Ведущий Клуба – Жан Миндубаев.

От ведущего.

    Так уж получается, что ежегодно  как  бы само собой является на литературном горизонте имя Николая Благова. И  это вполне закономерно .Ибо  ежегодно  происходит вручение известной поэтической премии имени .Благова.

   В связи с этим мне хочется сказать несколько слов.     

 О  свойствах и особенностях поэзии Благова сказано уже немало. Даже защищена (насколько мне известно) научная диссертация. Поэтическое творчество такого уровня всегда побуждает -филологов к размышлениям и приоткрыванию разного рода «секретов и секретиков» мастерства. Добавлю, что о творчестве А.С. Пушкина написано и защищено более ста кандидатских и почти два десятка докторских диссертаций.

     Однако, я не «ученый муж», а просто ценитель и любитель поэтического слова. Потому позволю себе сегодня всего лишь два суждения о поэзии Благова. А именно: о корнях и кроне его творчества.

О корнях. Я абсолютно убежден, что не доведись Николаю Благову расти и познавать мир в самой обычной российской деревне — то никакого поэта мы бы не увидели. Ибо  все поэтическое поле Благова – это наши  деревни,  сельские люди,поля, леса, луга, пажити — и все прочее… То наше глубинное провинциальное пространство и его люди; которые породили Бунина, Куприна,  Паустовского,  Пришвина,  Солоухина,  Рубцов —  и еще многих прекрасных писателей и поэтов.

Так что село,  российская провинция -это, так сказать, корни поэзии и Николая Благова.

Ну, и пару слов о кроне. Она густа, предельно живописна. Она сродни тому мастерству, которое не отпускает нас от полотен Шишкина, Пластова, Левитана и прочих мастеров кисти. В этой живописи предельно насыщена та суть бытия, та суть жизни, выразить которую могут только большие мастера. Среди них, конечно, и Николай Благов.

А теперь  мне хочется представить читателям «Симбирского глагола»  воспоминание о Благове-человеке, о черточках его повседневной жизни,  о той стороне  бытия, которая также  весьма выразительно  характеризует   особенности  личности поэта и некоторых прочих  существ…

И добавлю еще вот что.

Стихотворение  Николая Николаевича, . вызвавшее столь бурную реакцию- это ( на мой взгляд) великолепный, потрясающий образец  поэтической выразительности. Но понять ее может лишь тот  вдумчивый читатель, кто хоть раз в жизни заглядывал в  мрачную глубь брошенного  сельского колодца.     Колодца уже умершего в уже умершей деревне…

А пародисты- они, все же  ( даже талантливые) –просто завистники.

Ну, как бывает, когда  иному дано то, что тебе не  дано…

Жан Миндубаев.

*****

Николай Марянин.

Пародийная история.

 

…Я работал тогда  в  обкоме комсомола. И как-то

по плану «Учёба комсомольского актива»  была встреча в местном отделении Союза писателей СССР, которое Николай Благов в то время возглавлял.

Поэт нас встретил радушно, со всеми поздоровался за руку и с полчаса рассказывал, какие у нас в Ульяновске имеются таланты, отвечая попутно на наши вопросы…

А вскоре он уехал в Саратов, где возглавил журнал «Волга». И вернулся в Ульяновск лишь через несколько лет.      Меня меж тем перевели в газету «Ульяновский комсомолец», где я работал заведующим отделом и ответственным секретарём

А в  1987 году был назначен редактором. Отдел литературы в молодёжной газете тогда возглавлял писатель Валерий Гордеев, у которого отношения с Благовым испортились ещё задолго до этого. Николай Николаевич был человеком прямолинейным, и однажды в присутствии других писателей, мягко говоря, нелестно высказался о стихах Гордеева.     Возможно, это и сподвигло Валерия Леонидовича в дальнейшем на дерзкие и некорректные поступки.

Однажды он забежал ко мне в кабинет с горящими глазами, держа в руке только что вышедший номер  железнодорожной газеты «Гудок».

