Иван Сивопляс
В Ульяновской области есть города, рабочие поселки, села и деревни, и у всех имеется свое собственное имя. Существует целая наука, посвященная названиям населенных пунктов, которая называется топонимикой.

Калифорния, Сахалин, Грозная Крепость, Гуляй-Поле… Сразу представляются далекие моря-океаны, высокие горы и отчаянный батька Махно. А между тем населенные пункты, называвшиеся столь экзотически, находились когда-то непосредственно в пределах Симбирского-Ульяновекого края.

Где, вы думаете, находится Калифорния? В Соединенных Штатах Америки? А вот и нет! В середине XIX столетия сельцо Калифорния располагалось в Ардатовском уезде Симбирской губернии, по правую сторону от Московского почтового тракта, при речке Киша. В Калифорнии насчитывалось 12 дворов и восемь десятков жителей обоего пола!..

Как видим, история с географическими названиями — вещь увлекательная и неожиданная. В ней отражается все разнообразие аспектов истории, культуры, занятий, языков и народностей определенной местности, его географические особенности, реки и водоемы.

Последние были особенно важны для наших предков: без воды не проживешь никак! Люди селились на берегах рек и озер, около ключей и родников — обязательно рядом с источниками воды. Названия населенных пунктов впитывали в себя названия водных источников: Инза, Барыш, Базарный Сызган и Базарный Урень, Никольское-на-Черемшане, Большие Ключищи и многочисленные Белые Ключи.

В селах и деревнях живут люди — а когда-то в старину ими на правах частной собственности владели дворяне и помещики. Многие из них, кстати говоря, были основателями этих населенных мест. За службу царю-батюшке дворяне получали «пустопорожние земли», на которые переселяли крепостных крестьян из своих имений в других местностях России. Так появлялись села Аксаково, многочисленные Анненковы, Аристовки, Бестужевки, Бекетовки, Языково. Любящие мужья нарекали свои владения в честь любимых жен: Авдотьино, Екатериновки.

Часто вновь возникшие деревни и села сохраняли в своих названиях память тех городов и мест, из которых прибыли переселенцы — например, Тетюшское и Уржумское, по городам Тетюши и Уржум. В условиях, когда семьи были многодетными, а большие села в Симбирской губернии запросто соперничали по числу населения с уездными городами, большее распространение получило отселение из существующих сел и деревень, порождавшее иногда целые связки населенных пунктов: Старые, Средние и Новые Алгаши, Нижние, Верхние, Средние, Новые Тимерсяны.

Вплоть до начала XVIII века Симбирский край оставался довольно беспокойным пограничьем. По заволжским степям кочевали, формально признающие подданство «белого царя», разнообразные кочевые народы, которые в любой момент могли совершить, и совершали, лихие набеги на оседлое население. Чтобы не давать повода к набегам и бунтам, российское правительство селило здесь военных и казаков, от «специальностей» которых произошло немалое количество имен населенных пунктов: Пушкарские, Стрелецкие и Конные слободы, Большое Станичное, Солдатская Ташла. Или, например, Мурзицы — мурзами называли татар и чувашей, в традиционном строю и с традиционным оружием служивших в рядах русского войска.

Кроме военных, все население дореволюционной России подразделялось на так называемые сословия, группы, связанные общими правами и обязанностями, профессиональной деятельностью, образом жизни. Одно из них — Однодворцы, оставившие по себе память в немалом числе названий населенных мест Симбирского-Ульяновского края. Кто такие, теперь не вспомнит никто. В XVIII веке Петр Первый ввел для дворян единонаследие, когда право распоряжаться отцовским имением получал единственный сын. Прочие отпрыски в многодетных дворянских семьях вынуждены были класть зубы на полку. Они жили как простые крестьяне, занимались крестьянским трудом, но при этом помнили о своем барском происхождении, свысока посматривая на соседей-мужиков. Были дворяне, стали однодворцы!

Разумеется, что разнообразие населявших и населяющих Симбирский-Ульяновский край народностей отразилось в его географии: Мордовские Кандарать, Темрязань и Шмалак, Русские Бектяшка, Хомутерь и Цильна, Татарские Беденьга, Горенки и Сайман, Чувашские Речка, Решетка и Сускан, Латышский и Эстонский хутора, которые в годы советской власти обратились Красной Балтией и Красной Эстонией, хутор украинцев, получивший имя Шевченко! А в Панской Слободе в середине XVII века поселили военнопленных поляков, оказавшихся в плену у россиян во время одной из многочисленных русско-польских войн. Паны-поляки давным-давно обрусели, но память о них до сих пор хранит название села.

Из мордовского, татарского, чувашского языков берут свой корень еще более многочисленные географические названия. Протекающая в ульяновских пределах речка Бездна, давшая название нескольким населенным пунктам, не пытается тягаться своей глубиной с впадинами Мирового океана. «Пезнака» по-мордовски означает «мокрая, болотистая», вполне подходяще для небольшой речушки. Или села Верхние и Нижние Коки, возникшие на одноименной речке Коке, или «зеленой», переводя с тюркских языков.

