Родина — это натюрморт из профнастила и колючей проволоки

На малую родину больше не тянет — её просто не осталось. Сословная империя с её феодалами как строй приводит к полной деградации ландшафтов. То, что воспевали различные «классики», творчество которых мы изучали в школе, осталось в прошлом. У нас нет рек, гор, лесов и полей, нет никаких рощей из русских березок и уж тем более нет пейзажей. Остались лишь поместья и городьба из профнастила. Наша малая родина — это натюрморт из зеленого металлического листа и колючей проволоки.

Основа всего — рента с географии

Если поинтересоваться содержанием жалоб 17-18 веков губернскому начальству, то можно выяснить, что подавляющее их большинство — это жалобы на своеобразную несправедливость, которая заключается в том, что кого-то обделили тем, что ему причитается. А причитаться по справедливости должен был вполне определенный участок географии — кусок поля, островок на Волге для покосов, лесок или речка. Восстановить справедливость должна была новая городьба.

«Дано им паншенной земли малое число, и тем де они пред своею братьею оскорблены и изобижены, а есть де против той их слободы за р. Волгою Костомский остров с озерки; владеют де тем островом белоярские стрельцы, а те де бепоярские стрельцы нашим Великаго Государя жалованьем пожалованы; денежное и хлебное жалованье им дают, да им же де дано нашего Великаго Государя ружье на службу и в посылки и порох и свинец, и они же де белоярцы владеют лугами по Волге реке напротив дачи за улитком, да они же де белоярцы владеют водами, да пашенною многою землею, а мы де казаки всякия нашего Великаго Государя службы безпрестанно служим своим ружьем, жалованья же денежнаго и хлебнаго нам ничего не дается, а землею де и сенными покосы и всякими угодьи, пред своею братьею иных слобод казаками и против их бепоярских стрельцов они обижены. И нам Великий Государь пожаловал бы велел те луга за Волгою рекою Белаго Яру, которыми владеют белоярскиe стрельцы и Костомский остров по мере дачи стрелецкие вымерить и обмежевать их стрелецкое и остаточное сенные покосы и тот остров с озерки и со всякими угодьи, что остается за их стрелецкими дачами, по нашему Великаго Государя указу, велел бы их сенные покосы, луга и того Костомскаго острова и озерки против их стрельцов поверстать на все службы и по мере дачи им казакам владеть, чтобы с чево им было нашего Великаго Государя службы служить, и скотина с голоду не померла» – челобитная сенгилеевских казаков.

Эксплуатация географии — это нормальная ситуация для феодального общества, но только до те пор, пока не становится сверхидеей. В Российской империи именно так и случилось — поиск новой ренты с территории стал двигателем расширения границ.

Экстенсивность этого пути не осознавалась — захват новой географии считался доблестью, достойной всяческого воспевания, а городьба — ценностным смыслом существования.

Что могло дать государство, которое было построено на основе такого рода ренты? Только одну ценность — дачу, то есть кусок географии для дальнейшей городьбы, после которой с нее можно было получать ренту. В ответ государство ожидало служения – «службы служить»- и своей доли (трудом или оброком) согласно сословному статусу рентополучателя.

Дефицит природы, пригодной для рентной экономики, не раз приводил к серьезным коллизиям, которые разрешались только в одном случае — в случае расширения территории, которое позволило бы устранить то ощущение несправедливости («недодали»), которое нарастало в обществе. Современные исследователи, например, с помощью подобной логики оправдывают «смутное время». Впрочем, отмечается, что силовые меры не подействовали в должной степени – градус недовольства удалось снизить лишь после захвата Сибири и Поволжья и получения новых территорий для городьбы поместий и обеспечения их защиты с помощью крепостей.

Коренная суть нашего региона была именно из этого времени и именно такой — городьба государева большой территории с обеспечением базовой защиты от посягательств на ренту, с последующей дележом захваченной географии с городьбой поместий и наделов.

Никакого другого смысла губерния, увы, не приобрела и после отмены крепостного права. «Дворянское гнездо», о котором сегодня многие краеведы говорят с восхищением, – это артефакт желания сохранить старые порядки вопреки всему.