Там был напечатан фельетон о Николае Благове. Автор писал о скандале, который  якобы устроил на станции Рузаевка поэт, возвращавшийся на поезде из Москвы в Ульяновск.

Гордеев стал уговаривать меня перепечатать фельетон в ближайшем номере «Ульяновского комсомольца». Прочитав текст, я ответил категорическим отказом — во-первых, потому, что перепечатками мы не занимались, а во-вторых, приведённые в фельетоне факты совсем не вязались с Благовым и не вызвали у меня доверия. Фельетон и без перепечатки наделал тогда много шума, доставив Николаю Николаевичу немало душевных переживаний.

А Валерий Гордеев уже через пару недель зашёл ко мне с новой идеей — опубликовать пародии на стихи Николая Благова.

Одну из них я сразу узнал, мне показывал её мой предшественник на редакторском посту Анатолий Дмитриев, когда в редакцию пришло письмо с этой пародией от инженера Ульяновского политехнического института С.Вершинина.

Вторую пародию написала молодая поэтесса Г.Анисимова, которая занималась под руководством Льва Бурдина в литературном объединении «Парус», проводившем свои заседания в редакции «Ульяновского комсомольца».

Письмо Вершинина Гордеев достал из архива, а пародию Анисимовой взял у Бурдина.

Прочитав тексты, я вынужден был опять разочаровать Валерия Гордеева. К самим пародиям у меня претензий не было: написаны хоть и дилетантами, но хлёстко. И  я даже сказал Гордееву, что, вполне возможно, когда-нибудь мы их и опубликуем, но только вместе с пародиями на стихи других поэто. Но  для этого надо подготовить специальную страницу, пригласить, допустим, сатирика  Медведовского и других наших именитых юмористов  — и  представить этот жанр во всей полноте. Но публиковать отдельно пародии на Благова в то время, когда город взбудоражен фельетоном в «Гудке» — — это уже травля какая-то.

Об этом я и сказал Валерию Гордееву, посоветовав всё же не использовать молодёжную газету для сведения мелких счётов… На том дело вроде бы и закончилось…

А через некоторое время меня отправили на две недели на учёбу в ЦК ВЛКСМ,  я уехал в Москву, оставив право подписи газеты своему заместителю Владимиру Марцин- кевичу.

Но уже в ближайшую субботу, 20 июня 1987 года, когда вышел очередной номер «Ульяновского комсомольца», мне позвонили из обкома комсомола и просили срочно вернуться в Ульяновск.

Ба! В газете были опубликованы те самые пародии на Благова!

В  тот же день —  бурная  негативная реакция в обкоме КПСС. Оказалось, что Гордеев сразу после моего отъезда написал к пародиям свой комментарий и сдал материал Марцинкевичу, уверив его, что с Маряниным всё согласовано: можно ставить в номер… Сотовых телефонов тогда не было, и Владимир Петрович, не дозвонившись до меня в Москве, поверил Гордееву на слово. А в выходных данных газеты оставил даже мою фамилию, хотя должен был по регламенту расписаться за редактора сам.

Ну, понятно: меня вызвали «на ковер». Перед визитом в обком я тет-а-тет прочитал мораль Гордееву и тут же оформил приказ о вынесении ему строгого выговора за нарушение порядка прохождения редакционных материалов.    Валерий Леонидович с выговором легко согласился. А когда я, получив разнос в обкоме комсомола и обкоме КПСС, вернулся после обеда в редакцию, до него уже дошли слухи, что личное дело коммуниста Гордеева решили рассмотреть на партийном собрании, а это грозило ему исключением из партии. Он решил не испытывать судьбу: в тот же день уволился из газеты, снялся в Ленинском райкоме с партийного учёта и уехал навсегда из Ульяновска в Димитровград…

