«Что ищет он в стране далекой, что кинул он в краю родном?» подумалось мне еще полтора года назад, когда директор Ульяновского драматического театра имени Гончарова Наталья Никонорова представляла прессе нового художественного руководителя – Сергея Морозова.

Молодой мужчина, человек практически столичный (семья Морозовых переехала в Ленинград в 1988 году), выходец из театральной семьи (его отец Анатолий Афанасьевич до сих пор творчески активен и ставит спектакли в разных городах России), выпускник Академии театрального искусства… Но в то же время, когда молодежь со всей России едет в Москву и СанктПетербург, чтобы реализовать свои амбиции, этот человек, судя по всему, тоже не лишенный амбиций, еще 15 лет назад, наоборот, уехал из Петербурга – сначала в Кострому, потом в Великий Новгород, теперь – в Ульяновск. В течение полутора лет мы вместе с театральной публикой присматривались – и с удовольствием – к Морозову-режиссеру через его спектакли. А сейчас, накануне его отпуска, мы решили расспросить его как о вечном, так и о личном.

Из Петербурга в провинцию

– Сергей Анатольевич, почему Вы выбрали для себя работу и, по большому счету, жизнь в провинции?

– Этот выбор был сделан мной сознательно. Петербург обладает достаточно консервативной внутренней структурой театральной жизни, поэтому молодой режиссер может либо выжидать возможных постановок, либо отправиться в провинцию и зарабатывать опыт на солидных площадках с серьезным материалом и сильными труппами.

Из пяти режиссеров-выпускников моего курса второй путь был выбран только мною. Я привык работать собранно, поэтому у меня за 15 лет в профессии режиссера состоялось более 50 премьер. Количество в определенных случаях не означает качество, но всегда означает обретение опыта и расширение набора навыков. Уже через год после выпуска мне сделали предложение стать главным режиссером, и я провел в Костроме счастливые семь лет, пока меня не «переманили» в Великий Новгород. Это был театр других, не менее сложных задач, решать которые мне было интересно, так как человек я азартный. Затем были три года существования в ранге «свободного художника» до приезда в Ульяновск, когда расширилась география моих постановок: на западе возникли Сербия и Эстония, на юге Таганрог, на востоке – Челябинск.

В те же годы произошло возвращение в мою альма матер – Молодежный театр на Фонтанке под руководством Семена Спивака. Мои первые театральные впечатления и выбор профессии связаны в большей степени со спектаклями моего отца, Анатолия Морозова, но процесс обучения происходил именно на берегах Фонтанки. В текущем репертуаре этого театра идут два спектакля, выпущенные мной за последние годы. Сейчас я продолжаю по возможности сотрудничать с этим замечательным коллективом.

У провинции есть огромный плюс для молодого режиссера: воз—можность соприкосновения с серьезным драматургическим материалом и работы с лучшими артистами труппы (а я считаю, что целый ряд артистов провинциальных театров может дать фору многим столичным актерам).

Забвение души

– Сейчас Вы работаете над своей четвертой постановкой в нашем театре – и все они о любви.

Какое это чувство лично для вас абсолютно понятное или, напротив, произведения помогают Вам постичь его?

– Конечно, второе. Мне интересно снова и снова исследовать это чувство. Тем более что, как бы ни была богата впечатлениями жизнь одного человека, она все равно не охватывает весь спектр ощущений, который дарует любовь. Кроме того, наше время заставляет людей закрываться, существовать в сухих взаимоотношениях друг с другом.

Человеческие отношения, в которых присутствует волнение, становятся как бы ненужными и старомодными. Поэтому, мне кажется, говорить об этом чувстве со зрителем важно и более того – необходимо. Театр может дать «глоток свежего воздуха», как говорили мне о спектакле «Месяц в деревне». Мы делаем это через развитие взаимоотношений, через то электричество, которое порой бывает разрушительным.

Сейчас в «Бедной Лизе» мы говорим о несовпадении неких волн, которые соприкасаются на секунду, а дальше вдруг идут вразлет страшно и губительно.

– Знаю, в эти дни как раз идут репетиции этого спектакля…

– Я получил именной грант президента РФ на постановку спектакля «Бедная Лиза» в рамках общественно-гуманитарной инициативы «Карамзинское движение: культура и история». Вместе с постановочной группой и актерами мы нашли любопытный ход спектакля. Мы ставим практически весь текст Карамзина, в том числе – авторские оценки, описания. Основной рассказчик – главный герой спустя много лет (эта роль доверена народному артисту России Алексею Дурову). Но это не будет литературным театром! Это будет театр, который созидается на глазах зрителя. Четыре девчонки и трое мальчишек будут играть всех – деревенских парней, пастушков и селянок, основных персонажей и видения в снах… Спектакль начнется с подтрунивания над сентиментализмом, а придем мы, надеюсь, к очень серьезному осознанию и эмоциональному погружению в эту историю. Когда я на днях рассказал на репетиции, каким видится финал, девушки захлюпали носами. В спектакле может быть очень много юмора. Посредством звукописи, практически без фонограммы, вживую актеры создадут картины природы.

Также мы поднимаем пласт неизвестных и оттого еще более привлекательных для меня народных песен.

Но, конечно, это и трагическая история «забвения своей души», как главной героини, так и предмета ее чувств. В целом, надеюсь, постановка окажется интересной не только из-за имени Карамзина и сюжета, но и самим способом построения спектакля.

