Дмитрий Ежов, главный редактор портала «Улпресса»:

Вспоминая добрую журнальную традицию мы начинаем публикацию новой книги Жана Миндубаева.
Автор – известный публицист, собственный корреспондент «Литературной газеты» по Поволжью. Название книги — «Оползень. Чрево Горы» — обнажает суть взаимоотношений природы и человека; повествует о роли науки в жизни человеческого сообщества

Есть над чем задуматься, есть над чем поразмышлять.

От автора.

Публикуемая повесть была задумана и начала писаться отнюдь не сегодня. Замысел давний, порожден реальностями – он просто как-то мистически совпал, как говорится, «со злобой дня» – я имею ввиду сегодняшние оползневые процессы на волжском Правобережье.

Не раз приходится убеждаться, как разнообразные и не всегда сочетающиеся со здравым смыслом так называемые «мудрые решения» людей приводят совершенно не к тем результатам, на которые были рассчитаны. Это относится, скажем, к таким явлениям как известное «освоение целины», создание гигантских «водогноилищ» на равнинных реках, поголовное истребление воробьев в Китае по велению Мао Цзедуна, вырубка прибрежных лесов Амазонии – и так далее. Застройка оползневых зон в целях тщеславия – тоже из этой категории.

Ну, а что касается моих литературных опытов, их качества, сюжетной увлекательности – то тут уж судить не мне…

Читайте!

 

Часть вторая.

Главы 1-2.

ЧРЕВО ГОРЫ.

«Дьявол прячется в чреве Горы…»

(Мудрость Востока)

