В августе этого года исполняется 150 лет страшному бедствию, уничтожившему наш деревянный по преимуществу город и повергшему в ужас симбирян.
С 13 по 21 августа 1864 года случилось десять пожаров. Сгорело 1522 здания, в том числе 12 церквей. 30 общественных заведений, 1480 частных домов, погибли 138 человек.
Симбирск представлял собой жуткое зрелище: на улицах лежали обгорелые трупы, из груды дымящихся развалин выходили полунагие, в обгоревших платьях, искалеченные огнем, с безумными глазами люди. Слышались вопли несчастных, отыскивавших жен, детей, родителей…
Предвестниками страшного пожара стали несколько подметных писем, кото_рые появились летом 1864 года. В них говорилось, что город вскоре будет сожжен. И действительно: 13 августа Симбирск начал пылать.
Подробности бедствия описаны в воспоминаниях очевидцев. Один из них – Владимир Петрович Юрлов, представитель известного в Симбирске семейства Юрловых – оставил нам настоящий репортаж о тех страшных днях. Вот выдержки из его мемуаров.
«Огонь со страшной быстротой пожирал целые кварталы, так что спасать имущество не представлялось никакой возможности».
«Моим жилищем стал весь Божий мир, моей кровлей, моей одеждой – облака пыли и дыма. Три дня я был без куска хлеба и капли воды».
«Когда на четвертые сутки кому-то из погорельцев удалось добыть бочонок тухлой воды – толпа наперебой вымаливала у счастливца каждую каплю этого драгоценного для нее нектара, чтобы хоть сколько-нибудь утолить мучившую жажду. Но еще ужаснее был 19 августа, когда, почти одновременно, загорелись Чебоксарская, Панская, Большая и Малая Конные улицы, последняя часть Дворцовой, женский монастырь, губернаторский дом, дворянское собрание, архиерейский дом, присутственные места и другие».
«Напрасно звал призывной колокол православных на защиту храмов Божьих, – люди обезумели и видели перед собой одну смерть. Отвернулся Господь от грешных детей своих, отступило Его Святое воинство, и выступили подземные силы, празднуя свой ужасный праздник».
«Но чаша страданий была еще не полна, и еще больший ужас охватил население и дошел до высшей степени напряженности, когда с быстротою молнии пронесся грозный слух, что как только стихнет пожар – начнут жечь оставшееся имущество, а жителей – резать… Кто будет жечь, чья злодейская рука поднимется на несчастных? Где этот таинственный враг? Никто этого не знал». «Все трепетало, все сливалось в одно целое – слабое, беспомощное. Богач и бедняк, вельможа и простолюдин – все побратались, всех соединило общее несчастье. Готовясь к смерти, люди прощались друг с другом, и священники торжественно исповедовали, напутствуя несчастных в вечность».
«Как бездомник, бродил я там, где еще так недавно располагался красивый город».
«Пожары окончательно прекратились только в октябре месяце, когда начал выпадать снег».
«Встревоженные жители выбрались за город и расположились бивуаком на окрестных полях и островах Волги. Эта бивуачная жизнь в осеннюю, холодную и дождливую пору не прошла бесследно для лиц, лишенных самого необходимого: появились болезни, а лечить было нечем и некому, потому что аптеки погорели, доктора же разъехались кто куда мог. Женщины на глазах посторонних разрешались от бремени и умирали за отсутствием помощи; гибли и младенцы. Умершие оставались по нескольку дней без погребения, так как с уничтожением большей части церквей богослужение сделалось затруднительным».
«Недостаток хлеба обнаружился очень скоро; имеющиеся запасы последнего раздавались бесплатно, в виде пожертвования или милостыни – за деньги же, в первые после пожара дни, было невозможно купить его. Присланный по Высочайшему повелению генерал-адъютант барон Врангель привез для раздачи 10 тысяч рублей, которые он сам лично и раздавал нуждающимся, стараясь, по возможности, удовлетворить на первое время самые необходимые потребности».
«По Высочайшему же повелению служащим всех ведомств, занимающим классные должности, был выдан не в зачет годовой оклад содержания, неклассным же чиновникам по 130 рублей».