Итог известен каждому, кто читал учебник по краеведению для средней школы, – Симбирская губерния так и не приобрела никакой промышленности и не переродилась новыми смыслами, которые позволили, например, за очень небольшой срок Самаре стать купеческим городом.

Дачи как функциональные наделы

За ширмой красных флагов и за риторикой коммунизма латентно спала все та же городьба, явно проявившиеся уже в 60-е годы прошлого века. Изменилась лишь функциональная глубина — если в 18 веке рента с территории могла быть лишь одной, земледельческо – кустарной, то 20 веке спектр функционала поместий расширился. Выяснилось, что территория может быть использована и иначе, а рента может быть и административной. Именно это глубинное открытие и позволило оттянуть очередной кризис, связанный с невозможностью дальнейшего роста территории — расти СССР было уже, фактически, некуда. А это означает, что исконная модель развития забуксовала.

Найденные новые смыслы, которые можно отлично проследить по графику роста экспорта нефти и по количеству образовывающихся новых слобод при больших городах, послужили катализатором явного возвращения исконных смыслов в своей самой стабильной форме сословной империи, живущей на ренту со своей географии.

Столь глубинный пласт неизбежно должен был вернуть традиционную логику: государство должно давать участок географии для городьбы, этот участок должен эксплуатироваться так, чтобы его получатель (из низших сословий) мог выживать, либо (если получатель из привилегированных сословий) получать с него ренту, которая полагается ему по сословному статусу.

Но возникла проблема. Населения, даже с учетом захвата после революции новых территорий, оказалось значительно больше, чем в Российской империи. Обеспечить всех поместьем необходимого по статусу размера уже было физически невозможно. И если в случае привилегированных сословий проблема была решена по описанному выше способу с помощью разделения функционала одной и той же территории между несколькими претендующими на ренту (областной комитет партии, министерство, УВД, крупная слобода и т.д.), то проблема наделения географией низших сословий была решена иначе — с помощью дач.

Смысл советских дач

Один из модных ныне публицистов — воспевателей «особого пути» России Александр Горянин в своей книге с говорящим названием «Россия. История успеха» попытался осмыслить феномен того, что в СССР и сейчас было принято называть дачами. По мнению автора, дачи — это одна из важнейших «скреп» для населения, практически культурный код, уникальный для мира. Такого же мнения придерживаются и многие другие подобные исследователи.

При этом практически всегда историю дач ведут с мещанских и мелко-дворянских традиций 19 века, когда в крупных городах вывоз семейства на дачу был обязательным «пунктом программы» для любого уважающего себя городского жителя.

С восхищением описываются дачные балы, вспоминается Чехов, дачные романы, гастролирующие по дачам театры и прочие элементы мелкодворянского быта. Затем делается вывод — дачи в СССР и современные дачи – это прямое продолжение этих традиций.

Исходя из вышеизложенного несложно понять, что это вовсе не так. Те дачи и нынешние «непонятно что», называемое так же, связывает лишь название. Да и то по недоразумению — дачи 19-века не давались как поместье, а покупались или снимались, поэтому формально корень «давать» использован неправильно.

Дачи в СССР именно давали. Это был НАДЕЛ, причем вынужденно минимизированный по своим размерам. Причина проста — наделять население большими поместьями было невозможно из-за ограниченности территории и сложности сбора оплаты за надел трудом. Именно из-за этого дачи вынужденно теснились в непосредственной близости от слобод, в которых наделенные должны были оплачивать свой надел трудом. Другого варианта не было — оброк за пользование 6 сотками был бы слишком незаметен, чтобы иметь экономическую целесообразность.

Данные в обмен на труд на барщине дачи минимальных размеров использовались по прямому назначению — для выращивания закуски в открытом грунте, то есть для обеспечения выживания.

Таким образом по сословному статусу наделенные оказывались весьма близки к крестьянам, но, ввиду недостаточного для полноценного выживания размера наделов, дополнительно обеспечивались денежным содержанием, именуемым получкой (от слова «получать»), а вовсе не зарплатой (от слова «зарабатывать»).

Нынешние дачи

С постепенным развалом предприятий – поместий и деградацией их слобод, наделы, выделенные работникам, перешли в свободный оборот и приобрели статус микро-поместий.