Глава 1.
Репортершу местной газеты с претенциозным названием «Народная»- в каждом доме родная» Людмилу Уванову всегда тянуло на «остренькое». Неважно, чем это остренькое было: стремлением местных графоманов войти в вечность созданием своих шедевров; возведением в губернии «Усадьбы Колобка» или жизнью умалишенных в сельской психушке. Перо у Людочки было бойкое, здравым смыслом господь ее не обделил.
Но характер!
Вся губерния помнила о том, как еще в советские времена она отбрила городского начальника, прибывшего к «трудящимся» на приборостроительный завод. Мэр Симборска возымел желание «доложить» трудовому народу о своем эффективном руководстве и его ощутимых результатах.
В заводском клубе собрали так называемых «активистов-передовиков». Распаляясь от собственного красноречия градоначальник Хермаков вещал:
– Товарищи! Хочу, во-первых, рассказать как руководство города заботится о том, чтобы симборцы не испытывали недостатка в продуктах питания!
Понятно, что мясо, яйца и масло в силу известных причин продаются у нас в регионе по талонам. Но с овощами мы стараемся, организовали, можно сказать, целый овощной концерн под названием «Свияга». Там будут выращивать картошку-моркошку, капусту и прочую витаминно-полезную зелень… И особенно – огурец! Именно огурец! Можно сказать, это главный, опорный наш овощ. Ему – особое внимание! А почему главный? А потому, подчеркну я вам, что минувшей зимой был у меня очень неприятный момент…Посетил наш город очень существенный , потенциально существенный инвестор – причем очаровательного женского пола …Ну, сидим, пьем чай.. И слышу вопрос: «А огурец у Вас имеется?» Да – аа.. Такой момент! А огурца-то как раз и не оказалось…
Этот пассаж вызвал в зале большое оживление – даже раздались аплодисменты вперемешку с хохотом. Всем была известна чрезмерная пристрастность мэра к женскому полу. Говорили, что он не пропустит ни одной юбки. Так что реприза насчет огурца была воспринята собравшимися весьма своеобразно.
И разве могла Люда Уванова упустить такой казус! Весь Симборск хохотал, читая в «народке» ее издевательский комментарий на этот сюжет под заголовком «Был момент – огурца не оказалось…»
Людмила являла собой женский тип, вызревший к началу двадцать первого века. В ее энергичной натуре было много всего от таких персон, как Вера Засулич, Лариса Рейснер, Мария Спиридонова, Александра Коллонтай. Душевный покой, дети, домашний уют этим дамам, как известно, был чужд и ненужен. Их предназначение – (как полагали они) двигать вперед все виды человеческого прогресса: от политико-социального до гендерного. Эволюция их не устраивала – они вожделели революцию. Поэтому они стреляли в губернаторов и градоначальников; заводили романы с уголовниками и «эксами»; пропагандировали теорию «стакана воды» в отношении полов…
Людмила была женщиной боевой. Страх и сомнения ей были неведомы. В острых ситуациях она была бодра, энергична, дерзка и напориста.
Как-то в ночном клубе «Лотос», где отрывались самые крутые симборские политтехнологи и пиарщики она встретила одноклассника Гошу Хузнецова. Выяснилось, что он увлекается диггерством и хочет отыскать старинный подземный ход, якобы соединявший некогда Симборский Кремль с рекой Волгой.
