Евгений Резепов
Экосистема острова Борок на северо-востоке Куйбышевского водохранилища изолирована уже более полувека.

Раньше на остров Борок мальчишки плавали ловить зеленых ящериц, которых сажали на лацкан пиджака или воротник рубашки. Ящерица часами сидела неподвижно, словно изящная изумрудная брошь. Это был шик: с такими “брошками” ходили на танцы в клуб села Никольское-на-Черемшане.

Но с тех пор, как на острове появилась колония цапель, ни змей, ни ящериц на Борке не осталось. “Ни одной змеюки на острове не заметите. Всех ваши цапли сцапали”, — кричит рыбак Сергей, управляющий моторной лодкой. “Любимая пища цапель!” — отвечает орнитолог Михаил Корепов. Он рассматривает Борок в бинокль и вздыхает: когда он видел остров в первый раз, тот был явно больше. Борок с каждым годом уменьшается в размерах. “На острове все подъели и летают теперь в поисках живности за тридевять земель! — продолжает Михаил и показывает на цаплю, скользящую в небе. — Вон полетела!”


Фото: Андрей Семашко
На царицу острова — цаплю — орнитолог Михаил Корепов смотрит снизу вверх

С залива гнезд цапель не видно. Можно проплыть вокруг всего острова и не догадаться, что на нем живет самая крупная в Поволжье колония серых цапель.

Остров находится в центре Черемшанского залива. На карте этот клочок суши обозначен как Красноярский, но местные зовут его “Борок”. Когда-то остров был высоким участком поймы реки Черемшан на окраине села Красный Яр. Но после создания Куйбышевского водохранилища Никольское-на-Черемшане и Красный Яр, жителей которых переселили на берег водохранилища, оказались на дне. А возвышенность с сосновым бором превратилась в остров, на котором уже более полувека развивается изолированная экосистема. “Фауна на Борке обедненная, так как нет связи с берегом, — объясняет Михаил. — Зато много разных птиц”.


Фото: Андрей Семашко
Борок на горизонте!

А для Сергея поездка на остров все равно что посещение родных могил. И дед, и прадеды его когда-то жили в деревне, покоящейся на дне залива. Он слушает объяснения Михаила и ворчит: “Ваших цапель даже есть нельзя, рыбой воняют!”

С воды Борок похож на огромную изумрудную корзину. Мы приближаемся: вот уже можно различить прибой, лижущий берега острова. Стая птиц поднялась с затопленных коряг. Крачки. Но спугнула их не наша лодка, а пролетевший орлан-белохвост.

Вид у острова дикий. Упавшие в воду деревья не дают причалить к берегу. “Я помню, эти деревья стояли далеко от берега. Остров тает просто на глазах”, — сокрушается Михаил. “Мы когда ночевали на острове, то разбивали палатку вот здесь — рядом с берегом, а теперь это место под водой”, — подтверждает слова коллеги Виктория Краснобаева.


Фото: Андрей Семашко
Под гроздьями гнезд цапель любому гостю острова находиться небезопасно

БЕЛЫЕ ДЕРЕВЬЯ
Наконец Сергей причаливает к берегу рядом с рухнувшей в воду огромной березой. Когда-то она служила маяком для рыбаков. Дерева больше нет, а привычка осталась: недалеко стоит грубо сколоченный стол, видна яма для свежепойманной рыбы. Пока мы оглядываемся, Сергей выгружает вещи из лодки. Ему нужно возвращаться домой, но вечером он приплывет за нами. На прощание предупреждает: не пугайтесь, если вдруг прибой вынесет кости или череп. Все ж таки вместе с селами и кладбища затопили.

Михаил дотошно проверяет экипировку: бинокль с десятикратным увеличением, спутниковый навигатор с координатами самых крупных скоплений гнезд цапель, железные когти-кошки и страховку, чтобы лазить по деревьям, фотоаппарат. Полевой дневник он прячет в нагрудный карман вместе с карандашом. Разворачивает видавший виды зеленый прорезиненный дождевик: пуговиц на нем нет, рукава дырявые. Орнитолог объясняет, что лучше быть похожим на огородное пугало, чем попасть под “душ” помета цапель. Так птицы незваных гостей прогоняют. “И еще, — возясь с дождевиком, предупреждает Михаил, — если есть вопросы, лучше задать их сейчас, в колонии цапель беседовать будет сложно: они поднимут страшный гвалт, пытаясь нас прогнать. То же самое они делают при появлении любого хищника. Потому и селятся колониями. Так что когда услышите невообразимый гвалт, на одежде появятся белые отметины, а дышать будет нечем — значит, мы уже в колонии”.


