Она запечатлена на полотнах живописца Николая Чернова. Недавно он отметил свое 60-летие вернисажем в Картинной галерее Ульяновского регионального отделения Союза художников России. Залы наполнены его пейзажами, выплескивающими на зрителя впечатления человека, искренне влюбленного в природу нашего края.

Этого мастера, нашего земляка можно назвать аристократом живописи: столь утонченна манера его письма. Он остро чувствует настроение природы и умеет передать ее на холсте. Картины Николая музыкальны в том смысле, что, глядя на них, ты словно бы слышишь умиротворяющую музыку Чайковского или Рахманинова. А еще они полны поэзии, потому что невольно напоминают известные строки с зарисовками природы из стихов Пушкина, Тютчева, Фета, Бунина…

Воистину трудно остаться равнодушным, созерцая на его холстах юную березовую рощицу, наряженную в свежую майскую листву; торжественный «парад» облаков над летними просторами полей; зеркальное отражение в реке ржавых осенних деревьев, словно бы любующихся своей красотой; уютно укутанные снегом маленькие деревеньки, впавшие в сумеречную дремоту… В пейзажах этого художника разлиты столь необходимые городскому человеку тишина, гармония, загадочность. Кажется, он пытается постичь «тайные смыслы» природы и этим стремлением невольно увлекает и зрителя.

Его творчество, по сути, экологично, но лишено плакатности, грубой декларативности. Оно воздействует мягко с помощью лирических образов, не бьющих в глаза красок, воздушности, легкой дымки. Избегая какого-либо эпатажа и напора, картины Чернова очаровывают, западают в душу, оставляя долгое «послевкусие» и запоминаясь.

На вопрос, за что же он любит пейзаж, Николай Викторович отвечает так:

– Вообще, я писал и натюрморты, и портреты. Владимир Черкунов, наш ульяновский художник, в свое время советовал мне обязательно делать портреты. Но, глядя на свои работы и на работы в этих жанрах мастеров живописи, я осознавал, что не дотягиваюсь до такого же уровня. А пейзаж ближе моей душе, моему внутреннему состоянию.

– А как Вы пришли в искусство?

– Мой отец был художником-оформителем, так что искусство у меня, наверное, в генах. В детстве любил лепить, часами мог сидеть за пластилином. Отец отвел меня к знакомому скульптору, и тот сказал, что мне для начала нужно научиться рисовать. И я пошел в изостудию Дворца пионеров. Там как раз начал преподавать молодой Лев Нецветаев, сейчас наш известный мастер. Он увлекал нас искусством. Благодаря ему я занялся линогравюрой. Столько линолеума тогда перепортил! Акварелью много писал. Но живопись оказалась мне ближе. Потом было художественно-графическое отделение Ульяновского педагогического училища №1, после армии поступил заочно в Чебоксарский педагогический институт, где тоже был «худграф». Преподавали хорошие педагоги. А в Ульяновске меня поддерживали, что-то находя во мне, ныне,увы,покойный Владимир Черкунов, здравствующий Валерий Живулин. А народный художник Виктор Сафронов, 85-летие которого мы будем отмечать уже на этой неделе большой выставкой в Картинной галерее, считаю, дал мне больше, чем любой институт. Он бывал у нас дома, увидев один из моих натюрмортов, пригласил приходить к нему и показывать свои этюды. Их разбор, «кухня» живописи были для меня очень полезны.

– Мне кажется, что от Ваших пейзажей исходит неслышимая, внутренне ощутимая музыка… Вы, наверное, слушаете музыку, когда пишете, или, может, стихи читаете?

– Действительно, часто пишу под классическую музыку, под гитарные мелодии. Особенно интересно бывает, когда по своему настроению пейзаж и музыка совпадают. Не зря величайший пейзажист, народный художник России, академик Академии художеств России Ефрем Иванович Зверьков говорил, что когда ты видишь поразивший тебя пейзаж, то словно бы слышишь гитару, а когда начинаешь писать картину, то вторая гитара уже звуч ит в тебе, и если обе они сливаются, то на твоем полотне – музыка.

– Как Вы считаете, современное реалистическое изобразительное искусство, в частности живопись, умирает? Сейчас на гребне волны, особенно в столицах, находится так называемое современное, или актуальное искусство, вызывающее интерес скандальными инсталляциями и перфомансами…

