Рассказ о том, как жители ульяновского села Татарский Сайман (Николаевский район) автомобильный завод сделали, – от одного из известнейших российских журналистов Дмитрия Соколова-Митрича. Репортаж публиковался в а газете “Известия”, а так же в рамках единого цикла “Непоследние времена”, который в прошлом году вышел отдельной книгой.

От города Тольятти, который находится всего в двухстах километрах, Татарский Сайман отличается только размерами. Это деревня автозавод, причем появилась она безо всяких инвестиций и госпрограмм. Рецепт выживания здесь тоже состоит из трех букв, но эти буквы не ВАЗ, а ТОП. Точнее – топ топ. Или дрындуль. Так местные жители называет автомобиль самоделку, которая есть в каждом дворе. Изучить историю успеха Татарского Саймана не помешало бы и тем, кто за рулем большого отечественного автопрома.

«Есть не просит, муха не кусает»
На границе Ульяновской, Пензенской, Самарской и Саратовской областей царит интернационал еще со времен Золотой Орды. Русские, татарские, чувашские, мордовские села перемешаны здесь, как фигуры на шахматной доске, и Татарский Сайман в этой игре отнюдь не пешка. С другого берега речки переплюйки на село смотрит Чувашский Сайман. Смотрит с любопытством: кое кто из местных жителей уже оценил по достоинству ходовые качества местных топ топов. Другие – приглядываются.
Свое название топ топ получил благодаря двухтактному двигателю, который издает характерные «топающие» звуки – особенно если сэкономить на глушителе. Топ топ, он же дрындуль, в Татарском Саймане есть у каждого, первые экземпляры появились здесь еще в шестидесятые. Этому бренду примерно столько же лет, сколько Тольяттинскому автозаводу, вот только погода на мировых биржах топ топ менеджерам нипочем. Наоборот – как только начинает колбасить большую экономику, объемы производства «дрындульмоторс» растут.
– Хамза Шакирович Думбалов, – произносит легендарное имя глава местного сельсовета Усман Магдеев. Фамилия Думбалов здесь звучит примерно так же, как фамилия Форд в мировом автомобилестроении. – Хамза стал первым, кто придумал собрать автомобиль из списанной колхозной техники, – продолжает Усман. – Следующим был Кяшаф Тимаев, фронтовик, шофер, все дороги знал от Москвы до Берлина. А теперь в селе этих дрындулей больше двухсот. В любые ворота стучись – не ошибешься. У нас даже пожарная машина тоже самодельная.
Отцы основатели топ топовского промысла уже давно в мире ином. Как и положено, у истоков местного автопроизводства стояли не романтики самоделкины, а жесткие прагматики. Идея собирать из железного хлама удобные и выносливые средства передвижения пришла в их хитрые головы в 60 е годы, когда местным колхозникам запретили держать лошадей. А без лошади в тогдашней деревне все равно что без метро в теперешней Москве. Полное каза балды.

– Странно, что в других деревнях до этого не додумались, – недоумевает Назыв Яфясов, хозяин топ топа со скромной надписью Scania на борту. – Этот аппарат ведь гораздо лучше лошади. Есть не просит, муха не кусает, да и стоит гораздо дешевле. Новая лошадь сейчас продается от 30 тысяч рублей и больше. А топ топы наши отцы и деды строили вообще задаром: когда работал колхоз, списанной техники было хоть отбавляй. Да и по нынешним временам, когда бэушные детали покупать надо, все равно выгодней получается: новый топ топ обходится всего в 10–15 тысяч рублей. Мне недавно предлагали: продай свой за 17 тысяч – я отказался, хотя у меня это не единственная машина, я недавно себе «Рено Логан» купил. Просто я понимаю, что те же 17 тысяч я на этой таратайке за год наэкономлю. Сено привезти, скотину, дрова, навоз, песок, щебень – незаменимая вещь.
Назыв ходит вокруг своего грузовичка, тыкает в него пальцем, объясняет, что откуда взялось: рама и задние колеса – от бортового «уазика», передние – от культиватора, кабина – от трактора ДТ 75, обшивка капота, крылья, сиденья – это все самодельное, а движок – У 2, от армейского автономного генератора, восемь лошадиных сил.
– Сколько?!
– Чего, думаешь, мало?
– Да это ведь почти велосипед!
Назыв обижается. Он предлагает съездить в поле за сеном. Грузит тонну и разгоняется до пятидесяти километров в час. Я посрамлен, но извиняться поздно: такое тут не прощается.

