Буквально месяц назад мы публиковали интервью с иконописцем Виталием Борисовым. Его “стаж” более двадцати лет. Человек, который живет и работает в Ульяновске, и никуда не собирается уезжать. Хотя ему приходилось трудиться и в Греции и в США, наш город ему кажется самым комфортным местом обитания. Пример “портфолио”: в 2001 г. Виталий создал новый образ для канонизации адмирала Федора Ушакова. Сейчас редкая церковь не имеет либо репродукции, либо «списка» с этой иконы. Сегодня он прислал нам текст со своими размышлениями о происходящем вокруг нас. Представляем вашему вниманию.
IMG_2084

Происходящее вокруг необходимо понять. Понятная картина мира дает человеку уверенный взгляд на свое настоящее, прошлое и будущее. Но в последние годы мир вдруг стал стремительно меняться. Интенсивность изменений так велика, и носит такой существенный характер, что наша способность понимать вновь открывающиеся феномены постоянно отстает, постоянно застревает в прошлом. Американский православный монах и духовный писатель Серафим Роуз часто говорил своим друзьям: «Уже позднее, чем Вы думаете». Действительно, наше понимание хронически запаздывают по отношению к меняющимся смыслам. Складывается ощущение, что практически ежедневно мы имеем дело с чем-то принципиально новым, непривычным, и сложившиеся представления об окружающих вещах ничего уже не объясняют, ни к чему не применяются. Привычная картина мира не накладывается на возникающие образы. Такая ситуация производит в душе не радостное чувство обновления, а холодящее и пронзительное ощущение от внезапно диагностированного заболевания, которое рано или поздно убьет организм.
Неудержимо разрастаются новые понятия и отношения, осуществляются какие-то «креативные» программы и проекты. Все созидается, обновляется и трансформируется. «Инновация» и «модернизация» стали ключевыми словами разворачивающихся событий. Непонятно только, для какой цели все это делается. Очевидно, например, что прежняя система образования была лучше и эффективнее. Медицина, при всех ее недостатках, лечила людей. Заводы работали. Была заметна настоящая забота государства о спорте и культуре. Теперь же провозглашаемая модернизация реально не производит ничего нового, только множит виртуальные проекты, трансформируя и уничтожая то, что еще уцелело от старой медицины, образования, культуры. Остатки старого – единственное, что связывает нас с реальной человеческой жизнью. Можно сказать, что реальность осталась в прошлом. Контуры современной реальности становятся все более расплывчатыми и неясными, а будущее – пугающим и проблематичным. Попытки осуществить какой-то дискурс, как-то объяснить меняющуюся ситуацию, ничего не объясняют, а только умножают тексты. И чем умней и проницательней они написаны, тем сильней чувство тревоги от приближающегося распада и скорого конца.
***
Возникает ощущение, что мы внезапно оказались в какой-то альтернативной реальности, где все смыслы и значения вещей были незаметно подменены, где на месте привычных предметов появились их двойники и муляжи, где от нормальной привычной жизни сохранилось лишь смутное и болезненное воспоминание. Куда-то вдруг подевалось все настоящее и подлинное, кругом остались только подделки, «фейки» и мистификации. Вместо настоящих фактов и реальных вещей нас со всех сторон окружили очень странные объекты, изображающие собой что-то, что на самом деле не существует, изображения без оригинала. Яркие эффектные картинки, ничего общего не имеющие с повседневной жизнью, относящиеся только к миру фантазии или бреда. В современной философии такие объекты называются симулякрами. Но оттого, что они были названы, как-то не стало легче. Гиперреальный мир симуляции, словно злокачественная опухоль поразил привычную повседневную жизнь, пронизал ее своими метастазами, превратил ее в свою тень.
***
Наверное, не осталось ни одной вещи, ни одного чувства, не искаженных гиперреальной подменой. Вещи и чувства, как-будто удвоились, стали существовать в парах: любовь и «любовь», патриотизм и «патриотизм», христианство и «христианство». Причем двойникам-симулякрам не скажешь, как в известной пьесе Е. Шварца, «тень, знай свое место!», поскольку их место давно уже стало законным, а реальные вещи сами превратились в тени, и сами нуждаются в легитимации.