Но вернёмся к самим пародиям. Возможно, они не вызвали бы такой острой реакции, если бы не сопровождались письмом автора пародии С.Вершинина и комментариями В.Гордеева, несколько снисходительными и даже оскорбительными… Приведём сначала комментарий Гордеева, в котором есть даже некий политический подтекст: «Мы всё же решились опубликовать пародию нашего читателя. И не только её. Ибо в портфеле редакции есть и пародия Г.Анисимовой, члена литобъединения «Парус» при обкоме ВЛКСМ, на ту же самую тему. Углубление процесса гласности и демократизации сегодня потребовали и необходимости введения политической рубрики «Молодёжное мнение». Полемика во всех сферах жизни, в том числе и литературной, предполагает не только критику, но и совет, поиск истины, помощь в работе над собой. Уверены, что и данная подборка поможет Н.Н.Благову более серьёзно относиться к творчеству, тем более, что стихи его всегда заметны, читаемы. И со страниц еженедельника к нему обращаются его читатели, обоюдно, вместе с поэтом заинтересованные в чистоте русского поэтического языка».     Следует сказать, что обе пародии были написаны на стихотворение Николая Благова «Смущение колодца». Само по себе стихотворение несколько странное, Николай Нико- лаевич в нём использовал оригинальные выражения, нашёл неожиданные новые слова. Помню, кто-то из моих коллег даже сравнивал его с известным стихотворением Льюиса Кэрролла «Бармаглот» и цитировал при этом первую строфу: «Варкалось. Хливкие шорьки

 Пырялись по наве,

 И хрюкотали зелюки,

 Как мюмзики в мове…»

Такое сравнение, конечно, было явно преувеличенным, но некоторые слова действительно были Николаем Благовым сконструированы. Покоем обдавая погребным,

 Потёмки необстуканно прозябли,

 Поганые — с беспечинкой — грибы

Ползут по срубу, Лижутся по-жабьи.

 В колодезном пустуя терему,

Бадья набатная — На век, на два посуда –

 Бесшумно расчехлившуюся тьму

Несёт, как мышь, Вспарившая оттуда.

Почуя перебойные толчки,

Ток-токает с коленца на коленце,

Синюшные набыча кулачки,

Без солнца, Словно зыбка без младенца.

Оттокала, Заспав себя, Вода.

Инженер С. Вершинин, автор первой пародии, прочитал это стихотворение Благова в 5-ом номере журнала «Наш современник» за 1987 год. «Я был так шокирован, — писал он в редакцию, — что мне пришлось написать пародию. Предлагаю её вашему еженедельнику. Увы, не пишу в «Ульяновскую правду», так как уже знаю, что это бесполезно». И далее Вершинин буквально проехал бульдозером по творчеству Николая Николаевича.

Вот цитата: «В этой подборке стихов у Благова присутствует весь набор технических приёмов, нет только поэзии. Местный поэт, известное имя, тематика повышенного спроса (особенно в «Ульяновской правде»), насилие над языком, которое выдаётся за образность, «языковые эксперименты», дешёвая стилизация в духе — «ай-да мы, люди русские…», употребление всуе великих имён. Всё это приправлено аллитерациями «по вкусу» (автора). Честное слово, когда ЭТО прочитал один из моих коллег, который пишет неплохие стихи (но в отличие от Благова нигде не публиковался), он три дня ходил расстроенный: «Ведь нельзя же ТАКОЕ…» Он никак не мог понять, каким образом это появилось в печати? Если вы не решитесь опубликовать эту пародию (ведь Благов!), пожалуйста, если можно, пере- шлите её Н.Благову. Поэт-то, конечно, поэт, но надо же и совесть иметь! С.ВЕРШИНИН, инженер УлПИ».

Инженер Вершинин имел в виду все стихи Благова,, опубликованные в 5-ом номере  журнала «Наш современник». Кроме «Смущения колодца», там были напечатаны стихотворения «На Руси», «Трактористки войны», «Зона затопления», «Арине Родионовне», «Молчание с Царь-пушкой». Оценка автора об известном поэте, конечно же, была резкой и субъективной, и её появление в советской печати не могло остаться незамеченным. А вот и сама пародия С. Вершинина, которую он назвал

«Смущение редактора»…

 Покоем обдавая погребным,

 Приплюхало в редакцию творенье…

Захлюпало беспеченьем гробным,

 как мыши, из колодца воспаренье.