– А еще хорошо бы нащупать лаз из бывшего монастыря под наш театр! — верещал Гошка. – Вот туда бы попасть!
– А на хрена? – удивилась Уванова.
– Да ты что, дура! — взъярился Гошка. — Там в подземельях в восемнадцатом веке граф Панин бороду Пугачеву драл! А потом клад Емелькин где-то зарыл… Ну, прихватизировал и спрятал. Вот бы подобраться! Хочешь со мной полазить, не обкакаешься от страха?
– Ты за меня не трясись! Ты себе запасные трусы возьми, козлик!
Через день в пять утра, прихватив диггеревское снаряжение. пустились они в подземное путешествие. Лаз туда нашелся за городской «Доской почета», на которой красовались изрядно выцветшие фотографии «Лучших людей Симборска». Сзади к этому парадному ряду доблестных граждан примыкал заросший пустырь заваленный строительным мусором, разбитыми плитами и прочей дрянью.
Гошка постучал ломиком в старую бетонную плиту. Звук был гулким: «Тут!» Сдвинули ломтиком плиту. Из щели потянуло могильной сыростью. Уванову передернуло.
– Жуть!
– Боисси? – ухмыльнулся Гоша. – Если боисся – с мужиками не ложисся… Лезем?
Подземный ход с замшелыми кирпичными стенами круто изгибался, опускался на десяток ступеней – и поворачивал. Приглушенно грохотал трамвай над головой, слушалась дробь отбойного молотка… Где-то там наверху, под солнечными лучами, среди шороха листвы шла своя, как бы отрезанная от них жизнь…
Гробовое молчание заполняло чрево Горы. И жуткий страх охватил Уванову. А Гоша освещая фонарем путь, все вел и вел ее в преисподнюю, откуда вроде бы уже не было выхода…
Страх одолел Людмилу, она задыхалась. «Держись, курва!» — заорал Гошка, вдруг осознавший реальную опасность. Он втащил терявшую сознание женщину в какую-то пещеру, сунул ей под нос пузырек с нашатырем. Открыв глаза, Людмила озиралась недоуменно… Узнав Гошу, вдруг спросила:
– Ты голоса слышишь?
«Свихнулась!» — мелькнуло в голове Хузнецова. Людмила повторила:
– Тебя, дурака, спрашиваю: голоса слышишь?
Гоша крутанул пальцем у виска. Людмила поднялась, достала из рюкзака кружку, приложила ее донышком к стенке пещеры:
– Вникни!
Кузнецов тоже прижался к кружке.
– Ого! Нет, не глюки! Не-ет!
В дебрях Горы они были не одни. Из кружки глухо доносилось: «заелись… им сверху видно все!.. покажем силу Горы!..» «…в Бога они поверили, как же!…» «весь Симборск обезбожили!..» «Треснет Гора под нами… треснет!..»
И вдруг в мрачной земной толще зазвучал хор:
«…никто не даст нам избавленья!.. добьемся мы освобожденья… собственной рукой»…
У жадной до сенсаций Людмилы исчезли все страхи, только что ее парализовавшие. Ей захотелось немедленно раздолбать стену подземелья, чтобы увидеть, распознать, разнюхать: чьи голоса в толще Горы? Зачем собрались? Кто собрался? Она стукнула кружкой в стенку пещеры и открыла рот, чтобы заорать:
– Ти-хо! – оборвал ее Гошка. Просверлим стенку, будем сюда ходить, слушать, записывать… А вдруг там гнездо террористов? Сенсация!!!
Уванова захлопала в ладоши:
– О-о-о!!!
Она обожала авантюры.
По правде говоря, Гошка ничего не учуял в подземных пространствах. Но спорить с девицей ему было не с руки – на вечер, как он понял, у них намечались весьма заманчивые дела …
А между тем странные звуки Людмиле совсем не мерещились – чрево Горы к тому времени действительно обживалось…