– Живопись не умрет. Но она испытывает серьезный пресс со стороны современного искусства, которое часто доходит до абсурда. Достаточно вспомнить последний нашумевший случай, когда на Красной площади один «творец» пытался прибить к брусчатке свое причинное место. Дело
не только в эпатаже, есть и финансовая сторона. Часть художников подалась в «актуальные» для заработка. А чтобы «продаться», ты должен угодить арт-менеджерам и покупателям. Это продолжается бесконечно, и при этом твой уровень понижается и понижается. В постсоветское время большой проблемой для художников-реалистов стало отсутствие музейных закупок. Зато столичные музеи, те же Третьяковка, Эрмитаж и другие приобретают актуальное искусство. Непонятна колоссальная поддержка этого нового направления со стороны государства. Даже канал «Культура» недавно сделал героем художника, главная заслуга которого в том, что он отрезал себе ухо. Премия авангардиста Кандинского сейчас звучит во всем мире, а премия реалиста Пластова больше известна в нашей провинции. К чему пришла западная культура, поддерживая постмодернизм? Я видел многие выставки этого направления: ребята там вообще рисовать не умеют и не хотят. Тут и сам невольно задумываешься: зачем потратил столько времени на освоение мастерства, столько картин написал, когда это никому сейчас не нужно?..

– Может быть, придет время, когда творчество реалистов конца ХХ – начала XXI веков будет иметь высокую цену и за миллионы продаваться на аукционах? Такова, как говорят французы, жизнь, многие творцы стали известны лишь после смерти.

– Кстати, что удивительно, китайцы понимают ценность советского реалистического искусства. Они приезжают в Россию и закупают работы, особенно на революционную тему. А до них в перестройку приезжали американцы за произведениями наших реалистов, мастеров высокого уровня. Вообще, во времена СССР качество в искусстве держалось на высокой планке. Выставкомы оценивали работы по уровню мастерства. Если плохая работа, ее отодвигали в сторону.

Помню, когда я начинал свой путь в искусстве, мои картины на одну из выставок не прошли. Тогда Виктор Алексеевич Сафронов подошел ко мне, расстроенному, и говорит: «Надо писать так, чтобы не могли не принять!».

– Вы пишете в рамках традиций русского изобразительного искусства. И с импрессионизмом родственная связь ощущается. Кто из старых мастеров Вам особенно близок?

– Левитан – непререкаемый авторитет. Великолепен «Московский дворик» Поленова! А Куинджи, его эксперименты возьмите! Венецианов – наверное, наш первый отечественный импрессионист, начал писать на натуре. Или вспомните шедевр Саврасова «Грачи прилетели». И многие другие великолепные пейзажисты, включая нашего земляка Пластова, который поднял импрессионизм на недосягаемую высоту. Во французском импрессионизме, мне кажется, больше техники, а у нас – души.

– В прошлом году у Ульяновской организации Союза художников России, которую, кстати, Вы возглавляете, был солидный юбилей – 80 лет со дня образования. Чем живет организация сейчас?

– Все тем же – творчеством! Были юбилейные выставки в нашей Картинной галерее в Ульяновске и в Выставочном зале Союза художников России на Покровке в Москве. Художники, кто хочет работать, находят для этого возможности, несмотря ни на какие сложности. Им достаточно, образно говоря, и полтюбика краски. Наша работа – как наркотик, только со знаком плюс. Если ты в нее втянулся, то без нее уже не можешь. А те, кто не хочет работать, ищут причины. Как один мой преподаватель по институту говорил: «Вот денег заработаю, и начну писать.». Вопрос: а сколько денег ты должен заработать? Их ведь всегда мало…

– Есть ли у ульяновских художников свои зрители и покупатели произведений?

– На каждом открытии наших выставок много знакомых лиц.

Но в основном это зрелые люди, молодежи мало. А ведь на примере изобразительного искусства можно воспитывать подрастающее поколение. Тот же пейзаж может вызвать чувство любви к Родине, к своему краю. Патриотизм, о котором сейчас так много говорят, вряд появится от созерцания «Черного квадрата» и прочих треугольников и ромбов. Что касается покупателей, то опять же невозможно не вспомнить советский период. В наш салон приходили врачи, педагоги, инженеры и покупали картины для своих квартир. А сегодня их внуки несут эти картины назад в салон и просят за них деньги. Это признак безвременья…

– Вот Вы говорите, что беспокоитесь о судьбе своих произведений. Это ведь проблема многих ульяновских художников. Что будет с лучшим из их творческого наследия после ухода в небытие? Может быть^ нужно для этого создать музей?

– Мы в своем здании мастерских на улице Гончарова выделили комнату для хранения картин художников. Музей по финансам не потянем. Подобная ситуация не только у нас. В столицах академики живописи умирают, а их произведения отправляют в контейнеры при освобождении мастерских для других художников.

– Грустно. А хотелось бы закончить разговор на оптимистической ноте.

– Есть прекрасная новость! Буквально на днях благодаря Губернатору Сергею Морозову и городским властям было принято постановление администрации Ульяновска о передаче нашей организации в безвозмездное пользование на 50 лет помещений под творческие мастерские. За это им огромное спасибо! Теперь наши художники не находятся под угрозой выселения из своих мастерских. А дальше – работать надо! Как говорит один из моих друзей: «Раз тебе дан дар – твори».

Беседовала Ирина Морозова