Фото: Андрей Семашко
В переполненном гнезде цапли яблоку негде упасть

Оглядев нас и кивнув напоследок, Михаил скрывается в буйных зарослях крапивы. Вот о крапиве он не предупредил! А жжется она тут даже сквозь рукава! Тропы нет. Спастись от высокой и густой крапивы, которая хлещет даже по лицу, невозможно. Постоянно спотыкаешься о какие-то коряги, перелезаешь через поваленные замшелые стволы. Уворачиваешься от “занавесей” паутины, опутавшей кусты бузины. Вот теперь действительно становится ясно, что по этому острову годами никто не ходит.

Все начинают кашлять от разлившегося в воздухе зловония — это значит, что мы приближаемся к гнездовьям. Еще через несколько метров натыкаемся на абсолютно… белое дерево. Колония совсем близко: это ведь из-за птичьего помета несчастное дерево поменяло цвет. Здесь, в глубине острова, сконцентрировано около 500 гнезд серых цапель. И почти в каждом — по четыре птенца!

Все чаще попадаются сосны — именно на них в основном селятся цапли. Причем белые стволы деревьев теперь встречаются на каждом шагу. Судя по всему, мы уже на месте: над головой то и дело проносятся тени больших птиц. Огромные крылья, устрашающие длинные клювы… Они совсем непохожи на тех смешных и симпатичных цапель, которых мы привыкли видеть на страницах детских книжек. Неприятное и резкое карканье переходит в сплошной рев. Михаил показывает на цаплю, кружащуюся над гнездом: “Вот — над нами жилое гнездо. Крапива под ним обгажена. И само гнездо белое. А вон в том гнезде — сразу три птенца”. Виктория показывает на другое гнездо, из которого доносится шум. В нем четыре птенца и две взрослые цапли. “Да их там битком!” — улыбается орнитолог.


Фото: Андрей Семашко
Вот из такой скорлупы, которая валяется под деревом, эти птенцы и появились на свет

Заполненность гнезд орнитологов радует: значит, островная колония цапель по-прежнему стабильна. Вот в колонии цапель в Старомайнском заливе, где этим летом Михаил и Виктория работают на биостанции, динамика отрицательная: из ста гнезд осталась лишь половина. Цапля не является редкой птицей, она не занесена в Красную книгу. Поэтому для цапель стало благом, что в 1989 году остров Борок признали особо охраняемой территорией и памятником природы Ульяновской области. Но этот памятник природы не финансируется, его никто специально не охраняет. Колонию цапель спасают воды залива, сплошные дебри и сами птицы.

ГОЛУБАЯ СКОРЛУПА
“Цапли обычно гнездятся в камышах, — рассказывает Михаил. — А тут, на острове, они вьют гнезда на деревьях. Особенность этой колонии в том, что цапли селятся не только на соснах, но и на березах, дубах и липах. Где вы еще такое увидите? Ну-ка, поберегитесь!” Кажется, что среди ясного дня пошел сильный дождь. У всех нас на спине, плечах и руках появляются дурно пахнущие отметины. Это напуганные цапли стреляют пометом из гнезд. Ясно, что хозяева нас прогоняют. Их шумный гвалт похож на лягушачий хор. К нему примешивается чавканье и крики, которые сопутствуют драке. Это птенцы в гнездах дерутся из-за принесенной родителями рыбы.

Основная задача орнитологов на Борке — провести учет. Деревья с гнездами похожи друг на друга своим белым окрасом. Чтобы дважды не посчитать одно и то же, каждое дерево обматывается… туалетной бумагой. Но сегодня Михаил ограничивается визуальным осмотром гнезд. А Виктория внимательно глядит под ноги, оценивая осколки голубой скорлупы. Почему яйца цапель голубого цвета — до сих пор загадка. Скорлупы здесь много, она хрустит под ногами, так же как и рыбные кости, которые выпали из гнезд.


Фото: Андрей Семашко
Михаил Корепов считает маховые перья выпавшего из гнезда слётка цапли: все целы, летать будет!

