В Ульяновск на фестиваль «Фрегат «Паллада» съехались известные русские путешественники, географы. С одним из них, Максимом Астаховым, побеседовал «Симбирский курьер».

Максим – уроженец Татарстана, занимается подводным плаванием.

Он – обладатель первой в мире золотой медали по дайвингу, а также один из тех, кто спускался в водолазном костюме под лед на озерах близ Оймякона и в Антарктиде.

Страшен не большой айсберг, а маленький

– Наша крайняя экспедиция – «Антарктида-100» – была в декабре. Это одна из трех экспедиций, которые вошли в проект «Полюс холода». Цель – изучение возможностей человека, оборудования, сбор проб для ученых в крайне холодных местах планеты.

Первые две экспедиции прошли в Якутии: сначала на озере Лыбынкыр, затем – на озере Ворота. Оба находятся рядом с поселком Оймякон – самой холодной точкой в северном полушарии. Там было впервые совершено погружение под лед в самом холодном месте, глубина составила 63,5 метра. Третий этап – как раз «Антарктида-100». Там поставили себе задачу: сделать тесты на глубине 100 метров в холодной воде, понять, как отреагируют организм, оборудование.

– И как там, подо льдом?

– Средняя температура в Якутии тогда была -60 градусов. Нас возила по тайге группа «КамАЗов». Федеральная трасса «Колыма» такая, что 100 километров мы преодолевали за сутки. Из-за низких температур там машины полгода работают не переставая – осенью их заводят и только весной глушат. Толщина льда на якутских озерах достигала полутора метров – целая история этот лед было выпилить. Местные предоставили опытных проводников – тамошнее отделение Русского географического общества посодействовало. Без них было бы сложно пропилить такой лед. Его выбирают по слоям. В конце оставляют самый тонкий слой, а получившуюся яму глубиной полтора метра заливают водой. Появляется такая майна, где последний слой нужно пропилить, уже находясь в воде. На озере Лыбынкыр очень понравилось. Мы сделали фотографии, взяли образцы флоры и фауны со дна. Кстати, по итогам экспедиции было сделано научное открытие – с нами была сотрудница иркутского института. Она давала нам баночки, чтобы мы со дна зачерпывали. И в своей лаборатории она обнаружила два новых вида микроорганизмовэндемиков, которые водятся только в этом озере, и передала данные в Австралийский университет. Что касается Антарктиды – там 100 метров мы не достигли, уперлись в дно на глубине 97.

– 100 метров то есть там и не было?

– Начнем с того, что мы пошли в Антарктиду из Аргентины на парусной яхте через пролив Дрейка. Он знаменит тем, что среди пиратов только прошедший через этот пролив мог в правое ухо повесить золотую серьгу: всегда штормит сильно. Четыре дня в таких условиях шли в сторону Антарктиды. Погода из запланированных на погружения трех дней дала нам поработать только восемь часов. По сути был единственный шанс – сразу нырнуть на 100 метров. Еще одна особенность – мы ныряли в бухте на острове Десепшен, который является вулканическим. И на некоторых окраинах острова вода настолько теплая, что можно купаться. Мы этого не испытали, нам рассказывали ребята, которые приплывают туда на туристических лайнерах. Девушки в купальниках, парни в шортах лежат в теплой антарктической воде… После погружения мы доплыли до станции «Беллинсгаузен», пообщались с нашими полярниками, передали им подарки. Полтора года они не ели бананов, а мы им из Аргентины привезли фруктов, вина, шампанского – все это было под Новый год. Ребята были очень благодарны. Еще два дня провели у берегов Антарктиды, а обратно добирались пять суток. Постоянный шторм, яхта идет под углом, спать невозможно, сырость, влажность, ледовые вахты…

– Это что такое – ледовые вахты?

– У берегов Антарктиды шторм покрушил несколько айсбергов. Они, большие, видны над поверхностью как пятиэтажные дома. Под водой, разумеется, они еще крупнее. Такие айсберги не очень страшны, их видно издалека, можно объехать за несколько миль. И вот первые сутки мы несли ледовые вахты – капитан выставлял на полтора-два часа, мы высматривали маленькие айсберги величиной с холодильник. Столкнуться с ними в проливе Дрейка – опасная вещь. И один раз это чуть не произошло. Товарищи вовремя заметили, успели увернуться. После чего капитан, голландец, который 20 лет в этих водах ходит, даже не пожалел бутылку джина.

Страшно бывает всем
– Ваш соратник Дмитрий Шиллер говорил, что на глубине, кроме того что темно и сыро, еще и страшно. У вас такие чувства возникали?