 Туда заглянешь: не стихи — вода

из плесенью прогнившего колодца. –

 Брат, не гляди! Оттуда никогда

поэзия к себе не обернётся.

Раз автор тот, в деревню забредя,

 в колодец глянув, разомлел над бездной.

Его с размаху старая бадья… по темечку… всей тяжестью железной.

 Офонарев, оттумкав, он затих,

 по-жабьи разлизавшись виновато.

 И в голове его распух тот стих –

за извращенье языка расплата.

 И никого теперь не уберечь.

 Редактор спохватился, леденея:

«Ведь Благов!.. Мою руки — дело с плеч!

 В печать её! И автора под нею…»

Чего шуметь, когда стихи его

 уж напечатаны. Попробуй-ка отмыться!

 Прочёл, и не осталось ничего,

 как на цепи, обмёрзнув, удавиться

С самим С. Вершининым мне не удалось тогда встретиться, даже сомнение возникало: а не псевдоним ли это чей-то?

А вот автор второй пародии Галина Анисимова стала в Ульяновске известной поэтессой, вступила в Союз писателей России. А когда я однажды рассказал ей ту давнюю историю, она была потрясена, что вокруг публикации кипели такие страсти, и подарила мне изданную в 2007 году книгу «Мемуары юмористки» с автографом: «Николаю от автора с сожалением о том, что «нам не дано предугадать, чем наше слово отзовётся»

Дело в том, что в этой книге Галина описала ту же самую историю, взгляд, так сказать, с другой стороны. Анисимова тогда посещала литературное объединение «Парус». Стихотворение Николая Благова «Смущение колодца» она прочла в феврале 1987 года в газете «Ульяновская правда» и не удержалась, написала пародию на стихи знаменитого земляка,:

Пародия у Галины Юзефовны получилась не злой, даже домашней, и называлась он

 «Смущение от «Смущения…»

… Пришла с работы: «Батюшки, беда!»

— Ни капельки воды не оказалось.

Оттокала, заспав себя, вода.

 Моя семья без ужина осталась.

 Гляжу в колодца смёрзнувший провал:

Потёмки необстуканно прозябли.

 А может, я немного не права,

 На всё взирая попросту, по-бабьи?

 Мозги и у колодца иногда

(Хоть сам — дуб-дубом) могут шевелиться:

Всем серебром дотумкала вода,

 Как на цепи, обмёрзнув, удавиться..

 И никуда не деться от судьбы,

 Прошло колодца времечко златое.

 Поганые — с беспечинкой — грибы Использую сегодня на жаркое…

 Полезла за грибами аж до дна,

 Дотуда, где мокро и очень сыро.

 Отшибла память старая бадья –

 Ведь обошлись бы запеканкой с сыром.

Не спрятаться, не скрыться, не убечь!

От продувного опекунства стужи.

Попятным дымом поперхнулась печь,

 Но ужин выдала. Могло быть хуже…

« И вот с лёгкой руки Льва Бурдина, — пишет в книге Галина Анисимова, — моя пародия появляется в газете «Ульяновский комсомолец». На этой же странице была опубликована пародия С.Вершинина «Смущение редактора» на это же самое стихотворение. Прочитав обе, я призналась себе, что моя — это слюнявое женское сюсюканье по сравнению с мужским голосом, режущим правду-матку!» Далее Анисимова продолжает: «…А вот я со своим «Смущеньем…» села в лужу. Из Москвы в нашу забытую провинцию приехал маститый поэт Николай Старшинов искать поэтические брильянты и выявлять молодые таланты. Весь наш «Парус» читал свои поэзии и прозы. Я, как всегда, решила быть оригинальной и кроме своей ранней и недозрелой — увы! — поэзии прочитала ещё и пародию. В силу своей высочайшей близорукости я не совсем правильно истолковала реакцию мэтра и зала. По окончании мероприятия, по дороге домой, за Волгу, один талантливый и подающий надежды поэт сказал: «Ну ты даёшь! Ведь Благов и Старшинов — друзья!» И я поняла, что мне не светит прославить родину Ленина своей поэзией. Так я стала поэтическим диссидентом и ушла в глубокий андеграунд… Беспристрастное время безжалостно расставляет ударения, ставит запятые и точки: ушёл из жизни Николай Благов. А я с тех пор непишу пародии…»