Раньше колония находилась в другом месте острова. Но из-за высокой концентрации азотистых соединений, содержащихся в помете цапель, не выдерживают деревья. Они гниют и падают. По сути, цапли сами уничтожают места своих гнездовий. Сейчас на месте прежней колонии — поросший высокой травой пустырь. “А в центре этой колонии почва закислена так, что даже крапива уже не растет, — констатирует Михаил. — Мы привозили на остров орнитолога из Германии, так он сравнил цапель с птеродактилями из фильма “Парк юрского периода”. Но так далеко мы с ним не заходили! Смотрите, на дубах даже по девять гнезд. Мы в центре колонии!”

Страшный гвалт цапель похож на шумовую атаку, у нас с непривычки закладывает уши. Любопытные птенцы высовывают головы из гнезд, рассматривают нас. Людей они видят первый раз в жизни, потому и не боятся. Вообще, цапли на острове никого не боятся. Хотя рядом с ними проживает пара орланов-белохвостов. Но хищники цапель не трогают. Почему — неизвестно. Это еще одна загадка для орнитологов.


Фото: Андрей Семашко
Эта сучковатая сосна, по которой к гнезду цапли карабкается орнитолог Михаил Корепов, начала расти, когда Борок еще не был островом…

Гнезда у цапель большие, лохматые, будто сложенные из сена, и выглядят довольно неряшливо. Михаил говорит, что цапли и старые гнезда используют, и строят новые. Внутри колонии цапли конкурируют, ссорятся из-за пищи, чужих птенцов не кормят, но объединяются для защиты от хищников. Зимовать отсюда они улетают в Причерноморье. А те, кому не хватает сил на перелет, остаются на острове и погибают. Цапли вообще-то часто становятся жертвами паразитов, так как поедают больную рыбу. А под гнездами нередко можно найти мертвых птенцов, выпавших или вытолкнутых братьями из гнезд в борьбе за пищу. И они же часто становятся пищей для лис, которые караулят своих жертв.

Но все эти наблюдения орнитологов за цаплями острова Борок отрывочны. Виктория рассказывает, как вчера на биостанции вблизи села Старая Майна она водила студентов-биологов в колонию цапель. Вот где ведется многолетний мониторинг. Даже экскурсии для туристов организуются. Цапель можно наблюдать и с берега, и с лодки. А на Борке не разгуляешься. Наблюдение колонии на острове затруднено из-за труднодоступности.

ПАДЕНИЕ ПТЕНЦА
Виктория занимается цаплями с 2012 года, так что удивить ее чем-то трудно. Правда, в гнездо цапли она никогда не поднималась. Обычно это делает Михаил. Вот и сейчас, нацепив на ноги кошки, он карабкается на сосну, чтобы осмотреть гнездо. Чем выше поднимается Михаил, тем больше градус переполоха внутри колонии.

“Ой! — вдруг кричит Виктория. — Падает! Падает!” Она показывает не на ту сосну, по которой карабкается ее коллега, а на соседнюю. Молодая цапля свесилась из гнезда, в ветках которого запутались ее лапы, машет крыльями. Судьба цапли предрешена. Последний пронзительный крик и… гнездо вместе с цаплей обрушивается вниз. Мы быстро находим ее в зарослях крапивы. Удивительно: не сразу узнаешь эту большую птицу в маленьком сжавшемся комочке. Осторожно поднимаем цаплю, которая разражается карканьем, и выносим ее на солнце. Цела ли бедняга? Виктория внимательно осматривает птицу и говорит, что ей несказанно повезло: никаких серьезных повреждений. Михаил наконец спускается с дерева, подбегает к нам, разворачивает крылья птицы как большой веер: “У нее наполовину раскрыты маховые перья. Вроде все цело. Это слёток еще”. В руках Михаила цапля снова каркает. “Просто редкий случай! — теряет невозмутимость Михаил. — Обычно в колонии птенцы падают во время сильного ветра, когда деревья шатаются. А эта просто из любопытства оступилась. Или за рыбу боролась, которую мать принесла. Мы, конечно, часто находим выпавших птенцов. Но такого большого, да еще чтобы падение произошло на наших глазах — такое случается впервые!”


Фото: Андрей Семашко
Долговязая цапля даже не представляет, героем какого количества загадок, пословиц и скороговорок она является!

