Иван СИВОПЛЯС, Фото автора
Сто лет назад, в 1917 году в России случалась революция, даже две, февральская и октябрьская. Страна перестала быть монархией, стала республикой, а после – первым в мире социалистическим государством, просуществовавшим 74 года 1 месяц и 1 день, до 8 декабря 1991 года.

Свидетелями тех давних событий остаются, пожалуй, только старинные здания. Да и тех все меньше, в погоне за комфортом и прибылью мы легко избавляемся от вековых «гнилушек», от собственной памяти.

Великая Российская революция 1917 года стала детищем великой войны, Первой мировой войны 1914-1918 годов. Эта историческая драма стоила человечеству 20 миллионов жизней и крушения великих европейских империй, Российской и Австро-Венгерской, и на востоке Османской империи. Мир впервые столкнулся с геноцидом, тотальным истреблением мирного населения, с массами беженцев и интернированных из зоны боевых действий лиц. Возросшая огневая мощь не разбирала ни военных, ни гражданских. Все стороны конфликта враждебно относились к определенным группам населения в прифронтовой полосе, подозревая их в симпатиях к врагу и потенциальном шпионаже.

В августе – сентябре 1914 года Российская армия провела блистательную наступательную операцию против войск Австро-Венгрии, вошедшую в историю как Галицийская битва. По результатам ее к Российской империи была присоединена австрийская провинция Галиция, нынешняя Западная Украина. Впрочем, наступательный порыв сменили затяжные позиционные бои. В начале 1915 года, когда на помощь австро-венграм стали выдвигаться их германские союзники, в Галиции запахло мощным контрнаступлением. В преддверии неизбежного российские власти высылали из прифронтовой полосы «гражданских военнопленных», в лояльности которых они сомневались. Местом высылки для многих из них – адвокатов, священников, докторов и профессоров, украинцев-«русинов», поляков, евреев и немцев – стал Симбирск.

Большая компания гражданских военнопленных поселилась в двухэтажном доме в резных наличниках по Германовской улице, построенном в 1 91 0 году и принадлежавшем подпоручику Георгию Мунтяну (ныне пер. Гоголя, 8). Гражданские военнопленные обязаны были еженедельно регистрироваться в полиции, но вскоре, к взаимному удовлетворению, все «забыли» об этой обязанности.

В эпоху Первой мировой войны еще сохранялось рыцарственное, добродушно-покровительственное отношение к пленникам, особенно к людям образованным и благородным. Симбирские кадеты отдавали честь встречным австрийским офицерам. Не опасаясь особо обвинений в измене, люди заводили знакомства и дружбу и даже заключали браки с иностранными подданными, справедливо надеясь, что война однажды закончится и все вернется на круги своя…

Дом на Германовской улице в 1910 году заказал местному зодчему Николаю Перцовичу симбирский мещанин-домовладелец Иван Фуфайкин. А в 1913 году первый владелец продал домик Георгию Мунтяну, подпоручику молдавских кровей.

Душою шумного общества, населявшего дом Мунтяна, был ректор духовной семинарии из галицийского города Станислава (ныне Ивано-Франковск), 56-летний иеромонах отец Иеремия Ломницкий. Человек добродушный, ироничный, он неизменно поддерживал товарищей по несчастью шуткой, советом, денежкой. «Батюшка з бородой» – уважительно величали святого отца простые симбиряне.

Сын простого сельского священника, отец Иеремия свободно владел едва не всеми европейскими языками, в том числе и русским. Богослов, миссионер, философ, до войны он объездил всю Европу, неоднократно бывал в России, проезжал через Симбирск. «Город, ничего не скажешь, тихий и спокойный», – писал он в одном из писем периода своего «пленения». В сентябре 1914 года, при подходе российских войск, он мог бы бежать в глубь Австро-Венгрии, но остался в своей семинарии, со своей паствой. «Сколько, сестры, я от вас терплю, и через вас, но если с вами беда, жизнь отдам за любую из вас», – написал однажды отец Иеремия монахиням, у которых был духовником.

В доме Мунтяна отец Иеремия поселился в самой маленькой комнате. В ночь на 3 июля 1916 года скромного ректора не стало. На городское кладбище его провожала внушительная процессия, беженцы, ссыльные и горожане, успевшие проникнуться искренним уважением к этому необычному человеку. Незадолго до смерти отец Иеремия прорек своим соседям, что скоро умрет и навсегда останется в Симбирске – а все они вернутся домой. Так оно и вышло, несмотря на все обстоятельства разразившейся в России Гражданской войны.

В революционном 1917 году дом Мунтяна неожиданно оказался территорией Датского королевства. По существующим международным договоренностям, через Данию, нейтральную державу, осуществлялась помощь находившимся на территории России подданным Австро-Венгрии. В доме Мунтяна начала работать дипломатическая делегация Королевского Датского посольства в Симбирске, атташе посольства Геннинг Келер и симбирский уполномоченный Датского Генерального консульства доктор Иван Демьянчук. Разнообразны и хлопотны оказывались труды господ делегатов.