***
Атмосфера гиперреальности стремительно заполняет и город Ульяновск. Он становится то «культурной», то «авиационной» столицей, то «родиной талантов», то «родиной Колобка». Ульяновские чиновники всю свою «креативность» вкладывают в производство новых и новых проектов. Но симуляция, подмена и удвоение смыслов особенно проявляются не столько в «инновациях», сколько в вещах, имеющих отношение к традиционной культуре.
Недавно в Ульяновске закончено строительство нового Спасо-Вознесенского храма. Архитекторы стремились воссоздать внешний вид здания с таким же названием, который существовал раньше в г. Симбирске и был разрушен в советские времена. Проект собора разрабатывался по дореволюционным чертежам и архивным материалам. Теперь он знаменует собой идею возрождения Православия и поворот к традиционным христианским ценностям в нашем городе. В росписи храма принимал участие один мой товарищ. Когда он расписывал купол, то пригласил меня посмотреть его работу. Мы забрались по лесам под самый потолок собора, и я увидел такую картину: посередине купольного свода было изображено сияние, освещающее своими лучами облака и летающих вокруг херувимов. Но в центре сияния, там, где обычно изображается Господь Вседержитель, торчал… крюк, предназначенный, видимо, для паникадила. Именно от крюка исходили лучи, именно вокруг крюка летали серафимы. Крюк совершенно заменял собой Бога. Мне стало жутко, вспомнился топор, летающий в безвоздушном пространстве, из кошмара Ивана Карамазова. На мое недоумение товарищ ответил, что все согласовано с настоятелем, что тут нет ничего страшного, снизу изображение все равно не заметно, а повесить паникадило на крюк намного функциональней, чем на привычные растяжки. Может я, конечно, преувеличиваю, но этот крюк сразу же трансформировал, подменил для меня значение храма, превратив его в подделку, в мистификацию. Вернее сказать, сквозь обманчивую внешность вдруг проступили какие-то его существенные черты. Вспомнились легендарные «адописные» иконы, где на образе святого под слоем краски прятался нарисованный дьявол. Однако, очевидно, что в случае с крюком, скорей всего, нет никакого подвоха и злого умысла. Не думаю, что храм создавали какие-то сатанисты с целью надругаться над Православием. Просто такие вещи, как детали росписи, не имеют для устроителей храма существенного значения. Важно в целом обозначить идею «возрождения Православия». Совсем не обязательно для этого быть православным и заботится о его действительном возрождении. Такие «ляпы» и огрехи в работе храмоздателей, как торчащий на месте иконы Пантократора крюк, можно, наверное, рассматривать с т. з. теории Фрейда, как оговорки или описки, как «внешнее проявление неразрешённых бессознательных конфликтов и вытесненных желаний». Но, на мой взгляд, здесь сработал механизм незаметной подмены смыслов. Вместо храма мы видим его симулякр, который не имеет никакого отношения ни к духовному миру, ни к христианству. Он порожден симуляцией Православия, «Православием» в кавычках. Здесь нет ни Христа, ни проповеди Евангелия, ни духовной жизни, а есть гиперреальная модель «христианства», произведенная духом времени, инициированная бюрократическим мышлением, поддерживаемая и одобряемая массовым сознанием. Поразительно, что паникадило все-таки повесили на растяжках, а крюк так и остался торчать в центре церковного свода как существенная говорящая деталь оформления храма, как красноречивый символ подмены и симуляции.
