Комитет гражданских инициатив Алексея Кудрина опубликовал очередную оценку социально-экономической и политической напряженности в регионах на начало 2016 года. Ульяновская область попала в число тех немногих регионов, где эксперты отмечают увеличение рисков появления напряженности. Но, судя по всему, смысл новейших экспертиз в другом — это сигнал нового подхода к работе с регионами: Москва пытается нащупать более гибкую систему управления рисками в преддверии выборов.

табличка

Подход Комитета к составлению рейтинга по сравнению с прошлым годом несколько поменялся. Если в 2015 году важную роль в оценке играл фактор вмешательства Центра, то в нынешнем рейтинге этот фактор не играет серьезной роли. Регионы эксперты относят к группе риска в случае, когда наблюдается отрицательная динамика по трем интегральным индикаторам: экономическим, политическим и протестной активности.

Регион спасла административная сверхустойчивость (термин из отчета), напрямую связанная с длительностью пребывания губернатора на должности.

В прошлом году в аналогичном рейтинге Ульяновская область в группу риска не попала. И это несмотря на не очень хорошую динамику по экономическим индикаторам и показателям протестной активности. Тогда регион спасла административная сверхустойчивость (термин из отчета), напрямую связанная с длительностью пребывания губернатора на должности.

В нынешнем году эксперты отметили в регионе ухудшение административной устойчивости, определяемое фактически на основе расчета количества кадровых перестановок высокопоставленных региональных чиновников, причем на фоне ухудшения того, что Комитет называет «политическим дизайном», то есть качеством политических институтов, позволяющим решать межэлитные конфликты в пространстве политики. Именно совокупность этих факторов и привела к тому, что регион попал в число тех, политическая обстановка в которых оценивается как ухудшающаяся.

Аналогичная ситуация и с фиксируемой экономикой — то есть той её частью, которая отражается в официальной статистике и, что важнее, попадает в число индикаторов постоянной оценки регионов Кремлем. По расчетам Комитета, с экономикой в регионе все плохо — отмечена отрицательная динамика как по показателю доходов домохозяйств, так и по инвестициям. В совокупности с ростом числа протестных выступлений это и привело к попаданию области в группу риска наравне с Москвой, Удмуртией, Краснодарским краем, Пензенской, Челябинской и Иркутской областями.

Впрочем, считать, что подобная экспертная аналитика имеет целью отражение реальности, не приходится. Судя по изменениям базовых посылов подобных аналитических материалов «с обоих флангов» (как со стороны условно либерального направления Кудрина, так и со стороны аналитики условных консерваторов), речь идет о попытке нащупать для каждого из регионов конкретные рецепты сохранения стабильности при сохранении того, что Комитет называет «административной устойчивостью».

Противоречивость нынешней методики оценки напряженности в регионах заключается в том, что при сохранении важнейшей роли «устойчивости», Комитет выдвигает гипотезу (она же решение), согласно которой необходимо развивать в регионах политические институты, «стимулирующие различные группы элиты, политические и общественные силы решать возникающие конфликты конструктивным путем через легальные политические процедуры», что эксперты считают важнейшим условием для гибкой реакции на кризис и снижения «общественного радикализма».

Можно говорить только о конкуренции предлагаемых моделей, призванных сохранить условную стабильность, при том, что оперируют они с одной и той же базой — приматом административной устойчивости.

Таким образом, анализ кудринского крыла сводится к поиску локальных компромиссов между «священной коровой» административной устойчивости, то есть несменяемости власти, и развитием политических институтов.

Аналогичные посылы встречаются и в аналитике другого крыла экспертов, которые, впрочем, выступают не за условную либерализацию политического режима (очевидно несовместимую с приматом административной устойчивости), а за «закручивание гаек» в сфере того, что принято называть «политикой». Иначе говоря, предлагается не загонять противоборствующие группы региональных элит в некое пространство неведомой «политической конкуренции», а добиваться искоренения конфликтов за счет уничтожения конкурирующих групп, претендующих на контроль за ресурсами с целью их осваивания. Понятно, что и в этом случае возникает внутренний конфликт с «административной устойчивостью».

Таким образом, говорить об экспертной конкуренции не приходится. Можно говорить только о конкуренции предлагаемых моделей, призванных сохранить условную стабильность, при том, что оперируют они с одной и той же базой — приматом административной устойчивости.

Речь идет о фиксации неопределенности, причем, в чем и заключается риск, пролонгированной.

При таком взгляде на вещи можно смело предположить, что происходит явный и очевидный процесс отхода от единого стиля взаимодействия с регионами, который уже находит свое выражение в предвыборный сезон. Индикатор околовластной экспертизы ясно дает понять, что общего подхода не будет — тем регионам, где «все гайки закручены», и никакого противодействия власти нет вовсе, дадут действовать «по старинке», имитируя выборы, тем регионам, где, наоборот, стабильность под угрозой, будут придумывать механизмы снижения напряженности. И так далее. Для выборки соответствующих пациентов под конкретные лекарства в этом случае отлично подойдут индикаторы, разработанные обоими крылами экспертного сообщества, которые, несмотря на различное внешнее обрамление, имеют одну и ту же суть ввиду того, что основываются на нормативных показателях, которыми оперирует Кремль при оценке ситуаций в регионах. Внешние экспертные обрамления в этом случае оказываются лишь приятным дополнением, не меняющим сути, которую можно выразить в универсальных индикаторах: забота о народе (объекте управления), численные показатели экономики, количество протестных акций, доходы населения, скорость и полнота реагирования на сигналы.

Подобное понимание позволяет иначе понять смысл выделения Комитетом «группы риска», в которую попала Ульяновская область. Функционально это вовсе не показатель того, что возникает «рисковая» ситуация в регионе, а показатель того, что для выделенных в группу регионов пока не выработан алгоритм действий, позволяющий гарантировать стабильность, то есть существует риск ошибиться для Москвы в процессе очередного выставления границ дозволенного, которые крайне важны перед предстоящими выборами. Следовательно, основным риском для регионов, где «все ухудшается», следует считать вовсе не само «все ухудшается», а отсутствия понимания того регулирующего воздействия и его границ, которое будет применено по отношению к ним. То есть, речь идет о фиксации неопределенности, причем, в чем и заключается риск, пролонгированной.