями начала ХХ века, на картонных паспорту, от именитых фотографов.
У моих родителей были старые фотографии, так же начала ХХ века, но их было не много и они лежали в папке с отцовскими бумагами.
В следующие посещения, мы осваивали старинный кинопроектор, на котором надо было крутить ручку магнето, чтобы запустить его в работу, помню, что мы смотрели фильм с Чарли Чаплиным, это была история, полу вековой давности.
Поездки на этюды с Володей Гончаровым, в Домодедовские леса, были вдвойне полезны, кроме этюдов, в начале осени, природа была щедра и на грибы, это были подберезовики и подосиновики, опята и свинушки. Набирали мы этих грибов целый рюкзак.
Привозили в общежитие, наскоро чистили, брали большую сковороду и начинали кудесничать. Грибной дух мгновенно разносился по длинному коридору общежития, дразня аппетит голодных и любопытных студентов, которые сбегались на запах. Друзья, которых было уже довольно много, наперебой предлагали сбегать в магазин, купить «что ни будь под грибки». В результате получался не запланированный праздник души и желудка.
Народу набиралось в комнату десятка полтора, а грибов доставалось каждому по 3 – 4 ложки, но главное не в еде дело, а в общении, разговоров было много, а под звуки гитары начинались и песни, рождались студенческие афоризмы.
Саша Резьба, в пылу застолья произносил: «Где водку пьют, я туда родного брата не позову». Или чего стоит изречение Володи Девочкина – монументалиста, человека далеко не юного, ему было уже за 30: «Пожрать да поети, хоть шапка слети, а работать – с головы яичко не свалится», – надо добавить ко всему сказанному, что Володина голова была лысой, как биллиардный шар.
К полуночи, довольные и веселые студенты расходились по своим комнатам.
Дружная семья студенческая была разношерстной; практически на всех отделениях у меня появились знакомые, на отделении художественного металла – Фирудин Аскеров, с которым меня познакомил Акрам, одногруппник. На отделении монументальной живописи было несколько студентов, с которыми я был в приятельских отношениях с первого курса до окончания Строгановки, это Слава Ионин, Володя Девочкин, Коля Захаров.
Единственное отделение на котором у меня не было приятелей, монументальная скульптура. Несмотря на это, по учебной программе, мне два года пришлось заниматься лепкой, от рельефа натюрморта, до круглой скульптуры.
На втором курсе к нам в комнату поселили студента – первокурсника, поступившего после Армии, звали его Коля Бахтинов, родом из Брянска. Он поступил на отделение художественного металла, и мы вскоре, подружились и дружба наша продолжалась после окончания учебы.
На втором курсе в нашу группу пришли два «армейца» – Борис Софрин и Борис Костромин. С Борисом Софриным мы быстро нашли общий язык, он органично влился в группу, оказался очень творчески активным. Он увлек нас с Володей Гончаровым гравюрой.
Поначалу мы присматривались к его работам, пытаясь что – то делать и самостоятельно. Начали с линогравюры, а потом взялись за гравюру на дереве, после того, как купили книгу о Фаворском, изданную в Финляндии, с этого времени можно начать отсчет моих занятий гравюрой. Постепенно обзаводились инструментом для гравюры, большую часть резцов я сделал себе сам из ножей рубанка, распиливая на заготовки и доводя все это на наждаке, закаливая, полируя и затачивая. Деревянные ручки для штихелей, нам точили мастера производственного обучения. Деревом для гравюр, мы промышляли на своей кафедре, среди многочисленных образцов пород дерева, мы находили и самшит, на котором и резали гравюры.
Много времени и внимания уделяли посещению музеев и художественных выставок, где бы они ни были, Третьяковка и Пушкинский, Музей Востока и Исторический, изучение их постоянных экспозиций и временных, тематических. Выставки в Манеже и других выставочных залах. Закрытые выставки в ведомственных Домах культуры.
Все это наполняло сосуд моей памяти и зажигало факел творческого горения.
Афиши о новинках художественной жизни Москвы всегда висели на стендах в вестибюле Строгановки, кроме того, мы были информированы и о художественной жизни в Ленинграде. За сущие копейки, по студенческому билету, мы могли съездить туда и обратно. Тем более, что в это же время, в Мухинском училище, учился Володя Степанов, только на курс старше, а потом поступил туда и Николай Леонтьев, тоже земляк.