Михаил снова и снова осматривает свалившегося с дерева птенца. Птица почти взрослая, может самостоятельно перепархивать с ветки на ветку и хватать корм, может подбирать остатки корма, выпавшего из гнезд. Если не станет в ближайшие дни добычей лисиц, которые патрулируют колонии, то вероятность выжить есть. “Мы брали птенцов цапель на биостанцию, — вспоминает Михаил. — Пытались кормить и консервами, и вареной рыбой. Но птенцы на биостанции не выживают. Родители кормят птенцов полупереваренной пищей, которую они приносят в зобу. Поэтому каких-то ферментов не хватает в нашей пище. У этого слётка шансы есть. Крылья целы, еще немного — и маховые перья до конца раскроются, мышцы нарастут. Да и побережье недалеко”. Михаил бы поднялся на сосну, с которой упал слёток, но ее ствол слишком тонкий, да и гнездо, располагавшееся на длинном и тоже тонком суку, обрушилось и валяется на земле…

Лет семь назад Михаил и Виктория по неопытности взяли бы молодую цаплю на биостанцию. Но сейчас считают, что лучше ей остаться в колонии. Не стоит вмешиваться в ее судьбу. Какой бы она ни была. Орнитологи осторожно опускают цаплю на землю, и та прячется за деревом, с которого она упала. Будем надеяться, что цапле удастся выжить.

Через минуту мы находим еще одного полуживого птенца с рыбой в клюве. Огромный карась птенца и погубил: из-за тяжелой рыбы птица выпала из гнезда. Так что можно представить, какие схватки разгораются на верхушках деревьев. “Жизнь цапель на острове сконцентрирована, и все ее явления — тоже. В том числе смерть. Это естественный процесс, на самом деле таких случаев много, мы просто их не видим”, — успокаивает нас Михаил. Но история с молодой цаплей не дает покоя. Этот эпизод для колонии останется незамеченным. Родители слётка искать не будут — им это несвойственно.


Фото: Андрей Семашко
Никогда не забывает Николай Музуров, как в далекие 1930-е мальчишкой с холма, поросшего сосновым бором и ставшего потом островом, ведерками носил подснежники для одноклассниц. А потом плавал на Борок за цветами для будущей жены

Виктория с самого начала путешествия по острову собирает букет из перьев цапель. Есть в нем и маховое перо, выпавшее из оперения нашего слётка. Сегодня вечером она расскажет студентам, проходящим практику на биостанции, как увидела падение цапли из гнезда. “Будем надеяться, что шанс у нее есть!” — повторяет все время девушка.

Нам пора возвращаться к берегу и ждать лодку. Идти тяжело. Ни тропинок, ни дорожек здесь нет. Всякая хозяйственная деятельность на острове запрещена. Туристам посещать остров не рекомендуется. Примитивный деревянный столик, неподалеку от которого мы высадились, единственный признак цивилизации. Мы сидим на берегу, ожидая Сергея, и наблюдаем, как тянутся по небу с разных сторон к острову Борок цапли.

“Вот спрашивают, зачем нужно изучать цапель, — рассуждает Михаил. — У нас не так много птиц, которые гнездятся на одном участке. Поэтому важно охранять места, где птицы концентрируются. Изучать их биологическое приспособление к выживаемости. Мы до сих пор не можем точно сказать, почему цапли выбрали остров Борок. Но можем утверждать, что цапли сильно воздействуют на природу. На древостой, на рыбные запасы, которые они уменьшают незначительно. Жаль, если остров будет продолжать сокращаться. Тогда и уникальная колония цапель исчезнет. А ведь цапли — эстетическое украшение любого водоема”.

Небо затянуло тучами, начался ливень. Когда моторная лодка наконец пришла за нами, мы уже промокли насквозь. Я сообщаю Сергею, что ни одного пресмыкающегося на острове мы действительно не увидели. “Даже на берегу всех гадов пожрали эти долговязые, хоть за это им спасибо, — ворчит хозяин лодки. — Как бы без рыбы не оставили”. Но здесь он не прав. На дне лодки лежат большая щука и жирный судак — сегодняшний улов Сергея…


Фото: Андрей Семашко
Выброшенным волной на берег залива со дна водохранилища предметам быта затопленных деревень, в том числе Красного Яра, не найти себе уже места в новой жизни, только стать грустным напоминанием…

ИСЧЕЗАЮЩИЙ ОСТРОВ
Когда Людмилу Михайловну Борисову — хозяйку и основательницу частного музея “Усадьба Раздолье” — спрашивают, где раньше стояло село Никольское-на-Черемшане, которое посещали писатели Сергей Аксаков и Владимир Соллогуб, она показывает на остров Борок. Коллекция старых вещей, вынесенных водой, хранится в стенах отданной под музей бревенчатой избы. Помогал обустраивать музей Александр Семенов. Он руководит бригадой, которая сносит в новом селе старые постройки, перевезенные из Никольского-на-Черемшане и Красного Яра. И после разбора очередного дома Александр обязательно приносит в музей какой-нибудь раритет.