Интересно, что в XVII — начале XVIII столетий многие инородческие селения нарекались по языческим именам своих основателей и владельцев: Аркаево, Атяшево, Живайкино, Котяково, Паркино. Утверждение в Симбирских пределах христианства отразилось в многочисленных названиях, происходивших от церквей, которые строились в населенных пунктах: Архангельские, Никольские, Покровские.

До революции 1917 года названия населенных мест возникали, менялись и умирали стихийно. При советской власти все стало делаться официально. Новые названия вновь возникающих и переименованных сел и деревень: Красносоветский, Красный Октябрь, Красный Садок, Ленинский, Дружба и Мирный. Между прочим, стимулом для мощной кампании по переименованию населенных пунктов, прокатившейся по Ульяновской области в конце 1950-х — начале 1960-х годов, была борьба за благозвучие!

Так, сколько существует язык, столько люди боролись за его чистоту и благозвучность и столько же им казалось, что звучит недостаточно прилично и красиво. «Не жест, а телодвижение, не поза, а телоположение. Вместо вонь в приличном обществе говорят зловоние», — стыдил полтора века назад россиян за неприличие в словах один писатель.

30 декабря 1959 года с неблагозвучием в названиях населенных пунктов нашей области сразился Ульяновский облисполком. Его решением новые имена получили: в Барышском районе село Бештанов-ка — Заречное, поселок Чудаковка — Лесной. В Мелекесском районе село Грязнуху переименовали в Приморское. В Николаевском районе село Голодяевка обратилось в Дубровку, а Самодуровка — в Сосновку. В Новоспасском районе село Голодяевка стало Садовым, а в Павловском Безобразовка — Октябрьским.

Самым концентрированным на неблагозвучия оказался Тереньгульский район, в котором переименовали Верхние Коки — в Сосновку, Нижние Коки — в Белогорское, Горюшку — в Гавриловку, Кобелевку — в Калиновку, Собакино — в Красноборск. Наконец, завершающим громким аккордом поселок Хренов Хутор обратился в Лесные Поляны!..

Кстати говоря, как утверждают вездесущие топонимисты, две сотых процента топонимов, то есть названий населенных пунктов, имеют в своей основе обесцененные понятия, то есть совсем уж неприличные слова.

Но Хренов Хутор, или Хреновский Хутор — это совсем по другому поводу. В конце позапрошлого и начале прошлого века семейство симбирских мещан Хреновых весьма усердно занималось сельским хозяйством, глубоко, серьезно, «по науке». Это казалось странным, и некоторые считали Хреновых заезжими в губернию эстонцами. В приципе, нетипично для русского мужика учить детей в гимназиях, выписывать журналы по сельскому хозяйству и норовить, совершенно бескорыстно, поделиться с соседями технологией своих успехов. «Вся семья Хреновых чрезвычайно скромна и нравственна», — гласила, кстати, одна из дореволюционных характеристик.

В окрестностях села Зеленец Сенгилеевского уезда Хреновы обустроили конский завод, при котором образовался Хренов Хутор.

Хреновы считались большими знатоками лошадей. Особенной славой пользовался родившийся в 1879 году Михаил Петрович Хренов. Практиковать в коневодстве он начал с пяти лет!.. Не хуже, чем сельхозинвентарем, Михаил Петрович владел словом. «В лошади больше всего ценится ее характер. Ровный живой ласковый характер, это драгоценнейшее качество лошади, — писал он. — Плохую лошадь, будь то рысак или тяжеловоз, создает только сам хозяин ее необдуманной случкой с неподходящим производителем. Если у крестьянина, положим, имеется матка тяжеловозная или просто очень крупная, сырая, ленивая, которая еле волочит ногами, как ступами, да если он такую Федору-ду-ру да накроет еще великим таким же Федором-дураком, то какого же ждать ему от нее потомства? Жеребенок, конечно, родится, печка, дрова, облом, каланча!».

Пока по просторам Советской России шествовал НЭП, Михаил Петрович был чествуем и востребован. Он был обладателем дипломов и похвальных листов «за примерное ведение сельского хозяйства и за культурно-просветительную работу». Но потом на слом подкулачников-хуторян двинулось чудище коллективизации. Спасаясь от раскулачивания, Михаил Петрович «обобществил» свой последний хутор, что не спасло его от клейма лишенца, от безработицы и невостребованности — самой большой печали для человека с горячей душой, желавшего нести пользу людям. 23 октября 1930 года, всего на 52-м году жизни, Михаила Петровича не стало.

Но до сих пор остается хутор — пускай, хоть под «благозвучным» именем!..

На самом деле, тема истории географических названий совершенно неисчерпаема. Жаль только, что уходит в небытие все больше и больше населенных пунктов Ульяновской области, оставляя по себе только кружочки на старых картах.