Дмитрий Ежов, главный редактор портала «Улпресса»:
Вспоминая добрую журнальную традицию мы начинаем публикацию новой книги Жана Миндубаева.
Автор – известный публицист, собственный корреспондент «Литературной газеты» по Поволжью. Название книги — «Оползень. Чрево Горы» — обнажает суть взаимоотношений природы и человека; повествует о роли науки в жизни человеческого сообщества
Есть над чем задуматься, есть над чем поразмышлять.
От автора.
Публикуемая повесть была задумана и начала писаться отнюдь не сегодня. Замысел давний, порожден реальностями – он просто как-то мистически совпал, как говорится, «со злобой дня» – я имею ввиду сегодняшние оползневые процессы на волжском Правобережье.
Не раз приходится убеждаться, как разнообразные и не всегда сочетающиеся со здравым смыслом так называемые «мудрые решения» людей приводят совершенно не к тем результатам, на которые были рассчитаны. Это относится, скажем, к таким явлениям как известное «освоение целины», создание гигантских «водогноилищ» на равнинных реках, поголовное истребление воробьев в Китае по велению Мао Цзедуна, вырубка прибрежных лесов Амазонии – и так далее. Застройка оползневых зон в целях тщеславия – тоже из этой категории.
Ну, а что касается моих литературных опытов, их качества, сюжетной увлекательности – то тут уж судить не мне…
Читайте!
******
Жан Миндубаев
ОПОЛЗЕНЬ. ЧРЕВО ГОРЫ
Повесть
Часть первая
Главы 5-6.
Письмо губернатору должно было быть кратким, логичным – и убедительным.
Это Мирошник понимал.
Он досконально изучил состояние всего симборского правобережья, земных пластов, их устойчивость и неустойчивость. Он ясно понимал, что можно – а что нельзя делать с правым берегом реки в Симборске.
Здравый смысл диктовал: ни в коем случае нельзя начинать сооружение нового Собора на уже перегруженной (Мирошник писал: «перенапряженной») вершине! Сползет же Гора! Не нужно трогать земную твердь; не надо строиться на ней, не следует истреблять ни одного кустика на косогоре!.. А нужно срочно восстанавливать сложную противооползневую систему, благодаря которой город еще не сполз в реку!
Исследования показывали: многовековая сила Кориолиса дополнилась и усилилась размывами волжского водохранилища. Суть явления заключалась в том, что заполняемое в половодье «рукотворное море» входило в крутые склоны Правобережья, размывая и размягчая горные породы. А затем, по мере сброса накопленных речных вод через турбины гидростанции в Жигулях, влага выходила из «чрева горы», порождая оползни, срывы лесных массивов, обрушение берегов — и прочие последствия неразумного человеческого вмешательства в природу…
Получалось, что катастрофы при возведении Храма на Горе не избежать.
Мирошник полагал, что при составлении письма губернатору будут важны частности. Потому и не скупился на утомительные подробности:
«Оползень – отрыв и скольжение масс горных пород вниз по склону под действием силы тяжести, быстрое, либо длительное и постепенное.
Возникновению оползня способствует наличие слоев водоупорных пород, по которым при увлажнении легко соскальзывают вышележащие массы
По глубине залегания поверхности скольжения различают:
– поверхностные оползни – не глубже одного метра;
– мелкие оползни – до пяти метров;
– глубокие оползни – до двадцати метров.
«А в нашу, симборскую многокилометровую противооползневую систему за последние десятилетия не было вложено ни рубля! Не было даже специальной службы, которая проводила бы изучение процессов, происходящих на склоне Горы. По всей береговой линии шли разрушительные процессы.
Геологи настойчиво и долго доказывали городским властям, что надо оставить Гору в покое. Но власти продолжали копошиться на Горе. Даже провалы на улицах не угомонила раж руководства города».
Мирошник старательно напоминал будущему читателю его докладной записки:
«Если не предпринять срочные меры, то может случиться так, что через несколько лет симборским властям просто негде будет проводить праздники, количество которых растет даже быстрее, чем ползет склон Горы.
Пытаясь хоть как-то оправдать свою бездеятельность, городские власти даже выдвинулм версию о том, что прорицательница Ванга якобы предсказала сползание Симборска в большую реку. Тем самым, ответственность за возможную катастрофу как бы автоматически снимается с властей: «Против предназначенного не попрешь!