«Гаишник – друг человека»
Моего прадедушку по папиной линии и прабабушку по маминой линии разглядели в первом же дворе.
– Татарин? – строго спросил топ топ менеджер Рафаил Салихов.
– Давно это было…
– Все равно заметно. Рот у тебя прямой, татарский, – у русских и евреев он изогнутый. И слово «дрындуль» правильно произносишь, по нашему.
Рафаил гордо распахивает ворота гаража. Внутри – новенький топ топ, самый пижонский в поселке. Он ему и название уже придумал – «Позитив». Видок у этого автомобиля и вправду бодрящий. Кабина и двигатель от «запорожца», рама и кузов самодельные, задние колеса газовские, передние от обычной телеги, остальное – с миру по нитке.

– Тот «Запорожец» я за тысячу рублей купил, из Волгоградской области привез, – рассказывает Рафаил. – Хозяин мне еще спасибо сказал, потому что утилизировать его было бы намного дороже. В движке всего сорок лошадей, а тянет четыре тонны: полторы своих и еще две с половиной смело грузить можно. И ничего не ломается, потому что машина – как женщина: любит хозяйские руки. Правда, обошелся он мне дороговато – в общей сложности тысяч в двадцать.

– Если машину такого типа в автосалоне покупать, раз в двадцать дороже выйдет.
– Я вообще не понимаю, как они их на заводе за такие деньги делают! Вот у нас тут почти вся молодежь на АвтоВАЗе работает. Сейчас, когда там проблемы начались, многие возвращаются. И я их спрашиваю: чего там может быть на десять тысяч долларов? А они смотрят на тебя как на дурака и смеются.

– Там, наверное, логистика хромает, – вставляет слово сильно умная дочь Рафаила, которая приехала из Ульяновска в гости.
– Ну, это само собой, – держит марку отец.
У соседа Салиховых Мунира Кемаева в голове давно созрела бизнес идея, которая может подорвать не только российский автопром, но и мировой.
– Было бы очень хорошо, если бы кто нибудь на государственном уровне занялся разборкой и перераспределением списанных автомобилей! Этакая национальная «система ниппель», конструктор для всеобщего пользования. Вместо того чтобы выбрасывать старые машины, надо их разбирать на опорных пунктах и за копейки распродавать по частям всем желающим. Тогда у всех в сельской местности были бы дешевые топ топы, и все были бы счастливы.
– А гаишники?
– А что гаишники? Они нас не трогают. Пока. Говорят: хрен с вами, по проселочным дорогам гуляйте, иногда даже на асфальт можно, но только на трассу не выходите. В 80 е годы была одна история, когда милиция устроила на нас облаву: все машины конфисковали, разобрали и утилизировали – но это не потому, что они самоделки. Они нас обвинили в том, что все сделано из ворованных деталей. И в общем то, так оно и было. Но сейчас другие времена, власти понимают, что если нас лишить топ топов, то будет социальный взрыв, поэтому смотрят на это дело сквозь пальцы. А если у дрындулета есть фары и работают поворотники, то его можно даже зарегистрировать. Вон, у Ибрагима Юсупова дрындуль с официальными номерами, он на нем хоть в Москву может рвануть.
У самого Мунира в гараже живет дрындуль классического типа, сделанный по стандартам, установленным еще в 1960 х. Рама и задние колеса – газовские, передние – от культиватора, движок – либо тот же У 2, либо от трактора Т 16. Но главный отличительный признак – никакой обшивки капота, мотор наружу. Пока не увидишь, не поймешь, что это на самом деле очень красиво. В таких классических топ топах есть утонченная эстетика супрематизма и в то же время какая то грубая настоящесть. Это очаровывает. Если бы Малевичу пришло в голову заставить свой квадрат ездить по дороге, у него, скорее всего, получился бы татарскосаймановский топ топ. И вот еще что интересно: мир из кабины дрындуля выглядит совсем иначе. В нем появляется какая то бодрящая пластика примитивизма. Грохот, тряска, пыль и главное – это смешное «топ топ топ» делают мир вокруг новорожденным. В нем еще все предельно просто, поступки кажутся простыми и легкими, мир еще не успели превратить в упорядоченное болото слишком умные и потому бестолковые люди.