– К таким погружениям на 100 метров мы готовились – правда, в Египте, потому что тренировки не подразумевают экстремальных условий. Но страх всегда есть, потому что мы не знали, что там, под водой. В Антарктиде обитают касатки, морские леопарды. Но повезло, штормило – все тюлени и леопарды лежали на берегу. Мы с ними фотографировались, еще с пингвинами, спутниками нашими. Погружаясь в незнакомом месте, никогда не знаешь, что тебя ждет. Тем более задача – впервые опуститься в холодных водах на 100 метров. Нам не у кого было спросить. Температура, кстати, колебалась от 0 до -3 градусов. Да еще столкнулись с протечкой сухого костюма.

Не очень приятно понимать, что два часа ты будешь мокрый в этой воде.

Выйти невозможно – есть определенные обязательства, которыми нельзя пренебречь. Иначе при выходе на поверхность можно получить серьезную травму, вплоть до летального исхода. Так что я не видел еще ни одного человека, которому не было бы страшно. Такие, наверное, долго не живут.

– Пингвины, тюлени людей боятся?

– Нет, очень добродушные. Когда ближе пяти метров подходишь, конечно, пингвины начинают от тебя отходить, но зато есть фотография, где камера в десяти сантиметрах от носа тюленя находится. Уплывают, конечно, когда с ними собираешься сфотографироваться. Тем более, они в своей стихии. Это на суше пингвины неповоротливы, а в воде развивают сумасшедшую скорость. Только зашел в воду – и через 15 секунд вылезает на другом берегу бухты.

– Испытание человеческих возможностей – главная задача таких экспедиций?

– Многим людям из научного сообщества интересно понять, что происходит с человеком в таких условиях: одно дело нырнуть на 100 метров в Египте и другое – под лед, где ты, если от ходового конца отцепишься, можешь дорогу обратно потом и не найти. За одно погружение мы стараемся собрать данные по максимуму – и понять, что с организмом происходит, и пробы какие-то забрать.

Нас пугали, что в холодных водах даже с оборудованием через 20 минут у человека останавливается сердце. В ходе тренировок поняли, что это не так. Можно и по часу, и по два.

В Антарктиде погружение заняло 72 минуты. Это долго для воды в 0 градусов.

– Когда на глубине кончается естественный свет?

– В каждом водоеме – по-разному. И пропадает постепенно. Сначала, как в известной поговорке: «Каждый охотник желает знать…» – пропадает красный. Он сразу становится серым. И так далее по цветам радуги.

– А полная темнота?

– В условиях России полная темнота наступает очень быстро. В реках особенно, в озерах – попроще. Если заходите под воду и видите свои щиколотки, не обманывайтесь – на самом деле через 50 сантиметров от поверхности воды вы уже ничего видеть не будете. Только если упереться во что-то и рассмотреть. Хотя есть чистые водоемы, конечно. Под Казанью, например, озера Голубые.

Там и зимой, и летом температура воды 6 градусов.

Памятник на глубине
– Общались наверняка с жителями Оймякона? Как они живут в таком климате?

– Не могу сказать, как живут в Оймяконе. Мы все время либо в пути были, либо в сторожке рядом с озером. Но условия такие, что роли в команде были расписаны поминутно.

Молодежь с нами ездила – два 17-летних парня, они также ходили в лес, заготавливали дрова. Самая распространенная травма в таких местах, как ни странно, ожог. Конечно, я понял, что сухость воздуха нивелирует 60градусный мороз, воспринимается он там легче, чем воспринимался бы у нас. Но интересное наблюдение: лед, который мы выпиливали в эти 60 градусов, на поверхности от мороза трескался и лопался. С деревьями то же самое там происходит.

– Для раскопок городов, которые затонули, в том же Куйбышевском водохранилище, часто используется именно холодовое погружение. Участвовали в осмотрах местного дна?

– Участвовали, в том числе с Ульяновским географическим обществом. Применяем подводные металлоискатели. В прошлом году летом с ульяновскими географами участвовали, по тем точкам, которые дали ваши ученые. Тут большую работу проводят люди, которые черпают информацию из архивов. Водохранилище огромное, нельзя просто так взять и плавать по дну в поисках артефактов каких-то. Найти что-то помогают только металлоискатели.

– То есть слободу,затопленную в 50-е, под водой не видно?

– Нет, не видно. Тем более что все это зарастает ракушечником. Есть места, где видно кладку фундамента. Но идентифицировать, что это было за здание, уже очень сложно.

Большую помощь в таких акциях оказывают старожилы, которые с берега более точно могут указать, в каком месте стояли поселения.

– А что в ближайших планах?

– Этим летом совершим погружение, чтобы на глубине 100-120 метров установить подводный памятник судам и кораблям, затонувшим во Вторую мировую войну.

Сергей Гурьянов