Повесть.
( Продолжение).

«Пастырь должен думать о тех душах, которые бог ему доверил. Ибо если мы не показываем образа и примера своего, то житие наше скудно…»
(Отец Иероним,
настоятель Алатырского монастыря).
Глава 1.
Ужин на даче.
В сентябре 1986 года Геннадия Васильевича Голбина назначили первым секретарем Симборского обкома Партии.
До этого партийный функционер Голбин уже не один год числился в «кадровом резерве», был значимой фигурой в партийной элите .После удачной карьеры на Урале он целых девять лет поработал в Грузии, куда московское начальство направило его «вторым» секретарем Центрального комитета КП республики. По заведенному тогда обычаю, в национальных регионах СССР «первыми» назначали, как правило, персон из числа представителей «коренной национальности». То есть в Киргизии главным «командиром» должен был быть киргиз; в Армении – армянин; в Баку – азербайджанец. И так далее
А «второй» назначался непременно из русских: в качестве «глаз и ушей» Москвы. Присматривать на всякий случай «за националами» – кабы чего не вышло? Как бы там сепаратизм не проклюнулся?
«Кадровая политика» московскими начальниками была тщательно продумана.
И вот после райской жизни в чудесном краю, после ухоженного и респектабельного города Тбилиси, после гостеприимного грузинского общества, после изысканной и очень хорошей кухни, после фруктово-винного рая Голбина «двинули» в захолустно-дремотный Симборск.
Поначалу казалось: «В деревню, в глушь, в Саратов!»
Но ведь уже в каком качестве! Руководителем области! И не какой-то там захудалой – вроде Тамбовской или Курганской – а Симборской, многозначительной «Родины вождя»! Новое назначение было очень большой ступенькой «вверх» и это утешало.
В Симборск товарища Голбина доставил товарищ Игорь Игачев – второй человек в иерархии державной власти. Он до переезда в Москву руководил большим сибирским регионом, любил лыжи и здоровый образ жизни; лично контролировал как идет строительство социализма, как убирается на колхозных полях урожай, как идет сбор кедровых орехов в тайге – и так далее… Внезапно появляясь «на местах», вылезал из машины, собственноручно открывал багажник, доставал из него резиновые сапоги и брезентовый плащ, переодевался и шел «в народ».
Улучшалось ли после таких визитов работа, становилась ли она результативнее – неизвестно. Но инфаркты у подчиненных бывали…
Срочно собрали партактив. Товарищ Игачев представил Голбина партийным товарищам на внеочередном партийном пленуме в Симборске так:
– Думаю, никто не будет возражать против избрания товарища Голбина на пост первого секретаря обкома КПСС? Кто за, товарищи? Кто против?
«Против» не оказалось. Все единогласно были «За!»
Приняв поздравления и аплодисменты четко выразился и товарищ Голбин. Подошел к трибуне, внимательно осмотрел зал – и изрек:
– Я девять лет работал в краю чудесных виноградников и великолепного вина. И – как видите – не спился. Надеюсь, что здесь споить меня не удастся?
Аплодисментов не было. Зал молчал. Намек был понятен каждому; цель прибытия нового вождя – тоже.
Так началась борьба за трезвость в Симборской области. Это была главная задача, поставленная перед Голбиным.
Игачев улетел из Симборска в Москву в тот же день – он спешил руководить страной.
Проводив начальника, Голбин направился в дачный поселок «Тихая роща». Туда еще днем были завезены его личные вещи.
Отпустив водителя, Геннадий Васильевич направился к своей даче. В скромных летних домиках кое-где светились окна. Обитатели этих жилищ – а это были секретари облисполкома и горисполкома и их заместители, начальники отделов и управлений, прочий руководящий люд – вероятно, пребывали сегодня в сильном волнении; гадали – что-то им принесет явление нового «хозяина»?
Дача Голбина стояла за крепким забором. Двухэтажное здание было разделено пополам: одна половина предназначалась для первого секретаря обкома; вторая – для председателя облисполкома. Спортивная площадка с бассейном тоже была общей. Увидев это Геннадий Васильевич хмыкнул:
– У вас в моде общежития?