Что нужно делать срочно? Необходимо просчитать возможную застройку правого берега в городской черте; нужно укреплять склон, определить территории, на которых любая постройка должна быть категорически запрещена.
Ведь как фантазировали местные городские начальники?! Еще до Вашего вступления в должность шевелилась у них в головах глупая идея устроить развлекательный комплекс на Горе. Мэр Симборска даже выделял на это несколько миллионов. Они предназначались для укрепления откосов Горы – но в реальности многое просто украли. Мое сопротивление намечаемому сооружению развлекаловки мэр называл «обломовщиной». И в итоге случилось то, что должно было случиться – откос Горы пополз…»
Увлекшись писанием, Мирошник забыл про время. За рекой уже занималась заря. С гомоном промчалась в сторону Заречья громадная воронья стая – полетели кормиться на громадную свалку оголодавшие за ночь птицы… Заводил свои «тачки» во дворе торопливый народ, поспешая на работу…
А Михаил все писал и писал:
«Ныне наблюдением состояния противооползневой защиты занимаюсь я с несколькими сотрудниками при крохотном ежегодном финансировании. Нужно срочно увеличить штат, выделить необходимые средства, найти добросовестных подрядчиков и начать укрепление Откоса.
И, конечно, следует отбросить всякое намерение возвести на Горе церковь».
Заканчивал свое страстное послание, свой яростный призыв к здравому смыслу Мирошник такой ссылкой:
«Предполагая, что Вы не во всем поверите мне как специалисту, прилагаю убедительную справку на данную тему из энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. Она такова: «Всякий, кому приходилось обращать внимание на реки меридионального или близкого к нему направления, без сомнения, заметил характерную особенность строения долин этих рек. Всегда, за немногими местными исключениями, находящими себе легко объяснение, правый берег таких рек является крутым и высоким, между тем как левый представляет более или менее обширную низменную луговую долину… Наблюдения на месте, исторические факты и рассказы местных жителей, подтверждаемые особенностями геологического строения, свидетельствуют в пользу постоянной упорной деятельности реки, направленной к тому, чтобы подмывать крутой правый берег и хотя медленно, но постоянно отступать от левого берега, оставляя за собой низменную луговую террасу. Реки меридионального направления в северном полушарии всегда подмывают правый крутой берег, вызывая часто его обвал и заставляя иногда прибрежные селения переноситься в сторону от берега, чтобы избегнуть уничтожения. С другой стороны, низменный левый берег красноречиво свидетельствует об отступлении реки от левого берега в сторону правого. Очень резкий и рельефный пример рек меридионального направления со всеми их особенностями представляет Волга, по левому берегу которой тянется широкая низменная долина, а по правому крутой и постоянно подмываемый обрыв…. К югу от Нижнего Новгорода на самом берегу Волги находится монастырь, перенесенный на новое место, так как правый берег, на котором первоначально стоял монастырь, был подмыт и постройки обрушились в воду. Город Черный Яр близ Астрахани в 1625 году был перенесен дальше от берега в более безопасное место, но со времени постройки обрушились в воду. Лебяжинская станица и многие другие селения также немало потерпели от постоянного размывания правого берега и многие постройки или переносились дальше от берега, или обваливались.
Не менее красноречивые факты известны и относительно отступания Волги от ее левого берега. Так, Казань отстоит на три версты от современной Волги, между тем как в самом городе наблюдается старый берег, бывший прежде настоящим берегом реки. Древние Болгары, отстоящие на восемь верст от реки, еще в Х столетии находились на самом берегу реки.