***
Будучи подобием онкологического заболевания, симулякр имеет свойство разрастаться, заполняя своими гиперреальными метастазами все вокруг. Рядом с храмом возникло еще одно новообразование – так называемый «сквер возрождения духовности». (Причем этот сквер возник на территории существующего парка им. И. Н. Ульянова, подавив и уничтожив его собой, совершенно точно воспроизводя поведение раковой опухоли.) Назначение этого нового объекта уже совсем неясно. В отличие от Спасо-Вознесенского храма, который хотя бы внешне похож на православные храмы, «сквер духовности» вообще не имеет отношения к какой бы то ни было реальности, являясь своим собственным симулякром в чистом виде. Действительно, духовности, которую стремятся возродить устроители сквера, вообще не существует. Безобразные гранитные валуны с уральской каменоломни, долженствующие изображать собой, по всей видимости, скрижали Завета, никаких чувств, кроме возмущения от совершающегося кощунства, не вызывают. А что сообщают нам символы существовавших раньше в Симбирске храмов, спорадически разбросанные по скверу? Мысль о том, что плохо разрушать храмы? Или о том, что теперешняя власть не хочет больше разрушать храмы, а хочет их строить? Но это и так ясно (рядом стоит, только что возведенный властью, собор). Совершенно не понятно, зачем вообще нужно было производить все эти арт-объекты, ведь все равно никаких реальных чувств или духовных переживаний, кроме раздражения, они не вызывают. Почему нельзя было просто окультурить сквер, проложить дорожки, поставить фонари? Хочется также узнать, что плохого сделал этим деятелям И. Н. Ульянов, имя которого носило это место раньше. Зачем, вообще, нужно было непременно переименовывать парк, да еще и увязывать свои действия с идеей возрождения какой-то непонятной духовности? Ведь для любого человека, сколько-нибудь знакомого с Православием, ясно, что реальная христианская духовная жизнь находится совсем в другой области, и никак не связана с идеей, которую пытались воплотить устроители сквера? Я думаю, что авторы проекта и сами едва ли смогут адекватно ответить на эти вопросы. На самом деле, размножение раковых клеток не имеет в себе никакого смысла, не поддается никакой логике. Рак убивает организм, не ставя перед собой такой цели, не сознавая своей смертоносности. Так же и симулякр абсурден, необъясним и непроницаем для понимания. Ведь он никак не связан с реальностью, он может порождать и воспроизводить только самого себя, подавляя и поглощая вокруг все живое.
***
Здравый смысл бунтует, он не может смириться с существованием таких необъяснимых вещей. Абсурд воспринимается терпимо лишь в рамках искусства, в произведениях Франца Кафки или Эжена Ионеско. Но когда наяву слышишь исполнение тысячеголосым хором песни «Широка страна моя родная» на китайском языке, или читаешь в газете слоганы типа «От Пасхи до Победы» начинает казаться, что сходишь с ума. Чтобы защититься от надвигающегося безумия, хочется поскорей объяснить чудовищный симулякр в привычных человеческих понятиях, наделить его какими-то узнаваемыми антропоморфными чертами. Мы хотим, например, представить чиновников душевнобольными людьми или нерадивыми хозяевами. Все это, по крайней мере, по-человечески понятно. Также вполне в рамках здравого смысла – пытаться объяснять все это как какой-то всемирный заговор по уничтожению нашей страны, где российские управленцы – подкупленные агенты мировой финансовой олигархии. Или, на худой конец, есть соблазн представить чиновников циничными прагматиками, которые используют все эти свои проекты, кажущиеся бредом сумасшедшего, просто как дымовую завесу, скрывающую от глаз местных жителей истинное направление их деятельности, их настоящие экономические и политические интересы. И для таких объяснений, безусловно, найдется немало оснований. Я уверен, что тут есть, над чем подумать и социологу, и конспирологу, и даже прокурору. Однако мне кажется, что, все-таки, не в одних чиновниках дело, обычные жители вовлечены в процессы симуляции нисколько не меньше. Как говорится, народ достоин своих правителей. Настоящие причины возникновения симулятивной гиперреальности и ее природу следует искать не в явлениях социальной или политической жизни, а в более глубоких слоях существования человека.