Заведующий финхозотделом – плотный лысеющий человек с суетливыми движениями и хитроватой физиономией, знакомящий Голбина с апартаментами, пояснил виновато:
– Так еще до меня было заведено… Где ужин накрывать, Геннадий Васильевич? В столовой – или на веранде?
– На веранде, – отозвался Голбин. – Подышу.
Стол был щедрым: выпивка, закуски, добрая еда. Голбин положил на колени белоснежную салфетку; не спеша, наслаждаясь едой и тишиной, отужинал. К коньячку даже не прикоснулся.
Молчаливый начфин ждал указаний…
– Сколько стоит этот ужин, Федор Борисович? Полагаю, недешево? У меня к вам просьба: больше таких пиршеств мне не устраивайте!. Зарплата, как вы знаете, у меня не безграничная, лукулловых пиров не потянет… Спокойной ночи!
К большой купюре, лежащей на столе начфин долго не мог прикоснуться… Подошел неслышно серый кот, вспрыгнул на кресло, долго смотрел на него глазами Голбина…Начфин почувствовал себя мышкой, которую сейчас сцапают и съедят…
Наутро вся симборская руководящая элита знала: новый «хозяин» на халяву не потребляет. И не пьет. Вообще!
Это была плохая новость. Очень плохая. Но симборяне не знали главного: Геннадий Васильевич был весьма талантливым «актером первых ролей». Необходимость думать одно, делать другое- а избражать третье он осознал давно.. Знаменитая поговорка советской эпохи “Я иду по ковру – а ты идешь пока врешь; он идет, пока врет; мы идем пока врем…” – была руководством к действию и гарантией выживания.
Геннадий Васильевич ощутил это еще в те годы, когда работал на заводе «Уралмаш».. Тогда вдруг как-то потихоньку даже в горнозаводских, испокон веку лучше прочих снабжаемых городах стало туговато с продовольствием. Сначала стало исчезать с прилавков все мясное: головизна, ливер, колбаса – – не говоря уже о говядине или свинине. Вот тут-то послышался сначала тихий, а потом все нарастающий ропот: разве может рабочий класс работать в полную силу без мясного приварка?
В дирекции “Уралмаша” – как всегда, стали совещаться: что делать? как быть? Тогда-то и предложил секретарь парткома Голбин ” подсесть на рыбу”.
– А не установить ли нам дважды в неделю в заводских столовых “рыбные дни”? Поставки хека, мойвы, трески, кильки и хамсы снабженцы организуют! А медицина подтвердит, что рыбный белок не только равноценен мясу – но еще и превосходит его, ибо снабжает мозг человека фосфором!
Так и решили. Но уже после двух “рыбных дней” на дверях заводских столовых появились листовки с такими стишками:
В супе хек, в котлетах хек!
И из хека зразы…
Но тоскует человек –
Хер от хека не встает –
Не встает, зараза!
На поимку наглого стихоплета были мобилизованы заводские особисты; им помогали ребята из “Конторы Глубокого Бурения”.
Старались сильно, но безрезультатно. И мясо в заветном меню не появилось. Однако в своем отчете “О социально-экологическом положении на предприятии” Геннадий Васильевич о “мясной проблеме” не написал ни слова. Он уже осознал к тому времени, что в громадной стране в реальности может происходить много трагического и драматического.
Картину “для масс” надо было рисовать иную, отнюдь не темными – а напротив, абсолютно жизнерадостными, радужными красками. Скажем, никак нельзя было употребить слова “Рабочий класс возмущен отсутствием мяса в заводских столовых” – а следовало изъясниться так: “В начале отчетного квартала имели место некоторые одиночные проблемы со стороны ОРСа по поставкам определенного мясного ассортимента, которые благодаря принятым мерам были все же устранены…” Такого рода эзоповское словосочетание вполне устроило “вышестоящие инстанции”…
Затаенная лживость стала привычкой партийного вожака Голбина, его «второй натурой» .
(Продолжение следует).