Вместе мы посещали Эрмитаж, Русский музей, выставки.
Запомнилась выставка работ Павла Филонова, в одном ведомственном Доме культуры.
Работ было очень много живопись и графика. Выставка запомнилась как одно большое пятно. В музее Востока была выставка Николая Рериха, в отличие от Филонова, здесь каждая работа воздействовала самостоятельно, это была самая полная выставка работ мастера, работы были собраны не только из отечественных музеев, но и из – за рубежа.
Студенческая жизнь во все времена была периодом романтики, периодом курьезов, розыгрышей и анекдотичных ситуаций. Были такие ситуации и в мое время.
Как – то, в столовой, студент нашего потока Магомед Кубанов, человек с Кавказа, горячий, эмоциональный учился он на монументально – архитектурной пластике, а проще говоря – скульптуре, увидел за столом пожилого человека в тюбетейке, что – то рисовавшего в блокноте, заглянув в блокнот старичка, Магомед воспылал желанием помочь ему, а заодно показать свое умение и мастерство: «Дедушка, ну кто так рисует? Дай покажу!»
А этот «Дедушка» был академик Ватагин, преподававший на кафедре керамики.
Мне удалось сфотографировать его не задолго до его смерти. У Аркадия Пластова есть портрет Ватагина, эту работу мастера, я увидел значительно позже, она вошла и в альбом Пластовских работ. Практически и фотография, и работа Пластова сделаны в одном ракурсе.
Круг общения внутри студенческой братии был широк, монументалисты Ионин, Девочкин, Захаров, много рассказывали о своем преподавателе Замкове Владимире Константиновиче. Однажды, после поездки в Японию, Замков провел обзорную лекцию для студентов с показом слайдов, увлекательным рассказом, а вскоре он сделал отчетную выставку работ по Японии. Многие работы с этой выставки я помню до сих пор.
Учебный процесс, с позиций сегодняшнего дня, я оцениваю по трем основным дисциплинам; это рисунок, живопись и композиция, да еще два года учебной программы по скульптуре.
Рисунок, на протяжении пяти лет, вел один преподаватель, в этом я вижу большой недостаток. Он не предъявлял особых требований, не ставил каких – то сверх задач, наблюдая за работой ребят в группе, я пришел к выводу, что рисунок многих моих однокурсников остался без изменения, начиная с первого по пятый курс. Я вынужден был ориентироваться на более сильных рисовальщиков в группе, у которых за плечами было либо училище, либо художественная школа при Суриковском институте.
Другое дело – живопись. Преподаватели менялись ежегодно, каждый преподаватель приходил со своим творческим багажом, ставил определенные задачи и требования по композиции, цветовому и техническому исполнению работы. Это значительно обогащало студентов, внося разнообразие в живописный строй работ на каждом курсе.
Хочется особо отметить преподавателя композиции по художественной обработке дерева, так называлось первоначально отделение проектирования мебели, это еще во время моего поступления в Строгановку, когда Юрий Васильевич Случевский оценивал вступительные работы абитуриентов. Во время учебы Юрий Васильевич на целых пять лет стал нашим наставником, не только по композиции но и по вопросам культуры взаимоотношений, интеллектуального развития, сплочения группы. С ним мы успешно подошли к дипломному проектированию и вся группа успешно защитилась.
Внешне Случевский, как его охарактеризовал один из мастеров производственного обучения, походил на Маяковского, высокого роста, немного сутулился, стесняясь своего роста. Он всегда был корректен по отношению к каждому из нас, в идее каждого проекта находил ценное зерно и в процессе работы развивал и совершенствовал замысел вместе со студентом до завершения проекта.
Вместе с Юрием Васильевичем был еще один преподаватель, Шевченко Анатолий Михайлович. Оба они были выпускниками Строгановки, но разных лет.
Под руководством этих преподавателей думалось и работалось легко, а главное – продуктивно. Начиная с третьего курса , оба преподавателя , кроме проектных дел, принимали активное участие и в делах застольных, которые случались после удачных завершений проектов.
Многие из преподавателей достойны пера большого писателя, не чета мне, но несмотря на это, мне хочется вспомнить некоторых.