«Отзывчивость русского человека к горю и нужде в этом случае оказала значительные услуги, так: со всех концов широкой России потекли денежные пожертвования, а жители соседних городов и селений начали подвозить печеный хлеб и одежду. Но, несмотря на это, нужда долго и сильно давила население, так как с наступлением зимы возник новый неразрешимый вопрос – о размещении громадной бесприютной толпы народа».
«Для производства следствия о причинах пожаров, по Высочайшему повелению, была назначена особая комиссия, которая по недостатку данных для выяснения дела, признала виновными в поджогах двух солдат квартировавшего в Симбирске полка, которые и были приговорены к смертной казни. Этот печальный и торжественный акт правосудия был совершен за Александровским садом, по пути в Киндяковку».
«Симбирский полицмейстер Барляев был уволен от должности еще 18 августа, а на его место прибыл бывший исправник Некрасов; богатырь ростом и силою, и принялся с помощью прибывших казаков восстанавливать порядок. Строгость действительно была необходима для возмущенных страшным бедствием жителей».
«Когда же стали продавать калач, цена на него была необыкновенная, но держалась она лишь несколько часов, так как губернатор пригрозил продавцам острогом. Мяса же нельзя было скоро достать, и мы им стали пользоваться, сколько помню, не ближе 25 августа. К довершению народного бедствия, лишь только погорельцы поселились в полях, полил дождь, и вместо сильной жары наступил холод. Это время было действительно тяжелым для погорельцев. В это время, в особенности по ночам, у нас образовался настоящий военный бивуак. Мы раскладывали и жгли костры из хвороста, или разбирали уцелевшие плетни в огородах. Кстати сказать, что владельцы этих огородов, на которых поспели уже капуста, огурцы и прочие овощи, лишились своих овощей. Они или были втоптаны в грязь, или просто украдены. Точно так же были опустошены и все приволжские сады…»
«Одним словом, в течение одной или даже двух недель после пожара господствовала в городе полная анархия, и лишь с приездом в Симбирск генерал-адъютанта барона Врангеля начал водворяться порядок.»
Другие подробности о тех страшных днях можно узнать в музее «Пожарная охрана Симбирска-Ульяновска» Музея-заповедника «Родина В.И. Ленина». Там есть диорама, передающая накал страстей и масштаб бедствия августа 1864 года, демонстрируется оборудование, которое использовали огнебор-цы того времени.
Симбирскому пожару 1864 года посвящена еще одна выставка с документами из Государственного архива Ульяновской области. В сети Интернет музейщики в хронологическом порядке, начиная с 13 августа, выкладывали материалы, рассказывающие об этом событии 150-летней давности.
А в памятный день завершения пожара, вечером 21 августа, на площадке перед музеем прошла акция с пластической реконструкцией самого разрушительного в истории города бедствия, квестом и файер-шоу. Можно было увидеть выставку современной пожарной техники и сфотографироваться в костюме огнеборца.
Не так давно к этой «круглой» дате в жизни города в музее открылась необычная выставка «Огненные метки». Она представляет таблички, которые выдавали до революции вместе со страховым полисом владельцам, застраховавшим свою недвижимость. Их собрал коллекционер, московский журналист Дмитрий Суетин.
– Таких коллекционеров в России немного – всего около сотни человек, – говорит заведующая музеем Ирина Телегина. – Экспозиция с табличками приурочена к 150-летию образования земских учреждений, которые в том числе занимались и продвижением страхования от пожаров. Суетин привез в Ульяновск таблички, закреплявшиеся не только на домах, но и внутри квартир, а также таблички, прикреплявшиеся к различным грузам, которые считали необходимым застраховать их хозяева.
Любопытно, что таблички являют собой образец рекламы своего времени. В их оформлении для привлечения потенциальных клиентов страховые общества использовали слова, внушающие надежду на защиту, например, «Россия», и такие изображения, как якорь, феникс, саламандра и даже восьмиугольник, который является составной частью изображения иконы «Неопалимая Купина».
Ирина Морозова