Мне передавали, что Николай Николаевич переживал эту публикацию болезненно. Но случая объясниться так и не предоставилось, в молодёжку к нам он не приходил. В 1988 году меня перевели заведующим отделом в газету «Ульяновская правда». Благов в то время часто заходил в редакцию к своему другу, заместителю главного редактора Игорю Хрусталёву, и подолгу сидел в его кабинете. Каждый раз, заходя по делам газеты к Игорю Антониновичу, я здоровался и с Благовым, он сухо кивал в ответ и отворачивал взгляд к окну. Мне казалось, что он всё ещё винит в той публикации меня.

Как-то раз я даже спросил Хрусталёва, может, объясниться мне с Благовым? Тот ответил, что лучше не надо, Николай Николаевич, мол, в курсе, что и как было, но говорить на эту тему не любит. Пародия, без сомнения, — жанр острый, но реагировать на неё надо всё же философски и с юмором.    Если, конечно, к этому не примешана чья-то личная неприязнь.

Друзья и ученики Николая Благова в разное время писали посвящённые ему стихи. Хочу представить четыре стихотворения, написанные ульяновским писателем Петром Трофимовичем Мельниковым. Он хоть и был на три года старше Благова, но считал его в поэзии своим учителем и литературным авторитетом. Пётр Мельников скончался в 2012 году, а четырьмя годами ранее, в 2008-ом, к 80-летию автора в Ульяновске было издано собрание его сочинений в 2-х томах. Первый том называется «Даль» и содержит все по- эмы и стихи Мельникова. Среди них и те самые четыре посвящения Николаю Благову, открывающие некоторые интересные факты биографии поэта. Первое стихотворение называется «Мои друзья» и написано 9 июня 1973 года. Ком- пания друзей побывала тогда с ночевой на природе, и Пётр Мельников с лёгкой иронией описал, чем каждый из них занимался в загородной прогулке. Кроме самого автора, в стихотворении присутствуют поэты Владимир Пырков и Николай Благов, журналист Александр Артёмов, художник и биолог Виктор Шустов, работник говорящей профессии Астафьев.

                        Мои друзья

      Есть жизни смысл глубокий, изначальный:

     Пусть говорят, что лучше где-то там!..

      Нам захотелось после встреч случайных

      Пошляться вместе по родным местам.

      Чтоб насладиться запахом живицы,

       Увидеть даль, пока она видна;

      Послушать, как поют, щебечут птицы,

     Узнать, какой бывает тишина.

     От города вдали, вдали от сёл

      Сегодня мы бездомные бродяги.

      Пырков на холм с транзистором ушёл,

     В мешке спит Благов, словно в саркофаге.

     Астафьев расточается в пылу –

      Он и во сне не говорить не может!

     Попал Артёмов пяткою в золу

       И голосом покой ночной тревожит!

    Явился Шустов из густых лесов.

 Он на сучок рюкзак повесил старый,

Чтобы начать из листьев и цветов,

  Пока все спят, подборку на гербарий.

 Костёр потух, над озером туман. 

Сижу я на пенёчке, как на троне!

 Бредёт устало звёздный караван,

Заря с зарёй сошлись на небосклоне.

И пусть траву посеребрит росой:

 Биологи, поэты, журналисты,

 Поспите вы ещё часок, другой.

Разбудят вас пернатые горнисты.

Второе стихотворение автором не датировано, но относится оно, вероятно, тоже к 1970-м годам. Называется      «Раскаяние».

