Из цикла «Древо жизни».
Только что страна отметила День учителя. Отметила – как мне кажется- достойно. То бишь: не просто рапортовали чиновники от просвещения об очередных неописуемых успехах на «ниве образования»- но звучали и встревоженные, озабоченные голоса учителей – этих скромных пахарей той самой «нивы», без которой в стране не может быть ни науки, ни ученых, ни производственно-моральных успехов в любой сфере человеческого бытия…
И хрустального пеликана вручили… И цветы учителям вручали.
А мне вспоминалась моя первая школа в жизни – скромная, сельская, ныне съежившаяся до двенадцати ребятишек за партами.
А когда я учился- в старой, построенной еще земцами в деревне Маматкозино – учеников насчитывалось в четырех классах чуть ли не сотня…
Так вот, о сельской школе – и об ученьи вообще. Мы сидели вчетвером за длинными партами, стоящими в два ряда. Один ряд занимал второй класс, другой – четвертый. В другом здании ( в большом доме «раскулаченного». и сгинувшего вместе с семьей крестьянина) – занимались первый и третий классы.
И ничего: учились. И никто не именовал ниших двух учительниц «училками»…
Вера Николаевна Кукушкина… Моя первая учительница. Я благодарен ей не только за те знания, что она нам преподносила. Было еще обстоятельство. При воспоминании о нем сердце переполняется запоздалой нежностью…
Моя пожилая (так мне казалось) Вера Николаевна жила в своей комнатенке при школе одна-одинешенька. Единственный ее сыночек был на фронте. Думаю, материнская тревога и одиночество сильно ее мучили.
И вот однажды, отпуская своих учеников по домам, произнесла она фразу:
– А ты, Миндубаев, останешься сегодня после уроков.
Оставаться после уроков было тогда наказанием: за нерешенные задачки, за невыученные стихи… Но меня-то за что? В тетрадках одни пятерки, на уроках сижу тихо, никого не задираю.
Ошибся я в своих предположениях, сильно ошибся. Другой мотив заставил учительницу задержать меня в школе.
Вера Николаевна усадила меня за стол, подошла к печке «голландке». Сняла с плиты горшочек, откинула крышку.
И таким аппетитным духом пахнуло на меня!
Тушеная с салом картошка – вот чем угостила меня моя учительница. И пока я заглатывал свое негаданное счастье, все стояла Вера Николаевна возле меня, смотрела – и вдруг на глаза ее навернулись слезы:
– Может и моего Коленьку кто-нибудь накормит, может быть…
И так оставляла меня моя учительница после уроков не один раз.
В начальной школе был введен тогда новый предмет: военное дело. Классы стали «ротами» – и я, как один из лучших учеников, естественно, был назначен «командиром роты». В мои обязанности, между прочим, входило докладывать учительнице, кто и как вел себя на переменах. Что я и делал – не без мальчишеской горделивости. Но когда мои одноклассники обозвали меня ябедой и пообещали побить – мои «рапорты» как-то сами собой исчезли.
Однако я должен быть благодарен этой науке, ибо кроме всего прочего, затевались на этих уроках и «лыжные походы». Школьных лыж не было – их мастерил деревенский столяр. И на этих самоделках мы отмеряли безлюдные километры заснеженных полей, где из-под каждой кучки заснеженной соломы выскакивали зайцы. Очень много развелось длинноухих за время войны – охотиться на них просто некому было…
Затем пришла Победа – и тем завершились наши военные уроки.
Некая польза от них все же была. Так, например, я с увлеченностью освоил такую премудрость, как поворот на лыжах «не оставляя следов». По душе пришлись и способы маскировки (а летом при лазании по огородам даже пригодились).
В частности: неподалеку от школы колхоз сеял коноплю. Выдерганную с корнями при уборке, ее вязали в снопы и ставили из тех снопов копешки. Я как мышь, незаметно пробирался внутрь копны – и начинал шелушить коноплю. Как уютно, как комфортно было сидеть внутри этих копешек, теребя конопляные махрушки, добывая из них семя! И как вкусно было это конопляное зерно – особенно после поджарки его на сковороде!
Конопли тогда вокруг было полно – а наркоманами и не пахло! До сих пор не могу понять: почему так? Сейчас коноплю и мак повсеместно истребили – а наркоманов все больше и больше…
«Рекбус», кросскворд» – как сказал бы Аркадий Райкин.