В Сибири очень характерный пример такого рода представляет Якутск, находившийся прежде на левом берегу Лены, а ныне отстоящий на несколько верст от него. Точно так же многие здания Тобольска на правом берегу Иртыша находятся в опасности быть подмытыми. Сказанное о Волге в большей или меньшей степени применимо ко всем рекам обоих полушарий: сила Кориолиса непременно будет подмывать и разрушать правые берега рек, текущих в меридиональном направлении. Это объясняется совокупной деятельностью вращения Земли и движения воды в реке (течения). Скорость вращения различных точек земной поверхности не одинакова, а изменяется от максимальной у экватора (пять тысяч четыреста географических миль в сутки), постепенно уменьшаясь по мере приближения к полюсам, где оно равно нулю. Если мы остановимся на реках северного полушария, текущих на юг, то мы заметим, что каждая частица воды, переходящая из широт с меньшей скоростью в широты с большей скоростью и удерживая некоторое время по инерции свою прежнюю скорость, будет отставать от движения соответственных точек поверхности Земли в данной широте. Результатом совокупной деятельности этого отставания и меридионального движения вследствие падения реки явится сила, подмывающая правые берега рек…»
Глава 6.
Прежде чем отправить свое длинное послание губернатору, Мирошник решил ознакомить с ним своего приятеля Колю Романкина.
Поэт Романкин был в Симборске личностью известной не только в кругах тех яростных борцов с зеленым Змием, которые уничтожали тот Змий прямым погружением оного в свои желудки. Непьющая часть литературной богемы Симборска хоть и смотрела на пьющего Романкина свысока и пренебрежительно – но смертельно побаивалась его рецензий на свои «нетленки» – он снизводил творчество трезвенников до рулонов туалетной бумаги…
В оценке литературных произведений он был беспощаден.
Романкин был и большим любителем порассуждать о несовершенствах мироздания.
Биография его была затейливой. Отца своего он не знал – а мать воспитывала сыночка в строгости, несвойственной для крестьянского быта. Била кулаком в темя, если малец тащил из общего горшка самый лакомый кусок; топтала ногами, когда ловили мальца в чужом огороде; сутками держа в темном чулане если вдруг в избе запахло табачком…
О сути бытия поэт Романкин рассуждал так:
– Родился я в деревне, рос без отца. Пас с дедом скотину, огород полол, дрова из лесу таскал… По погребам лазил. После школы еле-еле техникум одолел – и два года механиком ишачил в колхозе. Железки клепал, мать иху… Из засранного гаража не вылезал, пьяных слесарей урезонивал с утра до ночи…
Остохвостило все – и рванул я по белу свету куда глаза глядят! Чего только не перепробовал! Рыбачил на Камчатке, в Перми калий добывал… Женился сперва в Дивногорске, потом – в селе Верхний Услон, там князь Алексашка Меньшиков жену похоронил, в сибирскую ссылку едучи… Здесь, в Симбрске я третью бабу отыскал. Она толста и глупа – но блины мне печет и на опохмелку дает – потому что потерять даже такого дрянного мужичишку, как я, боится.
И решил я: с бутылкой дружить – и стихи писать! И так хорошо мне стало!!! Нет, не зря старик Шекспир говаривал: «Весь мир бардак – все люди бляди!»
Любовь к выпивке никак не влияла на его умственные способности – потому Мирошник приятелю и звонил в минуты душевной тревоги. Но никакие серьезные дискуссии без заветного «пузыря» тут были невозможны. Потому приглашение было кратким:
– Жив, классик? Подкатывай, есть что выпить и обсудить.
Романкин явился быстро – и с банкой соленых огурцов. Горделиво доложил:
– С собственного огорода. Еле у жены выдрал.
– Молодец. На-ка, читани что я тут губеру накатал!
– Сперва мозг прочистим. Наливай!
Романкин был мужиком обстоятельным и суетливости не терпел. Полбутылки уже опустело, когда он взял послание Мирошника в руки. Читал, хмыкал, покачивал лысеющей головой… Прочитав, стал внимательно разглядывать приятеля…
– Что ты на меня пялишься? Я же не Бриджит Бардо. Сойдет писулька?
– А сам как полагаешь, Спиноза?
– Я думаю, губер не слабоумный, вникнет… Полагаю, что откажется от мысли что-нибудь на Горе воздвигать…
– Эх, муня! Все вы, интеллектуалы такие! Тебе, поди, еще мерещится, что тебя в высокий кабинет позовут, соберут знающих людей, их аргументы послушают, вместе с тобой их обсудят – и коньячком угостят?… Не распускай губенки, не мечтай, ничего такого не будет. Тебя, умника, еще и с работы попрут, вот увидишь! Скажут, что ты Бога не признаешь! Против православной веры восстаешь! Все это к тебе прицепят и богохульником, оскорбляющем чувства верующих объявят! А тут уже сроками попахивает! Тебе что – вольная жизнь надоела? Сам в петлю лезешь? Ну, сползет его новостройка – и что тебе? Яйца меньше станут – или хрен отвалится? Атеист нашелся…
– Мирошника зацепило.