Глава 2
Однажды, лазая по симобрскому косогору, Мирошник обнаружил странную галерею, уводящую вглубь… Она была явно не водоотводная, ее предназначение было неясным. Бетонные стены зеленоваты от плесени; сварочные узлы, скреплявшие плиты, были тронуты ржавчиной – но отнюдь не до степени разрушения: видимо, здесь был употреблен какой-то особый металл. Идущий вдоль стен бронированный электрический кабель был сух – и, возможно, даже под напряжением.
«Куда ведет этот таинственный коридор?» – озадачился Михаил.
Вход в штольню был скрыт от глаз густыми зарослями дикой вишни, запирался массивной металлической дверью, за которой имелась еще и решетка на замке…
Подземное сооружение весьма заинтересовало Мирошника. Он рассказал об увиденном знакомому инженеру Игорю Строеву, доктору технических наук, который заведовал на «номерном» предприятии Заволжья какой-то сверхсекретной лабораторией…
Тот проявил к информации явный интерес:
– Покажи-ка мне свой склеп!
Мирошник привел его к входу в подземку…
– И что скажешь?
Ответ был неожиданным:
– Ты больше никого сюда не води! Ни-ко-го! Мы займемся изучением сих лабиринтов, как говорится, «без привлечения общественного внимания». Или – по нашему: под грифом «Совершенно секретно». Спецов я подберу!
Игорь занимался исследованием аномальных явлений. Его необычные проекты финансировались «НКО» – «некоммерчесокой организацией», получающей финансы то ли от российских бизнесменов, то ли забугорных благодетелей. Поэтому доктор наук трудился без особой оглядки на местное начальство.
Вскоре после обнаружения в Горе таинственных пустот Строев ошарашил Мирошника:
– Я тебя обрадую, геолух! Через московских друганов удалось оформить нужные бумаги – будем сами Чрево Горы ковырять! Срочно увольняйся из своей инвалидной конторы по добыванию мрамора из огурцов – и дуй к нам! Ты будешь официально и полноправно заведовать Чревом этого загадочного бугра. Коллективчик подберем вместе. Только все входы – выходы – как и языки – на крепкий замок! Договорились?
Так Мирошник без ведома местных властей стал как бы комендантом Чрева Горы.
«Свои люди» из лаборатории Строева явились со всем необходимым оборудованием. Вскрыли бронированные двери. За ними нашелся громадный ангар, из которого в нескольких направлениях расходились еще три туннеля. Обнаружилось невероятное обстоятельство: в подземных кабелях существовало напряжение! Двенадцать вольт! Откуда бралось электричество?
«И кто сооружал все это? С какой целью? Когда?»
Так началось негласное познание Чрева Горы.
Подземелье оказалось весьма обширным и многозначным. Здесь было немало разных отсеков от туалетных комнат до кухонных комплексов; спален, рабочих кабинетов…
И можно было даже включить освещение.
Гора притягивала Мирошника все больше и больше. Он затащил в один из отсеков заимствованные из брошенного садового домика стол, тумбочку, стулья — и даже потертый матрац.
Получилось что-то вроде рабочего кабинета.
…Ему понравилось сидеть у входа в светозарные июньские ночи, смотреть на Волгу, слушать перекличку птиц в некогда знаменитых — а ныне заброшенных симборских яблоневых садах… «Подумать только: целыми баржами отправляли поволжские садоводы свои яблоки во все концы империи — а теперь это всем по фигу… Скудеет народ…»
От таких мыслей почему-то становилось тоскливо, тянуло выпить. За пивом идти было недалеко — в речном порту круглосуточно работали киоски…
Как-то после пива Мирошнику совсем не захотелось покидать свою подземную резиденцию.
Было уже около полуночи. Лезть наверх, в город по косогору, затем тащиться в свою «КГТ» Мирошнику показалось глупым. Неподалеку подсыхала кем-то собранная копешка сена. Михаил принес в «подземку» несколько охапок, бросил на пол — и забылся безмятежным детским сном…
Утро утвердило его в намерении обживаться в Чреве Горы. Чуть свет явился с бутылкой знаменитого портвейна «Три топора» поэт Романкин, посвятивший ночь писательству и выпивке. И поддержал его так:
– Эти апартаменты когда-нибудь у тебя все равно отберут… А давай-ка, Миша, выроем себе землянку на волжском склоне — и будем там жить-поживать себе в радость, ни с кем не якшаясь… Славно же! Эх, как славно!
Хлебнув «красненького», начинал уже в который раз повесть о своем безотцовском детстве… О том, как бродил он с дедом — пастухом за стадом по бескрайним заливным лугам. Как хорошо было им на бугорке возле заливного озера лежать и смотреть, как плывут куда-то неслышно по синему небу белые облака… как сладка была круто подсоленая горбушка хлеба из дедовской заплечной котомки вприкуску с диким луком…
Но особенно трепетными были воспоминания Романкина о том, как целых две зимы провели они в землянке на берегу Волги.
– Тогда пойменные леса сводили — реку под Жигулями перегораживали. Ну, а сваленный лес пилили на дрова — их же охранять надо! Вот и подрядились мы на это с дедом. Землянку он вырыл знатную: нары, печка железная из старой бочки. Мужики ночью за лесом наведаются — и ему чекушку самогонки привезут… Печка раскалилась, под овечьим полушубком тепло… благодать! А дед все что-нибудь рассказывает веселое… как их раскулачивали, как голодали после войны, как рыбу на волжских плесах бреднями таскали… а их за то в кутузку волокли ретивые нэкаведешники…
Рассказ Романкина завершался одинаково:
– Давай выроем землянку, давай!
Мирошнику и самому было что вспомнить из невеселого детства! Но собеседника он прерывал:
– Максима Горького помнишь? Как он говаривал: «…впечатления детства не позволяют умереть в нас человекам…» Да в твоей землянке через неделю нас бомжи убьют и съедят!
Но Романкин был оптимистичен:
– И не все ли равно? Умирать-то придется, так или иначе!
Мирошник понимал, почему именно Николай теребит его в бетонном подземелье. Ему самому тоже все чаще и чаще хотелось исчезнуть, укрыться, забыться в неведомой норе — чтобы ни одна живая душа на Земле и знать не знала, и ведать не ведала что был такой человек Михаил Михайлович Мирошник — и нет его! Исчез, испарился, пропал в земных недрах…
И — все!
Еще вспоминались строки неизвестно кем написанного стихотворения:
«….Как пес, бродяга или пьяница,
Предпочитающие мглу.
Живу я в вашей дальней памяти
В своем захламленном углу…»
Вспоминались эти строчки в связи с бередящей душу семейной драмой.
И не покидал смятенную душу Мирошника поэт Гарсио Лорка:
Прорытые временем
лабиринты исчезли.
Пустыня осталась.
Немолчное сердце –
источник желаний –
иссякло.
Пустыня осталась.
Закатное марево
и поцелуи пропали.
Пустыня осталась.
Умолкло, заглохло,
остыло, иссякло,
исчезло.
Пустыня осталась…