***
Ж. Бодрийяр так описывает последовательные фазы превращения образа в симулякр: «… он является отображением некой фундаментальной реальности; он маскирует и искажает фундаментальную реальность; он маскирует отсутствие фундаментальной реальности; он вообще не имеет отношения к какой бы то ни было реальности, являясь своим собственным симулякром в чистом виде. В первом случае образ — положительное явление: репрезентация принадлежит к сакраментальному порядку. Во втором — негативное: порядка порчи. В третьем он играет роль явления и принадлежит к порядку колдовства. В четвертом случае он принадлежит отнюдь не к порядку явлений, но к симуляции. Переход от знаков, которые что-то скрывают, к знакам, которые скрывают, что ничего нет, обозначает решительный поворот. Если первые отсылают к теологии истины и тайны (к которой еще принадлежит идеология), то вторые возвещают эру симулякров и симуляции, когда уже не существует Бога, чтобы распознать своих, и Страшного Суда, чтобы отделить ложное от истинного, реальное от его искусственного воскрешения, потому что все уже умерло и воскрешено заранее». (Ж. Бодрийяр «Симулякры и симуляция», гл. “Божественная ирреферентность образов”)
И этот “переход от знаков, которые что-то скрывают, к знакам, которые скрывают, что ничего нет”, произошел не на нашей памяти. Мы родились и живем в духовном пространстве, где ницшевское прозрение о том, что «Бог умер” уже осуществилось, и осуществилось не столько на уровне философских идей, сколько в повседневных представлениях простого обывателя. Наличное присутствие Бога, являясь фундаментальной реальностью общественного сознания, фундировало существование общего смыслового поля, общей картины мира, не зависящей от произвола отдельного человека, недоступной для частных манипуляций. Такая картина мира становилась прочной основой для уверенного чувства реальности окружающего мира, которая «аще не подвижется». Бог был источником реальности для человека. Божественное присутствие делало внятной человеческую деятельность, придавало ей определенность и смысл. «Смерть Бога» приводит к распаду общего смыслового поля. Победа гуманизма, а значит и материализма, окончательно превращает каждого отдельного человека не только в “меру всех вещей”, но в сверхчеловека, в источник и критерий истины. Отныне каждый создает свою собственную картину мира. Отныне больше не существует единой реальности. Она распадается на множество несоединимых, непроницаемых и конкурирующих друг с другом фрагментов. Любой из этих фрагментов имеет потенциальную возможность «демократически» занять вакантное место фундаментальной реальности. Однако на практике никакой демократии не возникает. Особое значение приобретает еще одно ницшевское понятие – «воля к власти». Кто более напорист и уверен в себе, тот создает гиперреальность, которая претендует быть всеобщей. Оказывается, что обладание властью означает доступ к реальности. Стремление власти принять тотальный характер выявляет общечеловеческие попытки вернуть потерянную общую картину мира, преодолеть фрагментацию, сделать мир опять реальным. Но создать фундаментальную реальность невозможно ни силами одного человека, как бы напорист и властен он не был, ни совокупной энергией всего человечества. Это также неосуществимо, как пытаться искусственно воспроизвести потерянного Бога. Любые попытки такого рода неизбежно приводят к симуляции. Новоявленный сверхчеловек, сознательно или неосознанно, в себе самом симулирует Бога, стараясь занять Его место. Человек становится симулякром Бога. А его деятельность превращается в симуляцию божественного акта творения. После того, как связь с реальностью потеряна, любые действия чреваты симуляцией, которая захватывает, как безумие, и убивает жизнь, как раковая опухоль…
***
М. Хайдеггер говорил, что «теперь нас может спасти только Бог». Потеряв связь с реальностью, невозможно вернуть ее своими человеческими силами. Даже религиозность не гарантирует нам выход из гиперреальности, тем более наука или политика не открывает никаких спасительных путей. Как можно бороться с тем, чего ты даже не понимаешь, и во власти чего ты полностью находишься? Освободить нас из плена симуляции может только настоящий, а не воображаемый Бог. Однако от нас зависит, признаем ли мы себя неизлечимо больными, утратившими реальность людьми, будем ли мы искать божественную помощь. Или продолжим жить в мире иллюзий и самообмана. Вернее, продолжим не жить, а симулировать жизнь.