– Я не атеист, не антицерковник. Я – дулист! Я признаю существование Высшего Разума! Я лишь отрицаю посредническую роль священнослужителя любой конфессии в таинственной связи человеческой души с мирозданием!.. Я тут солидарен с кальвинистами, отринувшими в свое время крепостничество католицизма и объявившими, что каждая человеческая душа может и должна общаться с Создателем напрямую, без толмачей и доверенных лиц!
– Ладно, не умничай. А чего же против прешь?…
– Я насчет возрождения Храма не возражаю! Я лишь против прописки его на Горе! И то не из богоборческих помыслов – но исходя лишь из чисто научных, объективных предпосылок!.. Потому и отправлю письмо губернатору… Отправлю!
– А властитель твоему наущению не внемлет, не надейся! – фыркнул Романкин. – Такие, как он, в божье провиденье не веруют! Они свою цель преследуют, свою! А тебе терпеньем запастись надобно – и уповать на Всевышнего! Господь ведь лицемерия не приемлет; лживые крестоцелование отринет… Помяни мое слово! Ты Державина помнишь? Его стих бессмертный, называемый «Бог»?
– Ну, прочти – если вспомнишь.
– Я двух поэтов в памяти держу всегда: Державина и Пушкина. Плесни-ка, прочту…
Когда-то поэт Романкин служил в составе театра флотилии подлодок в прелестном поселке Балаклава в Крыму. Там у него была лишь одна роль – он читал со сцены стихотворение Пушкина «Гусар». Читал с чувством. С размахом, со страстью.
И так же теперь начал произносить гениальные строки Державина:
О ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах божества!
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто всё собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: Бог!
Не могут духи просвещенны,
От света твоего рожденны,
Исследовать судеб твоих:
Лишь мысль к тебе взнестись дерзает,
В твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг…
…Себя собою составляя,
Собою из себя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Создавый всё единым словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, ты есть, ты будешь ввек!
Ты цепь существ в себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь…
…Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь – конечно, есть и ты!
Ты есть! – природы чин вещает.
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть – и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей ты телесных,
Где начал ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ податель,
Душа души моей и царь!
…Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить…
– Понял, геолух? Бог, Создатель – это то, что слабому человеческому уму никогда не познать, не уяснить, не лицезреть… Никогда! Наличие Его можно только ощутить, почувствовать, уловить душой. Разум и персонализация тут бессильны.
– Так же, как и попытки людей переступить через законы физического мироздания! – упорствовал Мирошник. – Это относится и к сооружению церкви на Симборской горе! Она не может устоять на ней по соображениям отнюдь не конфессиональным или мистическим – а только лишь по законам физики. – Проще: по заповедям сопромата! А его не опровергла даже Голгофа!
– Ну и дурак ты, Мишка! – хохотал приятель. Объективные доводы должны подействовать на несведущих и самоуверенных людей, не так ли? И они будут вынуждены перенести Храм в другое место, а? Ты где видел, чтобы власть задом пятилась? Коммунизм строили? Строили! Китай развивали? Развивали! Вьетнамцев тянули к социализму? Тянули! И где результаты? Нет их, нет! А ведь власть предупреждали – не майтесь дурью, не поможет она вам в борьбе за мировой коммунизм! И где теперь результаты тех «гениальных» потугов? И где сами – те, кто напрягался и всех нас напрягал? А где те, кто с такими поворотами был не согласен? Те, кто предупреждал? Уху-ху… Так что не писал бы ты лучше губеру свои эпистолы, геолух!
…Надвигался на смиборскую землю благостный летний закат, зажигались огни на Верхней Часовне, повизгивали девчонки в обшарпанных кустах на Венце когда изрядно захмелевший поэт Романкин отправился восвояси. И на сумеречной тихой улице Пролетарской затаивались редкие прохожие, услышав хрипловатый напев:
Эх вы ночи, матросские ночи!
Только ветер да море вокруг…
( Продолжение следует).