Пути закона неисповедимы
Если вы спросите местного жителя, как найти, например, местную мечеть, вам ответят так: «По Советской, за третьим оврагом, на солнечной стороне». Татарский Сайман поперек разделен чередой оврагов, а вдоль трех основных улиц движется солнце, причем его лучи всегда бьют в окна только четных домов. Этот закон природы неизменно действует на протяжении четырех столетий существования села. Что же касается путей человеческих, то чем дольше работает главой сельсовета Усман Магдеев, тем больше они кажутся ему непостижимыми.
Вот он кладет трубку и в очередной раз крепко ругается по русски. Звонили из района, напомнили про штраф в десять тысяч, которые на сельский бюджет наложила прокуратура. До сих пор Усман надеялся, что это было какое то недоразумение, а вот хрена лысого – вынь да положь.
– Получилось оно вот как, – скрипит зубами Магдеев. – Сначала они вынесли нам предписание – обустройте скотомогильник. Мы им отвечаем: на кой он нам нужен, если колхоз давно развалился и никакого скота нет? Получаем ответ: все равно обустройте, потому что положено, а то оштрафуем. Мы тогда стучимся в областную администрацию – чего делать? Там отвечают: у нас тут есть специальная умная контора, которая занимается юридической экспертизой, обращайтесь туда. Мы пишем в контору, получаем ответ: скотомогильники – не ваша компетенция, если потратите на них деньги, это будет нецелевое расходование средств. Раз такое дело, мы слушаемся. А прокуратура – бац! – и все равно нас штрафует, у них свои юристы, которые трактуют закон как то иначе. В итоге нам приходится все таки оборудовать за свой счет этот проклятый скотомогильник, который никому не нужен. И теперь вот ждем, когда нас за это еще кто нибудь оштрафует.
Такой «порожняк» занимает большую часть рабочего времени Магдеева. Его зона ответственности – пять деревень с общим населением в три тысячи человек, а беготни и бумаги столько, как будто он управляет каким нибудь очень большим заводом. За пятнадцать тысяч рублей в месяц.
Работы в районе никакой – что до кризиса, что после. Если где и появляется вакансия, то не больше четырех тысяч в месяц. Но нищего в Татарском Саймане не найдешь: все живут подсобным хозяйством, овощи фрукты употребляют сами, а мясо давно научились сбывать «по подписке».
– Когда кто нибудь режет бычка, он объявляет об этом на всю деревню, – рассказывает хозяйка очередного топ топа Гали Таирова. – Всегда появляется человек десять «подписчиков». Они платят по 150 рублей за килограмм. Для них это дешевле, чем на базаре, а для хозяина бычка – дороже, чем везти к перекупщикам.
Когда то в Саймане тоже был свой АвтоВАЗ. Назывался «Красный путь». Колхоз. В том, что он развалился, умные татары винят не столько государство, сколько дураков председателей. И приводят в пример односельчанина Хамбела Шафеева, который на осколках «Красного пути» сумел раскрутить успешное фермерское хозяйство, которому и кризис нипочем. Москве не могут простить только одного: дешевой «бразилятины»: «Если бы у нас снова стали закупать мясо, то и никакого колхоза не надо, – горячится Таирова. – Поголовье увеличилось бы на порядок, дома бы выросли на этаж».
– А топ топы исчезли бы?
– Нет! Топ топы – это святое.
Мы с Усманом едем на его старенькой «семерке», дорога колдобистая, обивка крыши над головой водителя – одна живая рана. Мы ищем тех, кто уже вернулся из Тольятти. Первым по пути – дом, где живет молодой парень Шамиль с автомобильной фамилией Шестеркин. «Нету, – разочаровывает мать. – Приехал и тут же в Москву подался».
– Не цепкая пошла молодежь, не умеет за землю держаться, – вздыхает Усман. – С девяностого года из всех школьных выпусков знаешь сколько человек в селе осталось? Двое. И оба больные. Один на позвоночник, другой на голову.
Другой уволенный с АвтоВАЗа свою фамилию называть отказывается, потому что еще надеется вернуться на завод. За десять лет работы в Тольятти он успел дослужиться до небольшого начальника. Рассказывает о том, почему, по его мнению, завод все никак не догонит мировых автопроизводителей. Ругается, плюется, хватается за голову.
– А ты зря смеешься, – говорит мне автовазовец, когда я прошу оценить «технологическую цепочку» производства местных дрындулей. – Нас в позапрошлом году отправляли менеджмент изучать. И чего ты думаешь? Я сижу, слушаю, как все должно быть в идеале, – и понимаю, что ведь это про нас, про Татарский Сайман. И как правильно изучить спрос, и как оптимизировать поставки, и как культивировать среди работников правильную психологию. «Каждый автомобиль нужно собирать так, как будто делаешь его для себя» – вот как они нам говорили. Так ведь отец мне говорил то же самое!
Разговор прервал резкий хлопок двери. В дом вошла тетушка с сердитым лицом. За ней еще одна: «Парень, а ты точно журналист? Что то мы сомневаемся».
Оказывается, в деревне уже окреп слух, что из Москвы приехал негодяй готовить облаву. Как в 80 е. Потому что до правительства дошли слухи о том, что саймановцы и сами отечественных машин не покупают, и другим на заказ делают. Усман вдруг тоже посмотрел на меня как то подозрительно. Я мысленно призвал на помощь своих татарских прадедушку и прабабушку. Помогло, поверили.