Марксистко – Ленинская эстетика, наука которую пришлось изучать в Советские времена. По этому предмету сдавали зачеты, а затем и экзамены. Читал лекции всему курсу преподаватель Масеев. На первой лекции, а это был уже третий курс, войдя в актовый зал, небрежно бросил портфель на стол и отрекомендовался: «Масеев Иосиф Аронович». Я, сидевший в первых рядах, язвительно переспросил: «Иосиф Виссарионович?». Он хитро улыбнулся и погрозил мне пальцем. «Не шути так!». Со временем мы узнали, что он активный коллекционер экслибрисов и многие студенты во время сдачи экзаменов успешно пользовались этой его слабостью. Воспользовался и я, когда пришла пора сдавать эстетику. Это был мой первый опус на поприще малой графики, гравюра на дереве, геральдическая композиция представляла из себя щит, с тематическими вставками по интересам Масеева. Надо сказать, он достойно оценил мое творение и попросил у меня доску для тиражирования, обещая ее вернуть, но, или забыл, или просто не нашел автора гравюры, потому как дарителей было очень много.
На третьем курсе, после первого семестра в Строгановке , открылся факультет – промграфика и упаковка. Набор был проведен среди студентов третьего курса, со сдачей специального экзамена по графике – товарный знак и разработка упаковки.
Мои друзья, Гончаров и Софрин, изъявили желание перейти на новую кафедру. Агитировали и меня, но я воздержался, хотя вместе с ними принял участие в разработке товарного знака, впоследствии, я , между делом, выполнял те задания, которые у них были по программе, для меня это было как в спорте; многоборье.
Яркая студенческая жизнь запомнилась надолго своими встречами, событиями результатами.
В те годы по коридорам Строгановки бегали молодые люди, в последствии получившие известность в художественных кругах; график Миша Верхоланцев, Сергей Харламов , Александр ксей Бучнев, Герцен, скульптор Жора Франгулян, известный ныне своей работой –надгробие Ельцину и мемориальной доской Сергею Михалкову, Гена Правоторов, Валера Малолетков, о котором я упоминал выше, нынешняя кинозвезда – Александр Адабашьян, хороший знакомый Ольги Белокуровой и ее мужа – Феликса Кузнецова.
Среди студентов был Вася Бурлаков, курсом старше меня, учился на том же отделении, что и я, человек не молодой, со сложной судьбой, на момент окончания ему было около 40 лет. Поступил он в 35. Дело в том, что в начале Войны, когда ему было лет 13 – 14, его посадили за несколько килограммов зерна, которые он пытался унести домой для пропитания семьи. Во время отсидки пытался бежать и, не один раз, чем добавлял себе срок. Юношеские и молодые годы , он провел за решеткой. Каким – то образом он смог закончить среднюю школу. Освободили его в середине 50х годов, уже после смерти Сталина.
Поступление в институт предусматривает возрастную границу в 35 лет. Бурлаков поступал на грани этого возрастного рубежа и, приемная комиссия, столкнувшись впервые с не ординарным абитуриентом, была сильно озадачена. Пришлось Васе обратится к ректору напрямую, чтобы его допустили до сдачи экзаменов, рассказав ему о своей не простой судьбе. Надо отдать должное Захару Николаевичу Быкову – ректору на тот момент, он помог решить проблему Василия.
Я не был близко знаком с героем рассказа, но его судьба и успешное поступление было на слуху у студентов.
Были студенты и другого толка; Герман Кузнецов, студент 4го курса, я – первого, из всех дисциплин он признавал только живопись, все остальное ему давалось с трудом или не давалось вообще, потому как он и не стремился к овладению всем объемом знаний и предметов. Его отчисляли с третьего курса, восстановили, с четвертого отчислили окончательно, кроме живописи он любил женщин и, не просто женщин, а неимоверно полных. Дальнейшая судьба его мне не известна.
Альберт Смирнов, друг и однокурсник Германа, учился на «пластмассе» – после окончания был направлен на работу на оптико – механический завод в Красногорск, под Москву. Частенько приезжал к нам на выходные дни, рассказывая о своей работе и встречах с летчиками – космонавтами, для которых на заводе разрабатывали фото и кино аппаратуру, специального назначения.
Естественно, все разговоры проходили за «круглым» столом и в узком кругу; Гончаров, Коля Бахтинов и я. После моего окончания, через много лет, я встретился с Альбертом случайно на какой – то выставке в Москве.
Из случайных встреч в Москве вспоминается такой; в метро, на эскалаторе, поднимаюсь вверх, разглядываю спускающихся вниз и, вдруг, вижу знакомое лицо бывшего сослуживца, увидел и он меня, он годом раньше меня отслужил и поступил в МВТУ им. Баумана – это был Леня Плотников. Поприветствовали друг друга и разъехались навсегда.