К острову Борок у Семенова свое отношение. Только здесь жители села брали ивовый прут для плетения корзин. Александр ходил за прутом зимой по льду, плавал за ним осенью на лодках. И ящериц он привозил с острова. А еще ранней весной доставлял с Борка подснежники: в Никольском-на-Черемшане за первыми цветами отправляются на остров по весеннему льду.

Сосед Александра — 90-летний школьный учитель Николай Александрович Музуров — помнит, как еще в 1930-е годы мальчишкой вместе с одноклассниками ходил к деревне Красный Яр. В середине марта сосновый бор на верхушке холма солнце прогревало так, что снега уже не оставалось. И тогда можно было найти целые поляны подснежников. А теперь остров с поселившимися на нем цаплями тает с каждым годом.

В частых вечерних спорах Александр доказывает своему соседу, что остров сократился уже наполовину, а старик настаивает, что на две трети. “Я не доживу, а ты увидишь, как от Борка один шиш останется”, — пророчит Николай Александрович. Верить в это не хочет не только Александр, но и патриот села Павел Александрович Устинов. Времена великого переселения он помнит смутно. Зато вспоминает, как сотни раз плавал вокруг острова на лодке. Павел Александрович тоже щеголял с зеленой ящерицей на воротнике. Рядом с селом Никольское-на-Черемшане ящерицы были коричневые. А на острове — словно выточенные из изумруда. “Ну настоящая брошь!” — улыбается он.


Фото: Андрей Семашко
С берега Черемшанского залива видно, как линия острова Борок с каждым годом уменьшается

Когда на месте Красного Яра появился остров, то переселенцы вывозили с Борка сосну для строительства домов на берегу водохранилища. Причем в огромных количествах: зимой по льду, летом на лодках. На Борок ездили за ягодами и грибами. Каждую весну на остров местный колхоз и жители переправляли телят на плотах. Выгоны там были отменные. С острова же на плотах вывозили огромные стога накошенного сена.

Первым, кто понял, что жизнь острова зависит от сохранности леса на нем, был Николай Романович Позин — бывший механик и местный Кулибин. Он смастерил мини-трактор, который рыбаки на лодках переправляли на остров. Во вспаханные трактором борозды лесхоз сажал сосенки. Вся северо-восточная часть острова была засажена соснами вручную.

Помнит Павел Устинов и рыбацкий стан на острове. С лодками, ледником для рыбы, конюшнями для лошадей. Рыбу с острова перевозили на склад рыболовецкого колхоза. Начальником склада был отец Павла Александровича. Как-то Павел с двумя товарищами на отцовской лодке отправился в начале лета на Борок. Там их застал шторм. Три дня Павел с друзьями “робинзонили” на острове, запекали в костре вороньи и грачиные яйца. Добраться до яиц цапель не смогли — высоко. Мальчишки сделали шалаш из веток осины и липы, постель смастерили из травы. Вернулись с острова живыми и здоровыми. “Но долго потом меня отец с ремнем по пирсу гонял”, — смеется Павел Александрович.

Да и рыбаки нередко спасались от внезапно налетавших штормов на острове. Тогда-то они и выяснили, что цапли не годятся для еды — пахнут рыбой. Так что птиц, поселившихся на острове в начале 1970-х годов, не трогали. А прежде полными хозяевами Борка были вороны и грачи.

Павел Александрович даже придумал герб села — с цаплей в центре. Но Геральдический совет Ульяновска утвердил другой вариант: замок со знаменами и княжеской шапкой, заимствованными из полного герба князя Александра Даниловича Меншикова — бывшего владельца этих земель. Павел Александрович никому ничего доказывать не стал — утвердили, и ладно.

И, кстати, в отличие от орнитологов, Павел Александрович считает, что знает ответ на вопрос, почему цапли облюбовали Борок. Когда затапливали долину реки Черемшан, то, спасаясь от воды, многочисленные змеи и ящерицы сползлись именно сюда. Ими кишел весь Борок. Вот цапли и обосновались на острове…