Дважды в месяц 800 австрийских военнопленных нуждались в помывке в бане на Куликовке «для предотвращения заразных болезней». Поручика Георга Брайера, страдавшего геморроидальной лихорадкой, требовалось поместить в госпиталь. Необходимо немедленно задержать некоего Станислава Баца, обчистившего товарища по несчастью и «толкавшего» на базаре его вещи. Пять десятков «гражданских пленных», прибывших за заработком в Симбирск из Буинска, просили о праве на «дальнейшее проживание в губернском городе, вплоть до отправки на родину».

В начале 1918 года Советская Россия вышла из мировой войны. Пленные и интернированные «австрияки» подлежали возвращению домой. Но тем временем в стране разразилась война Гражданская. «Военнопленный врач австрийской армии доктор Мишта на родину быть отправленным не может, потому что хорошие работники нужны и в России», – начертал один из симбирских комиссаров резолюцию на поданом заявлении.

Конечно, непросто было находить общий язык с «господами комиссарами». Тем более что и русский язык у датских товарищей немного прихрамывал.

«Вчера в 12 час. дня пять военнопленных австро-венгерцев были задержаны часовым с Красной Армия при перевозе. В место их арестовать и завести до коменданта, он отнял у них деньги, приблизительно триста рублей. Караул был 11 лагеря Красной Армии и караулил у пароходной пристани по противной стороне Волги. Прошу этот неприятный случай расследовать и принять меры, чтобы отняты деньги как возможно скорее были доставлены Королевской Датской Делегации».

Но и так вполне доходило. Два дня спустя, 2 июля 1918 года, 233 рубля 06 копеек, без дальнейших международных осложнений, вернулись к законным владельцам.

Лето – осень 1918 года стали пиком событий Гражданской войны в пределах Симбирской губернии. 22 июля 1918 года «белые» вошли в Симбирск. Торжество победителей сопровождалось казнями и арестами большевиков и сочувствующих советской власти. Среди прочих в застенках оказался и руководитель физкульта Симбирского губернского отдела народного образования, 24-летний уроженец города Будапешта Николай Деак. Наступили пятьдесят дней томительного ожидания: что будет? -точнее, когда поведут на расстрел? Других методов наказания политических противников в горячке первых месяцев Гражданской войны еще не успели придумать.

Но тем, кого не расстреляли сразу, под горячую руку, как правило, везло. Среди прочих узников Николай Деак дождался возвращения «красных» и освобождения из неволи 12 сентября 1918 года и вступил в ряды Красной армии инструктором по спорту. Жертве белого террора, советскому работнику и красноармейцу товарищу Деаку была предоставлена квартира в бывшем доме Мунтяна по Германовской улице.

В город Симбирск Николая Де-ака также забросили вихри Первой мировой войны. Во всем мире эта война стала мощным катализатором к развитию массового спорта как средства допризывной подготовки молодежи, которой все больше и больше требовали ее окопы. После начала войны Н. Деак, студент юридического факультета Клаузенбургского университета, был мобилизован и направлен в обер-офицерскую школу, а оттуда – на Главные военно-спортивные курсы в Будапеште. Молодого офицера назначили «преподавателем гимнастики в средне учебных заведениях», а потом отправили на австро-российский фронт, где он попал в плен, а затем в Симбирск.

В мае 1920 года товарищ Н. Деак возглавил вновь открытые курсы спорта и военной допризывной подготовки при Симбирском губернском совете физической культуры, первое в истории нашего края учебное заведение для подготовки спортивных кадров. Специально к открытию курсов, 20 мая 1920 года в Симбирске прошел большой спортивный праздник. Его открыл парад физкультурников на центральной Соборной площади города. Мероприятия продолжили спортивные выступления на Ярмарочной площади (район современной ул. Марата): «общее вольное движение по Сокольской гимнастике; борьба, бокс, прыжки и машин. гимнастика; перетягивание каната; фехтование и другие номера». Вечером в городском театре, школах и клубах прошли «концерты-митинги спорта».

Торжество первого выпуска курсантов курсов, 27 сентября 1920 года, состоялось в Рабоче-крестьянском театре в присутствии председателя Симбирского губ-исполкома Михаила Андреевича Гимова. Среди показательных спортивных выступлений завкурсами Н. Деак демонстрировал искусство фехтования на эспадронах, учебных саблях, не способных нанести серьезных травм.

К середине 1920-х годов Николай Алексеевич, как он писался по отчеству, Деак служил руководителем по физкультуре Ульяновского губернского отдела народного образования с ежемесячным окладом в 50 руб. Он женился на ульяновской гражданке Вере Сергеевне Участкиной, но при этом продолжал оставаться венгерским подданным. Конечно, скорая мировая революция, как верилось большевикам, скоро сотрет все границы и объединит человечество в одну общую семью под одним красным знаменем – а заслуги товарища Деака перед революцией казались несомненны.

Но время шло, революции не происходило, а внутри Страны Советов все активнее выискивали врагов, по вине которых будто затягивались и срывались благие мероприятия советской власти. Венгерский подданный на ответственном посту стал идеальной мишенью для атаки. В конце 1920-х годов Н.А. Деаку было предъявлено обвинение в шпионаже в пользу Венгрии. Ему инкриминировались частные разговоры с представителями ульяновской интеллигенции, в которых мелькали политические темы и рассуждения о жизни за границей. Еще бы несколько лет спустя, и Николай Алексеевич схлопотал бы за такие беседы реальный срок или чего похуже, а так его всего лишь выдворили за пределы СССР.

Разные люди, разные судьбы – а дом один.