Испытание любовью

– Мне приходилось слышать мнение, что именно фатальный исход, невозможность любви сделали истории Ромео и Джульетты, Тристана и Изольды, Лейлы и Меджнуна столь совершенными и бессмертными. Как Вы считаете, может ли любовь длиться годами, не изживая себя?

– Да, и есть много тому примеров. Это огромный труд – пронести ценность и необходимость друг друга через время и сложности. Другое дело, что театр всегда исследует некие экстремальные, пиковые ситуации. В театре может быть история о том, как, несмотря на невзгоды, пройдя через искушения и испытания, люди пронесли через всю свою жизнь трепет и верность друг другу.

И испытание ежедневными буднями есть одно из самых жестких испытаний. Важно сохранить себя как человека, не стать колесиком в машине жизни. А испытание бытом в семье может стать очень серьезным.

Может быть, трагизм «Бедной Лизы» даст зрителю то очищающее состояние, которое позволит задуматься о ценности и важности наших чувств.

– К разочарованию поклонников, актрисы и актеры часто женятся друг на друге. Им приходится не только делить быт, но и постоянно быть рядом. Счастье это для них или еще одна сложность?

– В каждой паре это происходит по-своему. Мне кажется, взаимоотношения актера и актрисы, особенно существующих на одной сцене, – это очень серьезное испытание. Им нужно четко понять, кто в паре является лидером. Бывают истории, когда актриса более успешна, чем ее супруг.

Или, наоборот, она существует в шлейфе его успешности в театре. Тогда возникают внутренние проблемы.

С другой стороны, это общность интересов и, например, совпадение графика отпусков. Надо и разделять некий фанатизм служения профессии, и уметь «выключать» его, выходя из театра, – а это сложно. Невозможно включать свой талант в одиннадцать утра и выключать его в два часа дня. Увы, некое страстное погружение в профессию отнимает столько времени, что порой целые периоды жизни летят мимо. Чрезвычайно горько осознавать, что ты не успел заметить младенчество своего ребенка. Я, к сожалению, очень редко бываю на «первых сентября» – их у моего сына осталось всего три, и на очередное я опять не попаду. Когда пары находят баланс между тем, чтобы не быть в театре формально и не пропустить при этом жизнь, тогда они счастливы.

Близкие по духу

– Переезжая из одного города в другой, Вам приходится расставаться с друзьями. Как же Вы проводите свободное время, находятся ли люди, с которыми можно вместе отдохнуть, поделиться чем-то важным?

– Досуга мало катастрофически. Я существую на два города – работа в Ульяновске, жена и сын в Петербурге. У меня есть несколько друзей, не связанных с театром, и когда мы встречаемся, нам всегда не хватает времени. Я разделяю работу и дружбу, а пока моя жизнь в Ульяновске нацелена на исполнение служебных обязанностей. Для меня важнее, чтобы в театре постоянно шел процесс органичного развития. А это требует больших усилий.

– В минувшем сезоне нас удивила работа Владимира Кустарникова в спектакле «Коварство и любовь». За последние годы публика привыкла смеяться еще до первой его реплики. Как вам обоим работалось над этой ролью?

– Я очень рад сотрудничеству с Владимиром Петровичем. Он очень инициативный артист, тонко слышащий. Зная его репертуар, – а он при Юрии Семеновиче Копылове переиграл огромное количество ролей трагедийного и драматического плана, в том числе Гамлета и Ричарда, – я не ощущал, что тащу его в неизведанное. Да, он замечательный острый артист и может работать совершенно по-разному. Тонко, в пастельной гамме он существует в «Божьих одуванчиках». В «Коварстве» – совсем другая палитра, и мне очень интересно работать с ним в таком ракурсе и жанре. Эта роль – наше дуэтное, совместное сочинительство образа.

– Вы в очередной раз сотрудничаете с Дмитрием Аксеновым.

Что Вам близко в его работе?

– Это некое совпадение образа мыслей и душевных вибраций. Для знакомства с этим художником я посетил пару спектаклей театра «Enfant-terrible», но камерное пространство ставит одни задачи, а большая сцена – другие… Мы долго шли к решению пространства «Коварства и любви». Меня многое не устраивало в первых эскизах. Однажды я остро ощутил параллель общего замысла с «Репетицией оркестра» Феллини, и в этот же день Дмитрий принес другие эскизы – со стульями для оркестра, с нотным станом – и я поразился этому совпадению. Его пространство в спектакле «Калека острова Инишмаан» серьезная работа художника-мыслителя. В его работах всегда сквозит глубоко личностный оттенок.

Порой странный и неожиданный, что делает его еще более привлекательным.

Почти коллекция

– Сегодня я впервые вижу Вас без шарфа, зато в глаза бросился красный цвет туфель. Вы всегда выглядите оригинально – это чтото вроде хобби?

– Да! И только погода 25+ мешает накинуть что-то еще. Даже сегодня, выходя из дома, я думал: не накинуть ли клетчатый пиджак? Я считаю, что моя одежда должна отличаться от того, что носит большинство. Но сам я нечасто подбираю одежду – обычно меня одевает супруга. Мое увлечение шарфами, шейными платками, кашне облегчает жизнь моих друзей, потому что они знают, какой подарок меня всегда обрадует, а у меня появляются новые возможности для комбинирования. Смена шарфа – это как смена флага обозначений погоды.

Давние мои знакомые способны прочитать мое настроение по цвету и узлу шарфа.

Беседовала Анна ШКОЛЬНАЯ