Еще из неожиданных встреч; будучи, как – то в МГУ на Ленинских горах, в вестибюле нос к носу столкнулся с бывшим сослуживцем, с которым вместе занимались на подготовительных курсах – Анатолием Данильченко. Вместе с ним в МГУ учился еще один общий знакомый – Лев Камерцев, впоследствии его стихи публиковались в журнале «Юность».
Ежегодно, после летних каникул, как – то стихийно возникали выставки работ студентов, в основном это были живописные этюды, самым активным и плодовитым был Петя Караваев, однокурсник, с художественной обработки металла. Летние работы не были обязательными, программными, многие студенты ограничивались двумя, тремя этюдами.
Выставки были интересны по нескольким направлениям; тем, что каждый участник импровизированной выставки, делал работу от души и для души, выплескивая свои эмоции на холст или картон. Обширна была география пейзажных этюдов, она давала представление об огромной территории страны, где поработали студенты. Благодаря таким выставкам и активности студентов, многие из них пробовали свои силы и на серьезных выставкомах. Однажды с группой ребят, я попал на такое мероприятие и видел как «шерстили» претендентов.
Борис Софрин, о котором я уже упоминал, который «заразил» меня и Гончарова графикой, однажды сделал Новогоднюю открытку и представил ее на рассмотрение «Совета» при Министерстве связи, эскиз открытки был принят и тиражирован, один экземпляр этой открытки я храню до сих пор. Попробовал и я свои силы на этом поприще, но без особых успехов, как мне сказали тема не актуальна. Кроме темы требовалось и исполнительское мастерство, которого тоже было маловато, нужна была какая – то «изюминка» в подаче материала.
Ежегодно, в начале осени и весной, студентов возили по городам «Золотого кольца»; Владимир, Суздаль, Ростов – Великий, Загорск , Переславль – Залесский, Боголюбово, в Подмосковье – Архангельское, Коломенское, Кусково и Останкино, все эти памятники старины и культуры, архитектуры и искусства вдохновляли на творчество, во время поездок делали зарисовки, этюды, фотографии. Этот багаж до сих пор хранится у меня, ожидая благоприятных времен и творческого вдохновения.
Незаметно для себя, учеба подходила к финишу и надо было думать о теме для дипломной работы.
На пятом курсе из нашей группы, несколько человек были определены на работу в ВПКТИМ – Всесоюзный институт проектирования мебели, был включен в эту группу и я.
Не могу сказать, что меня вдохновляла работа в регламенте института, но производственная необходимость удерживала в выбранной колее. Надо сказать, что работа в институте не предполагала ежедневных посещений, поскольку у нас продолжались еще занятия по отдельным предметам.
Полгода дипломного проектирования пролетели очень незаметно, кроме эскизов, конструктивных чертежей, технических расчетов, технологических схем, необходимо было выполнить в материале, то, что я напридумывал, а это было 4 кресла, имевших общую мягкую модульную систему и различные жесткие конструктивные элементы (каркасы). Изготовление кресел осуществлялось на базе производственных мастерских нашей кафедры, приобщены к работе были мастера производственного обучения. Совместными усилиями, в нужный срок, вся работа была выполнена.
Ответственный момент, цель пяти лет учебы – достигнута, предстоит проверка качества этой учебы! А проверка – это защита диплома.
Солидный графический материал (около 20 планшетов) и 4 образца изделий (кресло), представленные на рассмотрение экзаменационной комиссии, были приняты и рассмотрены со всеми формальными требованиями, придирками и каверзными вопросами.
Вся процедура защиты заняла не более получаса. Да и вся пятилетняя учеба пролетела, как эта короткая защита диплома.
Прошло более 40 лет, а студенческая жизнь и отдельные эпизоды из этой жизни, до сих пор вспоминаются с теплой улыбкой и благодарностью к судьбе, которая свела с хорошими людьми на жизненном пути.
С грустью расставались мы после получения дипломов со Строгановкой, ставшей нам вторым домом, с Москвой, кто должен был покинуть столицу, а в особенности друг с другом. Жизнь разводила всех по своим углам, а в этих углах каждый занял свою нишу.
Это уже другая история, другое время, другая жизнь.

Союз русских писателей, Ульянвск