Благов тогда приобрёл себе двустволку, но стрелять из неё по «братьям нашим меньшим» не любил, видимо, не хватало духу, в чём он и признавался иногда своим близким друзьям. Однажды поэт взял на охоту Петра Мельникова, и друг затем в поэтических строках отобразил эти ружейные пере- живания Николая Николаевича…

       Раскаяние.

 Шли мы по-над берегом заречья.

 Вился в небе коршун золотой.

Я у Коли Благова с заплечья

Снял ружьё и вскинул над собой.

 Но поэт и друг сказал мне строго:

 «Не стреляй, остановись, остынь!..

 На пригорке сусликов так много,

 Ну, а коршун здесь всего один».

И глаза скрывая виновато,

Шепчет в оправдание своё:

— Сам не знаю, для чего когда-то

Я купил двухствольное ружьё…»

Откликнулся Пётр Мельников и на преждевременный уход своего друга. В стихотворении, посвящённом светлой памяти Николая Благова, он как очевидец передаёт свои ощущения от того дня, когда в селе Крестово Городище поэта проводили в последний путь…

           Светлой памяти Н.Н. Благова

     Дубовый крест, железная ограда,

      И над землёй песчаный бугорок;

     И веет с Волги свежестью прохлада;

      И сон поэта вечен и глубок.

      Провидцы вознесли и погубили.

     Последняя мечта его была:

     Ещё хоть раз вдохнуть дорожной пыли,

     Пройтись лужком по улице села.

      И прежде он порой уединялся

    Над вымыслом не сдерживая слёз,

      Отчаянно влюблялся и стеснялся

     Под окнами лепечущих берёз.

     В избе с лучами первыми денницы,

     Как тени, поднимались к потолку,

     Скрипели под ногами половицы:

  Он бережно вынянчивал строку.

   Через снега, через дожди косые

     Воистину для нас и для него

   Сияла синью Волга и Россия,

 И не было дороже ничего!

    Бежит трусцой дородная лошадка,

 Её копыта глухо в землю бьют;

 И движется телега тихо, шатко –

Возница вожжи теребит и кнут.

К любой работе он всегда готовый,

 Присел бочком на свежую траву

. На кладбище возил он крест дубовый,

 В село везёт — поникшую вдову.

 Он тягостно вздыхает и сутулится,

 И светится печаль с его лица.

Притихла обезлюдевшая улица,

 И, кажется, не будет ей конца!

Но вот и сад. На древних пепелищах

Стоит и не торопится на слом –

 В большом селе Крестово Городище –

 Родительский осиротевший старый дом….

 

И ещё одно стихотворение Петра Мельникова, которое называется «Памяти поэта», написано явно о Николае Благове, хотя автор и не указал это в эпиграфе.

Здесь описан поэт с талантом от Бога, у которого ушли из жизни отчим и мать, который любил народ и особенно крестьян, писал стихи, пил вино и воспевал широкую Волгу…

 

                          Памяти поэта.

Ушли из жизни отчим, мать, Ушёл за ними он.

Судьбу напрасно умолять — Суров её закон.

Его святой душе полёт, Талант был Богом дан!

 И так любил он свой народ, Особенно крестьян!

 У них земля и жизнь своя, Благословенный труд!

 Живут, веселья не тая, А грустно — запоют.

 Под вечер, распахнув окно, Сидел он за столом;

Писал стихи, и пил вино, И думал о своём.

 И вот, наперекор всему, Не слыша голос свой,

Хотел бы я сказать ему Весеннею порой: —

—  Всё так же в небе облака Путь совершают свой,

 Всё так же Волга широка, Воспетая тобой!

Возможно, кто-нибудь однажды соберёт все стихотворные посвящения Николаю Благову в один поэтический венок. Не сомневаюсь, в целом он будет ярким и многоликим, хотя среди цветов этого венка всё же будут попадаться иногда колючие стебельки едких пародий и сатирических шаржей.

Николай Марянин.