Идущий параллельно в деревнях процесс перехода батраков в статус смердов привел к освобождению их наделов, которые образовались после раскрепощения путем ликвидации колхозов и совхозов. В результате, постепенно в оборот попали земли с/х назначения, пригодные для обустройства новых поместий.

При этом сельскохозяйственная ценность поместий постепенно была утрачена, заменившись, ввиду выстраивания четкого сословного деления, статусной ценностью.

Небольшие исключения в виде сохранившихся кое-где усадеб 90-х, демонстрирующих классовое различие, при анализе тренда можно не принимать во внимание.

Владение поместьем стало равно владению участком географии, перестало быть источником ренты и обрело смысл демонстрации сословного статуса. Городьба стала механизмом прямого указания на размер сословной ренты от выделенного основного поместья, которое, как мы уже отметили, чаще всего ныне представлено в функциональной, а не в географической форме. Но необходимость обозначения поместья в натуре осталась неизменной — именно эту функцию ныне и несут разнообразные новые дачи и загородные дома.

Пример: Чиновник Андрей Львович занимается в одном из районов налаживанием образования. Его поместье географически — это весь район, но функционально оно ограничено только учреждениями образования. У успешного чиновника возникает необходимость выделить в натуре свой статус и за счет полученной с поместья ренты он выстраивает себе поместье в виде положенного по его статусу загородного дома в 250 квадратных метров, который использует в основном для демонстрации статуса, посещая его лишь два раза в год с другими помещиками со своего района.

Итог оказался печален — захват географии с целью демонстрации статуса путем пафоса поместья привел к катастрофической деградации ландшафтов.

Деградация родины

Удивительно, но на проблему катастрофической деградации ландшафтов из-за поместий, по инерции называемых дачами, обращают внимание немногие. Среди серьезных специалистов стоит выделить московского географа Владимира Каганского, который впервые четко обозначил проблему. Его наиболее известная цитата, связанная с проблемой, приведена даже в Wikipedia:

«В погоне за близостью к природе участники дачного бума заняли, застроили, ограбили и загадили эту самую природу; расчленили её на части и оттеснили её от прочих жителей городов. Дачный бум – разрушение именно той среды, где должны формироваться простые и ничем не заменимые образы и понятия: поле, лес, луг, роща, опушка, деревня, усадьба, сельский погост, ключ, ручей, река, пойма и долина реки».

Добавить к этому нечего — в правоте слов господина Каганского можно убедиться, если внимательно присмотреться к окрестностям Ульяновска — поместья захватили почти весь берег Волги, почти все лесные поляны, «дачами» застроены все опушки леса и берега малых рек.

При этом процесс продолжается с катастрофической скоростью — любовь к природе путем городьбы её красивых участков демонстрировать стало не просто модно, а, ввиду статусности, просто необходимо. При этом чем более ценный участок природы удалось огородить, тем более явно демонстрируется сословный статус. Близким к губернатору людям можно все — огородить заповедные острова, выстроить трехэтажный коттедж на спуске к Волге, захватить озеро и т.д. Благо, никаких серьезных препонов для этого не осталось — земли с/х назначения перешли в свободный оборот, изменения в Водный кодекс сняли и большинство законодательных ограничений на городьбу берегов, новый Лесной кодекс позволяет без проблем заполучить и кусок коренного леса. Все зависит лишь от статуса.

Особенно опасен этот процесс для лесостепи, к которой и принадлежит Ульяновская область. Базовых ценностных ландшафтов у нас и так немного, а городьба убивает последние.

В качестве типичного примера можно привести лес между Красным яром и Крестовыми городищами на левом берегу Волги. Восточная его опушка полностью застроена «старыми» дачами, северная — коттеджами, а несколько лет назад началась и распродажа самого леса на берегу Волги. Там уже вовсю строят очередные поместья.

В результате столь активной тяги к природе мы, жители области, сразу же лишились и опушки, и поля, и берега, и деревни (Красный яр превратился в коттеджный поселок с 3-х метровыми заборами), и прочих базовых ландшафтов, которые и формируют понятие родины.

Процесс неостановим — если его скорость не уменьшится, то уже через пару лет у нас не останется ничего, что можно было бы назвать природным пейзажем. Будущим художникам волей-неволей придется рисовать лишь один пейзаж — стену из профнастила с колючей проволокой поверх.